Мелисса Натан - Официантка
— Чудесно. Как думаешь, что мне надеть?
— Это неважно. Его больше интересует то, что под одеждой.
— И как же мне это сделать наиболее привлекательным?
— Разденься.
Они расстались возле дома.
— Что ты собираешься делать сегодня днем? — спросила Сьюки, надевая свои старые, выцветшие перчатки.
— Переписывать резюме, — ответила Кэти, пытаясь отогреть дыханием руки. — Надеюсь, я смогу заставить Джона помочь мне. А у тебя сегодня есть собеседования?
— Нет. Иду встречаться со своим агентом.
— Почему?
— Потому что кажется, что у меня еще не слишком паршивое настроение. И до депрессии далеко.
Они пожелали друг другу всего хорошего и на том распрощались.
Двадцать минут спустя Кэти открыла дверь своей квартиры, вытащила почту и повела носом, принюхиваясь, чтобы понять, что делал Джон сегодня — хорошо поработал или же все еще спал после ночной смены в баре. Если он был в форме, Кэти имела хороший шанс получить первоклассную помощь в составлении нового резюме.
Она постучалась в дверь писателя и, услышав невнятное приветствие, приоткрыла ее и просунула голову внутрь. Джон сидел у своего ноутбука, одетый в пижаму, и, возможно, писал свой новый роман.
— Хочешь кофе? — спросила она.
Черные глаза Джона взглянули на нее сквозь стекла очков.
— Привет, — сказал он, — рано вернулась с работы?
— Нет, Джон, уже три часа. Дети возвращаются из школы. Солнце скоро зайдет. Пожалуйста, постирай свою пижаму.
Он потянулся, широко зевнул, и Кэти вошла в комнату.
— Я не буду ничего делать, пока ты не сходишь в душ, — заявила она. — Когда ты приведешь себя в порядок, я приготовлю тебе тост из белого хлеба с шоколадом.
— Хорошо, ты победила, — улыбнулся Джон. — Я и так уже хотел заканчивать на сегодня. Это будет прекрасная книга, несмотря на то, что я сам об этом говорю.
— Отлично! — Девушка почувствовала тепло во всем теле. Все было хорошо, книга Джона получится замечательной, Кэти станет школьным психологом, и Дэн есть в этом мире.
— Ты работаешь сегодня ночью? — спросила она. Джон посмотрел на часы:
— Да, но намного позже. У меня есть время до полуночи.
— Ты не поможешь мне с резюме?
— И кем ты хочешь быть на этот раз? — усмехнулся Джон.
— Школьным психологом.
Она видела, как пришли в движение шестеренки в его мозгу.
— Почему бы и нет? — усмехнулся он наконец. — Чувствую себя креативным.
В это время Сьюки все еще ехала в автобусе. Поездка заняла гораздо больше времени, чем она рассчитывала. На каждой остановке находился очередной старичок или старушка, которые чинно и неторопливо вносили в автобус свою персону и покупки. Водитель принадлежал к типу водителей, которые считали, что вносят неоценимый вклад в мировую экономику, ожидая каждого пассажира.
Сьюки старалась не обращать на это внимания. Она была вполне уверена, что это не стоит нервов, но глубоко внутри копилось раздражение. Эта агонизирующе-медленная поездка была последней каплей, она перечеркивала все то положительное, что удалось отыскать Сьюки в собственной душе, чтобы не утонуть окончательно в волне негатива. А именно такие не слишком приятные эмоции вызывала у нее теперь собственная карьера.
Она была живым дышащим клише: безработная актриса, подрабатывающая официанткой. Как же с ней это случилось? Большинство людей, по крайней мере, уезжали в Лос-Анджелес, чтобы подвергнуться такому унижению, она же не сделала даже этого. Сьюки подышала на стекло и потерла его рукой. Она прислонилась лбом к холодному стеклу и смотрела на мелькавшие мимо магазины до тех пор, пока глаза ее не закрылись.
Когда-то давно казалось, что она станет одной из тех, кому улыбнулась удача. Она сразу вошла в суматошную жизнь колледжа драматического искусства. Это не был Вест Энд, но у нее была оплачиваемая работа. Она получила преимущество, найдя первую работу, и ее агент часто названивала ей насчет проб. Не так давно она была постоянно в струе. А потом в какой-то момент все затихло. Чтобы поддерживать себя, она устроилась официанткой. Период неудач закончился, и она стала получать роли в крупных театрах, регулярно появляться на сцене. А в «периоды отдыха» снова работала официанткой — надежные деньги, хорошие чаевые, и вдобавок так Сьюки не рисковала разрушить свой подъем по карьерной лестнице, спускаясь на одну-две ступеньки вниз — соглашаясь на маленькие роли. Но на третий год такой жизни все уже было не так стабильно. Это оказался плохой год для актрис: несколько театров закрылись, а другие, по несчастливому стечению обстоятельств, ставили пьесы, в которых было всего несколько, а то и не было вовсе женских ролей.
Сьюки поняла, что с ней что-то не так, когда обнаружила, что если актеры плохо играли, она не могла больше смотреть телевизор, обуреваемая желанием бросить в него что-нибудь. Это случилось тогда, когда она и ее агент решили, что пора сменить тактику. Они представят ее заново. Она станет телевизионной актрисой вместо театральной. А потом, сделав себе имя, она сможет вернуться к своей первой любви совершенно спокойно. Однако Сьюки боялась, что это не сработает, и иногда не могла спокойно смотреть телевизор, опасаясь, что может разбить его к чертям.
Автобусное путешествие наконец закончилось. Сьюки вскочила и нажала на кнопку «выход».
В тот момент, когда она свернула на улицу, где находился офис ее агента, она почувствовала себя гораздо лучше, спокойнее. Большая красная дверь звала ее как маяк надежды. Сьюки понимала, что могла позвонить, но предпочитала увидеться с Гретой лицом к лицу. Она должна была удостовериться, что хотя бы короткое мгновение Грета разговаривает именно с ней и думает именно о ней.
Когда она вошла внутрь, ее попросили подождать, но, в конечном счете, ее все же пригласили в самый большой офис.
— Сьюки! — Грета встретила ее с распростертыми объятиями.
— Грета! — Сьюки почти подбежала к ней.
Грета вышла из-за стола, в великолепном шерстяном ярко-красном костюме-двойке, подходящем к цвету ее волос, и прижала Сьюки к груди, как заблудшую дочь. Сьюки боролась со слезами.
— Как поживает моя Вивьен Ли? — подмигнула Грета.
— Хорошо, — вздохнула Сьюки.
Грета отпустила ее, снова села за стол и набрала секретаршу.
— Два кофе, моя дорогая, крепкий и сладкий.
Она снова подмигнула Сьюки и открыла окно за ее спиной.
— Давай дадим комнате подышать, — и снова села за свой стол, заваленный грудами резюме и горой ненужных сценариев, из-за которых Грету едва было видно.
Сьюки присела на краешек кожаного кресла:
— Я просто проходила мимо и подумала, что, может быть, есть что-то, о чем мне надо знать, или…
Зазвонил телефон. Грета взмахнула рукой в воздухе, прекращая все разговоры, и подняла трубку.
— Грета. Пауза.
— Дорогая!
Сьюки сидела и смотрела. По мере того как до нее доносились обрывки разговора («у меня только мальчик», «не обращая внимания на его акцент», «изумительный Ромео»), она размышляла о том, каково быть Гретиным единственным клиентом. Иногда она чувствовала себя одним из сотен младенцев в приюте, в который Грета пришла искать «того единственного» ребенка. Это объясняло тот факт, что в Гретином кресле Сьюки часто охватывало раздражение. Пока агент издавала соответствующие ситуации возгласы по телефону, ее секретарша принесла кофе и бисквиты. Сьюки проигнорировала бисквиты — она была красивой и ухоженной актрисой, и поправляться ей категорически запрещалось. Она без энтузиазма сделала глоток кофе. После того как она целыми днями подавала различный кофе с горячим молоком, ее выводил из себя кофе с холодным молоком.
Грета закончила разговаривать по телефону, когда Сьюки уже допивала кофе.
— Новый национальный проект, — объяснила она, — фильм об эсминце «Элдридж».
Сьюки нетерпеливо подалась вперед с жадным выражением на лице, свойственным беспризорнику.
Грета мило улыбнулась ей, что почти равнялось еще одному объятию.
— Дорогая, — пропела она, — это не для тебя.
— Почему?
— Потому что им нужен тридцатилетний чернокожий парень. Верь мне. Я знаю, что делаю.
Сьюки попыталась улыбнуться.
— Так-так, неужели я вижу отчаяние на этом милом, как у Греты Гарбо, личике?
— Я ведь уже два месяца без работы, — тихо сказала Сьюки. — А скоро Рождество.
— Я знаю, дорогая моя, я знаю.
— Раньше я работала больше.
— Дорогая, — сказала Грета, явно готовясь произнести речь, — я никогда не видела Беатрис лучше твоей. Столько страсти, столько огня! А твоя Титания в Театре на открытом воздухе — изящнее не придумаешь. И твоя Розалинда — столько чувственности, столько юмора. Я не могу дождаться запроса из Национального театра, что они ставят «Макбета» и ищут его леди. Ты — следующая Джуди Денч, моя дорогая. Ты. Стоишь. На. Великом. Пути. Сьюки проглотила все это.
