Евгений Крыжановский - От аншлага до «Аншлага»
− Ну, что, гол?!!
− Го-о — ол, — кричит дядька. Все начинают обниматься и целоваться. И хоть концерт с треском провалился, все зрители были очень довольны.
Кто выиграл войну
В 80–х годах в Беларуси одна среднеазиатская киностудия снимала фильм о войне «Снайпер Алия». Об их национальной героине девушке-снайпере по имени Алия. Главную роль играла жена режиссера-постановщика. Я должен был сыграть эпизодическую роль немецкого пленного. Но по финансовым причинам вся массовка забастовала и отказалась сниматься. Для съемочной группы это означало катастрофу. И они нашли выход. Мне было предложено, за дополнительную плату, сыграть сразу более 10 эпизодов. Я, как порядочный штрейкбрехер, согласился на свою голову. Меня и несколько раз перегримировывали и клеили то усы, то усищи, то бороду. Ставили то спиной к камере, то в профиль, то сидя, то лежа… Я был «Фигаро здесь, Фигаро там» в гимнастерке… Потом я посмотрел этот эпизод в кино… Это был настоящий авангард. Из штаба выходит снайпер Алия и стоящий на часах рядовой Крыжановский отдает ей честь. Она идет дальше, и мимо нее на повозке проезжает пожилой ездовой Крыжановский с обвисшими усами. Дальше Алия проходит мимо рубящего дрова бородатого сержанта Крыжановского, а за углом спиной к камере полуголый лейтенант Крыжановский обливается водой. Переступив через накрытого плащ-палаткой спящего солдата Крыжановского, Алия идет мимо палатки, где брюнет, капитан Крыжановский с усиками и в очках, допрашивает пленного небритого Крыжановского-немца… Феллини отдыхает.
Короче, по фильму получилось, что войну выиграла снайпер Алия и солдаты Крыжановские…
Самый сложный экзамен
Будучи студентом театрального института, я всячески отлынивал от такого предмета как танец. Педагог, Рахиль Георгиевна, профессионал, заслуженная артистка республики, влюбленная в свой предмет, предупредила, что если я не изменю свое поведение, то к госэкзамену допущен не буду. А от этого зависело и распределение. Поэтому я набрался наглости и заявил, что буду самостоятельно готовить танцевальный номер (что в принципе не делается). Педагог внимательно посмотрела на меня и сказала: «Ну, ну…».
Час расплаты настал через месяц (естественно, что никакого танца я не готовил). В переполненном актовом зале театрального института мы сдавали госэкзамен по танцу. Я, оборзев в конец, за час до экзамена, взял в фонотеке музыку Гершвина. Надел лосины, чешки, на голову повязал какой-то платок. Когда назвали мою фамилию, я вышел на сцену, поклонился и громко произнес:
− Самостоятельная работа — «Танец молодого дельфина».
Звукорежиссер пустил фонограмму…
Никакими словами невозможно передать те па, антраша, батманы и остальные телодвижения, которые я выделывал, пытаясь спастись от неминуемого краха. Когда этот ужас закончился, в полной тишине раздался голос председателя комиссии:
− Летающая табуретка…
Первые гастроли
Первые наши гастроли проходили в белорусском городе Гомеле. Из экономии мы взяли билеты в плацкарт (ехать недалеко), там более что в лицо нас еще никто не знал. Как-то само собой организовался стол, начались истории, байки, анекдоты… Пока доехали до города Бобруйска стол»«обеднел». Бросили на пальцах, кому бежать за добавкой — выпало мне. Я выскочил на станции и понесся по перрону… В это время к нашим ребятам в вагоне подошел парень и попросился посидеть с нами, так как мол он сидит за стенкой с какими-то бабушками, скучища, а у нас тут смех, шутки, веселье. В качестве «входного билета» он поставил на стол 3 бутылки пива. Ребята согласились, завязалась беседа. Парень спрашивает:
− А вы кто такие? — нас же еще в лицо не знали. И «христофоровцы» не сговариваясь, говорят:
− Мы врачи-психиатры, больного в Гомель везем, — и показывают за окно, где я ношусь по перрону в поисках «того самого».
− А как же вы его выпустили, если он больной?
− Дело в том, — говорят ребята, — что он не знает, что он больной. Мы тоже без халатов, просто контролируем ситуацию, чтоб ничего не произошло…
В это время я возвращаюсь в вагон, вижу у нас новое лицо (а настроение-то у меня уже «приподнятое») и этак игриво, щелкая каблуками говорю:
— О, у нас гости! Разрешите представиться, милостивый государь, Евгений Крыжановский, повелитель сцены и кулис!
Этот парень всю дорогу не сводил с меня глаз… А я, чувствуя к себе такое пристальное внимание, и стихи читал, и классиков цитировал, в общем, выпендривался как мог… И только по приезду в Гомель ребята признались мне — кем я был в глазах того парня. Я их чуть не поубивал за это…
Палялейки
Эта история произошла с замечательным купаловским артистом Павлом Филипповичем Дубашинским в городе Орше. По утрам мы играли сказку «Аленький цветочек», по вечерам — спектакль для взрослых «Верочка», а по ночам… сами понимаете. Долгие посиделки, застолье до утра, смех, шутки, бесконечные споры, разговоры и воспоминания. Гастроли, одним словом.
В один из таких вечеров, заняв у Стефании Михайловны Станюты денег для удовлетворения «творческих» потребностей, мы собрались в номере Павла Филипповича. Надо сказать, выпивать с Павлом Филипповичем было одно удовольствие. Он был просто кладезь историй и актерских баек, его жизненный личный и актерский опыт был настолько богат, что мы, молодые артисты, слушали его раскрыв рты.
В этот вечер Павел Филиппович был просто в ударе. Истории и анекдоты сыпались, как из рога изобилия. Естественно, вино тоже лилось рекой. Мы несколько раз посылали «гонца» в гостиничный ресторан за добавкой… И вот настал момент, ради которого я и пишу этот рассказ.
Увидев, что «контингент» созрел, Павел Филиппович окинул нас пытливым взглядом и, убедившись, что мы уже в той, нужной для него, кондиции, произнес:
− Я попрошу внимания, господа артисты, сейчас я прочту вам свой рассказ, который еще никогда никому не читал…
И добавил:
— Вещь серьезная.
Надо сказать, что к такому повороту событий мы не были готовы. Одно дело анекдоты, хохмы, байки, и другое — рассказ, да еще серьезный… Больше того, мы ведь даже не догадывались, что Павел Филиппович занимается литературным творчеством. Однако, мы находились в гостях у прекрасного и любимого нами артиста, поэтому отказаться не могли, хотя, честно говоря, настроены мы были совсем на другое.
Павел Филиппович отошел в угол комнаты, скрестил руки на груди, поднял глаза вверх и через паузу трагическим голосом произнес:
− Палялейки…
Как потом выяснилось, Палялейками назывался заброшенный белорусский хутор на котором жили два мужика Анисим и Григорий. Я уже не помню, по каким причинам эти два дядьки остались одни, помню только, что герои рассказа постоянно, будучи в конфликте между собою, все же помогали друг другу, и отношения между ними были очень теплые. Короче, это была бесхитростная история об одиночестве двух не молодых уже людей. Особого сюжета и интриги в ней не было, по части литературы рассказ напоминал что-то уже давно слышанное и виденное на белорусском радио и телевидении.
Но Павел Филиппович разошелся не на шутку. Как на сцене во время выступления, он жестикулировал, произносил текст с паузами и с интонациями, забывая, что перед ним не благодарные слушатели, а хорошо подпитые артисты, «выдавая на гора» весь свой талант… Мы начали давиться от смеха, но так как понимали, что в такие моменты мешать артисту нельзя, сидели красные от натуги и не глядели друг на друга, чтобы не грохнуть от хохота и сорвать выступление…
Когда же Павел Филиппович, не забывавший, кстати, отпивать от полного стакана, закрывал глаза и делал мхатовские паузы, мы быстро переглядывались и корчили друг другу смешные рожи, еле сдерживаясь от приступов смеха…
И вот, наконец, когда мы уже чуть не попрокусывали себе губы от сдерживаемого хохота и уже просто сползали со стульев с одним только желанием — любой ценой доползти до туалета, Павел Филиппович, ничего этого не замечающий, дошел до финала своего рассказа. Он еще отхлебнул от стакана с «чарнилкай», застыл в какой-то красивой позе и с надрывом произнес последнюю фразу, по его мнению, должную вызвать у слушателей (а впоследствии и у читателей) или слезы, или, по крайней мере, глубокую задумчивость:
− Вот так они и жили… два мужика… Анисим… и Ольга!..
Я думаю, нет надобности описывать, как гостиница содрогнулась от громового взрыва гомерического хохота, а мы выскакивали из номера гостеприимного Павла Филипповича пригибаясь от летевших вслед стульев и стаканов оскорбленного в лучших чувствах нового белорусского прозаика…
Прости нас, Пал Филипыч.
Доигрался
Однажды мы поехали на выездной спектакль в близлежащий город Молодечно. Ехали на своих машинах. И я решил похохмить. У нас в программе есть номер, где выпивший артист в костюме Чебурашки попадает в прямой эфир телепрограммы «Криминальная хроника». Я надел этот костюм — меховой комбинезон, шапочку с огромными ушами и уселся за руль. Можете представить себе удивление встречных водителей, когда они видели за рулем толстую Чебураху с усами… Хохот стоял по всей трассе. Я не знаю, может какой-то шутник по мобильному сообщил на пост ГАИ, но возле Молодечно дорога была перекрыта. На асфальте лежала полоса с шипами. Милиционеры с автоматами встали на изготовку… Я затормозил. Через мегафон мне было предложено выйти из машины. И далее картина Репина «Не ждали». Пост ГАИ. Автоматы. На капоте распластанный Чебурашка… Кончилась моя эксцентрика тем, что я потом еще долго бегал по кабинетам управления ГАИ, чтобы мне вернули права, заплатил штраф за создание аварийной ситуации на дороге и дал три бесплатных концерта на День милиции…
