Пелам Вудхаус - Переплет
— Мы часто виделись в Нью-Йорке, два года назад, — виновато, как и требуется от хорошо вымуштрованного жениха, сообщил Пэки.
— Да-а, задавали мы тогда жару, — ввернул виконт ненужную сноску. — Покутили на славу. Поставили замшелый городишко на уши.
Глаза его, чуть выпучившиеся от несравненной красоты на столь близком расстоянии, перестали смотреть на Беатрису. Интересно ему было с Пэки, старинным его другом.
— Домой, значит, добрался нормально?
И, весело хохотнув, обернулся к Беатрисе, расплываясь в улыбках как человек, делящийся чудесными новостями.
— Когда я в последний раз его видел, он скакнул в окошко бара, а два полисмена сиганули за ним следом. Эх и здорово мы развлекались! На всю катушку! А помнишь, Пэки, тот вечерок, когда…
— Вик, ты куда-то уезжаешь? — торопливо перебил Пэки.
— Да, конечно. А помнишь…
— Куда же?
— В Сен-Рок. Поездом в 16.15 на Саутгемптон.
— Вот как? — Пэки испустил вздох облегчения. — Сомнительно. Может, ты случайно не заметил, но сейчас уже 16.14.
— У-ух! — вскрикнул виконт и исчез будто скользнувший в тину уж.
Паузу, во время которой теплый летний денек заметно похолодал, нарушила Беатриса.
— У тебя много жутких знакомых.
— Да нет! Вик — нормальный парень.
— Судя по слухам, не могу с тобой согласиться.
Носильщик открыл ворота. Они вошли в пустое купе первого класса, и Пэки занял позицию в дверях, отбивать атаки назойливых пассажиров.
Он погрузился в задумчивое молчание, только что догадавшись, что встреча с виконтом де Блиссаком всколыхнула в нем явственный приступ того, что древние феки называли pathos, — внезапную и прискорбную ностальгию по прошлому, достойному всяческого порицания.
Пэки изо всех сил сражался с этим чувством. Возмутительно, твердил он себе, что жених такой изумительнейшей девушки еще ропщет на судьбу. Да, правда, они с Виком недурно развлекались в прежние денечки, но насколько же счастливее он сейчас, когда его перевоспитывает первая красавица Англии.
Помогая себе подавить неуемную тоску, всколыхнувшуюся от встречи со старым приятелем, Пэки, потянувшись к Беатрисиной руке, ласково пожал ее.
— Это будет крайне полезно для тебя, — заключила Беатриса, и Пэки спохватился — из-за своих мечтаний он прослушал ее последнюю фразу!
— Извини, я тут отвлекся… О чем ты говорила?
— Я говорила про то, как мне хотелось бы, чтобы ты подружился с кем-нибудь достойным. Например с мистером Эгглстоном. Тебе нужны именно такие друзья.
— Ладно, звякну ему как-нибудь…
Он отвернулся, сурово воззрившись на мистера Уизерспуна, норовившего пронырнуть в купе, и настолько грозен был его взгляд, что тот прошел дальше вместе с миссис Уизерспун и четырьмя детишками на буксире — Перси, Берти, Дейзи и Алисой.
— …в четверть пятого, — договорила Беатриса.
И снова Пэки обнаружил, что он что-то упустил.
— Прости, не понял!
— Мистер Эгглстон хочет встретиться с тобой сегодня, без четверти пять, в вестибюле отеля «Нортумберленд». Он приглашает тебя на чай.
— Что?!
— И пожалуйста, постарайся подружиться с ним. Он чрезвычайно интересный человек. Принесет тебе массу пользы.
На жизнерадостное лицо Пэки набежало облачко.
— Мне что, в самом деле тащиться туда и гонять чаи с этими бакенбардами?
— Не смей называть его бакенбардами! Да, придется. Чем чаще ты будешь с ним встречаться, тем лучше. Такой друг удержит тебя от всяких проделок!
— О чем ты? — удивился Пэки. — Каких таких проделок?
— Ты сам прекрасно знаешь. Не успею я повернуться спиной, как ты, оказавшись на свободе, непременно отколешь какой-нибудь номер… попадешь в переплет.
— И в мыслях не имел…
— А помнишь, что стряслось два месяца назад, когда я уезжала в Норфолк?
— Да я же объяснил! Детально. Я случайно замешался в толпу гостей…
— Правильно. Вот я и не хочу, чтобы ты опять куда-то замешался. У меня дома очень расстроились. Ты же знаешь, как щепетильны мои родители.
Пэки покаянно покивал. Современная свобода нравов никак не затронула графа Стейблфорда и его супругу.
— А тетя Гвендолин обозвала тебя висельником и вертихвостом.
— Как-как она меня обозвала?
— Висельник и вертихвост.
Пэки заносчиво распрямился. Замечания и критику от своей нареченной он готов был принять, но когда еще и ее изъеденные молью родственнички распускают языки…
— Мне все равно, что болтает эта обожательница кошек и подтасовщица пасьянсов, — с достоинством, которое ему очень шло, ответил он. — А вот мое маленькое посланьице ей. Можешь ей передать, что… Хотя нет, ладно, лучше не надо. Передай ей только мой жаркий привет и добавь: я надеюсь, его жар ее задушит!
Приостановив собственный поток красноречия, Пэки кинулся наперерез помощнику кассира по имени Бодкин, который пытался вторгнуться в купе вместе с женой Мириэм, сестрой Луиз, попугаем Полли в клетке и существом, похожим то ли на ребенка, то ли на подростка, фальшиво заверяя их, что дальше в вагоне полно мест. Его победа чуть-чуть смягчила Беатрису. Беседу она возобновила поласковее.
— Я очень надеюсь, что в мое отсутствие ты не станешь расслабляться. Пожалуйста, ходи в концерты и посещай картинные галереи.
Пэки задрожал в священном трепете.
— Пусть только кто попробует меня удержать! Да, пусть попробует!
— Тебе это так полезно…
— Да уж, кто спорит! Я прям ощущаю, как моя душа раздувается будто отравленная.
— Завтра в «Квинс-Холле» декламирует Яша Прицкий.
— Браво, Яша!
— А в Гейт-театре идет новая пьеса. Говорят, изумительная. У меня такое чувство, что если ты будешь общаться с Блэром Эгглстоном…
Пэки ласково потрепал ей руку.
— Глаз с него не спущу. Если желаешь, чтоб я распивал с ним чаи, сегодня же и начну, пока из ушей не польется. Буду липнуть к нему каждый день. Станет одеваться утром, а я тут как тут, выглядываю из левого башмака. Эге, а поезд-то уже тронулся!
Поезд, встряхнувшись, заскользил по рельсам. Пэки рысцой поспевал следом. Беатриса высунулась из окна.
— Так не забудь, почаще встречайся с Блэром Эгглстоном!
— Обязательно! Очень часто!
— Не пропусти Прицкого.
— Ни за что!
— И сходи на спектакль в Гейт.
— Непременно!
Поезд набирал скорость. Пэки сдернул шляпу и любовно стал ею махать.
— И зайди подстригись! — крикнула напоследок Беатриса. — Ты на хризантему похож!
С этим напутствием она вместе с поездом скрылась из виду.
2Пэки остался на платформе и провел рукой по затылку определяя, что там творится. Да, ясно, что Беатриса имела в виду. Волосы определенно лохматые, напоминают об Авессаломе, сыне Давидове. Поезд 16.21 отправили минута в минуту, так что у него вполне хватит времени перед встречей с этим задохликом забежать в парикмахерскую отеля «Нортумберленд».
Пэки махнул такси, испытывая нечто подобное рвению доблестного рыцаря, только что получившего повеление от дамы сердца и узревшего, что путь к исполнению его открыт.
Парикмахерская отеля «Нортумберленд», расположенная в подвале этого хорошо известного караван-сарая, — местечко, как правило, оживленное. Там весело клацают ножницы и жужжат разговоры о погоде. К удивлению Пэки, на этот раз, когда он вошел, в зале не оказалось не только клиентов, но — как ни странно — и парикмахеров. Непонятная тишина окутывала зал, и запах лавровишневой воды зловеще витал в пустоте.
Пэки находился не в том расположении духа, чтобы уделять этому обстоятельству особое внимание. Скорее он наслаждался пустынностью зала, чем недоумевал. Усевшись ждать, он целиком отдался долгим любовным размышлениям о Беатрисе, но, очнувшись через четверть часа, обнаружил, что в зале по-прежнему ни души.
У всех тайн, самых необъяснимых, существует разгадка. Незадолго до того недовольство — справедливое или несправедливое, сейчас не важно, — итак, недовольство подняло свою безобразную голову среди парикмахерского персонала, и ровно в четыре часа, объявив забастовку, бунтари отложили ножницы.
Ничего о том не ведая, Пэки недоуменно посидел в зале еще. Он уже решил бросить всю затею и пойти подстричься куда-то еще, как у его локтя задребезжал телефон.
Проигнорировать телефонный звонок — один из немногих подвигов, на какие человечество совершенно не способно. Пэки взял трубку, и его чуть не оглушил громоподобный раздраженный голос с американским акцентом.
— Алло! Алло! Алло-о! Слушайте, сколько можно звонить, чтобы добиться мелкой услуги? Давайте! Дава-айте! Если по эту сторону океана так ведутся дела, то помоги Бог Англии! Вы что, воображаете, мне делать нечего, как только сидеть и дозваниваться до вашей чертовой парикмахерской? Давайте! Давайте! Давайте!
