Виктор Суворов - Золотой эшелон

— Второй консультант по проблемам менталитета находится на телефонной связи.

— А почему не первый? — поднял бровь второй секретарь ЦК КПСС.

— Первый консультант вчера погиб в автомобильной катастрофе, произошедшей через пятнадцать минут после того, как он отбыл из здания КГБ, где давал консультацию в течение двух суток.

Второй секретарь продлил молчание, на сколько захотел. За это время Мудраков успел мысленно отправить шустрого референта на спецобработку с указанием, чтоб тот не умер до особого распоряжения. Наконец второй заговорил:

— Давайте, товарищи, поручим проведение операции «Мыло» министру обороны. Контейнер с грузом да этого агента заодно пускай доставят на внеочередное заседание Политбюро, а мы уж тут все вместе разберемся, что к чему. В теплой и дружественной обстановке. Есть возражения?

Возражений ни у кого не нашлось, и все приступили к обсуждению печатания десятитысячных купюр.

— Разрешите войти?

— Ну, войди.

Моложавый полковник лихо щелкнул каблуками и доложил:

— Товарищ генерал-полковник, полковник Зубров по вашему приказанию прибыл!

Командующий Одесским военным округом Гусев опустил на плечи щегольского полковника тяжелый взгляд.

— Гопака плясать умеешь?

— Не пробовал.

— А если попробовать?

— Сумею! — уверенно рубанул полковник.

— Сумею! — передразнил генерал. — Рапорта о переводе писал?

— Писал.

— Много?

— Много.

— Не успел в должности утвердиться, а уж рапортов написал больше, чем Высоцкий — песен. Тебе, полковник, по возрасту еще майором бы трубить, а ты уж начальник разведки Одесского военного округа. На генеральском месте сидишь. Скоро генералом станешь, штаны полосатые получишь. Я уж представление написал. Не сидится?

— Не сидится, товарищ генерал-полковник.

— Вроде я тебя не обижаю. Ценю. Выдвигаю…

— Не по мне работа кабинетная. В дело хочется. Разведчик я. Всю жизнь в деле провел.

— А генеральские штаны тебя не прельщают?

— Прельщают. Да только в деле бы, товарищ генерал-полковник! Чтобы с риском смертельным. Засиделся я.

— В дело ему хочется! — проворчал генерал. — А мне, думаешь, тут киснуть охота! Я сам боец. Весь Афган истоптал. Да только кому-то и по штабам сидеть надо! И сидим. И рапортов не пишем. А если и пишем, то не столько… как некоторые полковники. Эх, ты. Писатель. Менделеев. Герой. Павлик Морозов. Будет нам скоро всем дело! Развалили страну. Докатились. Доигрались. Достукались. В общем, так. Тебе, полковник — ответственная правительственная задача. Формируй из спецназов сводный батальон. Рыл двести-триста. Выбирай сам. Вооружай как знаешь. Боеприпасов бери вволю и в пути не жалей. Приказано: получить в порту секретный груз особой важности и доставить его в Москву. Там вас встретят прямо от Политбюро. На подготовку тебе три дня. Любую помощь — окажу. Все, что попросишь, — дам. Все управления штаба округа — в твоем распоряжении. У начтопа получи карт вдоволь. В восьмом отделе завтра получишь «охранную грамоту» и пропуска с подписями членов Политбюро. Правда, не на всей территории эти подписи признают теперь. Так что будешь прорываться.

— Прорвусь.

— А родом ты, полковник, из-под Смоленска?

— Так точно.

— Деревенька твоя на берегу Днепра, рядом с артиллерийским полигоном?

— Ага, — с некоторым удивлением подтвердил полковник.

— Так вот. Могут твою деревеньку артиллерийским огнем придавить. По ошибке. Если груз не доставишь. И мою деревеньку тоже. Я из-под Калуги, там у меня вся родня. А за выполнение боевой задачи нам ничего не обещают. Но не выполнишь — я тебя, полковник, на орудийном стволе повешу. Если ты до того момента сохранишься. А твоих гавриков всех на мыло переведу, на дефицит! Да что ты все зубы скалишь?! Рад, что из кабинета вырвался? Рад, что в дело идешь?

— Рад.

— Очень?

— Очень.

— Ну так пляши гопака, сучий сын!

Где бы ни появился Чирва-Козырь на своей машине, везде внимание ей уделяли. Обступят, смотрят, трогают. Было на что посмотреть. Машина крепко стояла на шести толстых ребристых колесах: по три с каждого борта непрерывным рядом. Чувствовалась мощь в коротком низком корпусе, и виделось, как машина эта необычная так и несется по непролазной грязи да трясине, и думалось, что и плавать такая красавица умеет: уж очень корпус ее на лодку похож, на короткую, широкую, плоскую лодку человек на пять. Каждый старался название той машины отгадать. Но не угадал никто. А водитель той машины — Чирва-Козырь в голубом выгоревшем десантном берете — гордо молчал, на вопросы публики не отвечая. Не положено солдату на вопросы всяких там отвечать. А машина называлась ГАЗ-166. На вооружение десантных войск и подразделений спецназа была принята она лет пять назад, но считалась секретной, и мало кто ее видел. Теперь же такие пошли времена, что прятать стало незачем, и появились многие секретные типы боевых машин на улицах городов да на полевых дорогах. Вот и Чирва-Козырь сидит за рулем своего ГАЗ-166, молчит, ждет. Кого ждет, чего ждет, знать никому не положено. А ждет он командира своего, полковника Зуброва, которого привез в штаб округа. Тикают минутки, нет полковника. Сидит Чирва-Козырь, времени не теряет, на бабенок поглядывает. Хороши, ух хороши бабеночки в Одессе. Так и прут, так и прут. Не дают Чирве-Козырю покоя. Сидит Чирва гордо, виду не подает и вслед не смотрит. Упаси бог. Но горит душа солдатика и рвется. Ах, рвется, и нет счастья другого в жизни, а дорваться бы, ох, дорваться бы! Ух, вон какая плывет…

— Меня не жди.

Встрепенулся Чирва-Козырь, командир рядом стоит. Чирва и не заметил, как тот появился. Но полковник Зубров не заметил отсутствия внимания у своего водителя. Не тем Зубров сейчас занят.

— Так что не жди меня, — повторил Зубров, — я пройдусь, помозговать надо.

— Есть не ждать, — рявкнул Чирва-Козырь. Взревел двигатель, сизым дымом выдохнул, качнулся ГАЗ-166 пружинисто и покатил, задрав хищную мордочку, увлекая за собой взгляды прохожих.

Полковник Зубров остался один. Было о чем помозговать.

Глава 3

Все в Одессе в одну душу уверяли, что на улицах сейчас быть опасно. Ходили слухи, что патрули озверели и палят в кого попало даже днем. Что власти мылятся драпать. Что КГБ напоследок уничтожает не только архивы, но и людей по спискам — а стало быть, по домам сидеть тоже опасно.

— Если на улице такие страсти и такие страсти дома, так я себе сяду на трамвай! — философствовал волосатенький старикашка к полному удовольствию всего вагона.

Зуброву ехать было три остановки. Лучший способ сосредоточиться — это рассеяться перед рывком. Потому он и выбрал трамвай, хотя на машине было бы быстрее. Тут было тесно и весело. Могучая дама с сокрушительным бюстом на каждом повороте обрушивалась на Зуброва, приговаривая:

— Юноша, я извиняюсь! Но это же не водитель, а кошмар. Не говоря уже за то, что мне таки подавили все помидоры, и я их держу, чтобы на вас не капать.

На передней площадке обсуждали, не исчезнет ли холерный вибрион из гавани, если коммунисты покинут город:

— Холера к холере тянется!

Сзади пацаны приспособляли старые частушки к новым обстоятельствам:

Как на Дерибасовской,Угол Ришельевской,В полшестого вечера не было воды.А старушке бабушке…

Какую участь юные хулиганы готовились зарифмовать старушке бабушке — осталось неизвестным.

— Поете, дети греха? Народ нечестивый, народ, обремененный беззакониями, племя злодеев, сыны погибельные!

Это кричал, пробираясь к передней площадке, иссушенный, весь внутрь себя втянутый оборванец в детской панамке.

— Миша! Мишу пропустите! — загомонил вагон. Миша-пророк был самым знаменитым городским сумасшедшим, личностью даже более выдающейся, чем старуха с черной курицей. Про него рассказывали, что Миша как припечатает — так потом с судьбой и не спорь. Еще председатель горсовета Синица как-то имел несчастье обратить на себя его внимание. Миша спокойно переходил через дорогу, как всегда, игнорируя светофоры, машины и прочую суету. Тут-то черная «Волга» градоначальника чуть не сбила Мишу, чем отвлекла его от размышлений. Миша поднял руку вслед удаляющейся «Волге» и проклял. Через неделю Синица был снят с должности, и вскоре пошел под суд за квартирные махинации. Более всего впечатляло то, что никто из его преемников долго не продержался и тюрьмы не миновал.

Зубров, разумеется, ничего этого не знал. Но и на него произвело впечатление, как шел Миша по переполненному вагону. Ему не приходилось укорачивать шаги.

— Земля ваша опустошена; города ваши сожжены огнем; поля ваши в ваших глазах съедают чужие…

Так он дошел до Зуброва и тут вдруг остановился и уставил на полковника корявый палец с расщепленным ногтем:

— Ты! Слушай, нечестивец! Ибо ярмо, тяготившее его, и жезл, поражавший его, и трость притеснителя его — кто сокрушит? В руки твои предает Господь сей сосуд скверны!