Джон Барт - Химера
Но на следующую же ночь, описывая в оцепенении на пароходе бесчисленные круги по озеру, он, благодаря не то Компьютеру, не то жуку Фольксвагену, сподобился поразительного прозрения. Оплакивая утрату Меропы, он вспоминает ее сравнение распечатки "Чисел" с исконным кодексом законов ее племени: в соответствии с некоторыми толкованиями, эта "Тора" являлась изначально неким хаосом разбросанных букв, которые сами по себе располагались в слова и фразы, стоило произойти событиям, этими фразами описываемым. В то же время он лениво замечает, что заметки [notes] являются анаграммой камня [stone] и наоборот и посему ("этой самой умеренной гематрией") перенапоминают о его бывшей любовнице. Вычитывая для него все эти тысячи повествовательных мотивов, предназначенных в зашифрованной форме в пищу Компьютеру - точно так же, как Полиид скармливал свои магические заговоры Химере,- она в свое время заметила: "Смотри-ка, одного тут у них не хватает: Ключа к Сокровищу. Один парень родился в семье, мужчины в которой век за веком отдавали все силы поискам некоего Тайного Сокровища, ага? И вот когда он вырастает, вместо того чтобы мотаться, как и они, по белу свету, он перечитывает в библиотеке все книги о Поисках и тому подобное и решает, что Сокровище, чего доброго, где-нибудь тут, в его доме, - наподобие метерлинковской "Синей птицы" и т. д. В ту же ночь ему снится, что в подвале его дома находится этакая большущая многокомнатная квартира, о которой он никогда и не подозревал, но по той или иной причине эта новость не очень-то его удивляет. Проснувшись, он соображает, что никакой квартиры там нет, а вот что есть - так это старая кладовка не то для инструментов, не то для запасов, в которую он никогда не заглядывал, потому что дверь в нее загораживали груды хлама, оставленные его предками, - и он абсолютно уверен, что там-то и должно быть Сокровище. И так он, не пролив и капли пота, заходит дальше, чем остальные после долгих лет приключений, опасностей и всего такого прочего. Но обнаружить местонахождение Сокровища - одно, а добыть его - совсем другое: когда он разгребает весь этот мусор, оказывается, что дверь заперта, словно подвал банка. Замок не заклинило, он не заржавел - на самом деле он очень даже хорошо смазан, - но его определенно не открыть без ключа даже лучшему в округе слесарю. Посему парень кончает тем, что ему все же приходится рыскать в поисках по всему свету, верно? Но уже за ключом, а не за сокровищем. Он проходит через обычные загадки, битвы, чудовищ, путеводные нити, ложные следы и тому подобное и в конце концов спасает некую принцессу и т. д., и в их брачную ночь она находит некий очень даже симпатичный ключ в кармане его собственных штанов. Она думает, что им следует этим и удовлетвориться, но он бросает ее, мчится назад в свою страну, в свой старый дом, стремглав влетает в подвал, отпирает дверь и убеждается, что кладовая пуста. Оставив однажды девушку и ее страну, назад вернуться он не может, не помню уже почему, и посему в отчаянии выбрасывает ключ и доживает остаток жизни как суровый старый отшельник. На смертном одре, размышляя о своих приключениях, утерянной подруге и всем остальном, он видит, что Ключ к Сокровищу и был самим Сокровищем и т. д. Образчик шовинистического мужского поклонения фаллосу, но недурная история". И сразу же, стоило ему только эту историю припомнить, как все осветилось для Брея словно серией отдельных вспышек, "словно фейерверк отразился в озере Шетоква": не "Числа", "NUMBERS", а "Заметки" - "NOTES" - настоящее заглавие его романа; 5, а не 7 - правильная его числовая основа; то, что он воспринял как фиаско, было вполне нормальной кульминацией первых трех пятых проекта - пятилетнего плана, у чьей "-точки", как он вдруг осознал, он ныне находился ("NOT относится к ES как NOTES к NOT"). Все эти безбрежные россыпи случайных букв - чудовищная анаграмма Революционного Романа, вернуть к порядку которого расшвыренные налево и направо буквы потребует ни больше и ни меньше как "перепрограммирования" Компьютера в свете этих новых прозрений.
Чтобы опробовать свою теорию, он тут же экспромтом загрузил в него немудреный список "пятерок": пальцы на руках и ногах, чувства Homo sapiens, стопы стихотворных пентаметров и "Полку классики д-ра Элиота", тона (Компьютер счастливо икнул, сглотнув это (tones) слово) пентатоники, великие книги и блага "Китая", рода "Ирландии", нации "Ирокезов" и составляющие "Британской Империи", вышеупомянутое Пятикнижие, будние дни, гласные алфавита, возрасты человека, месяцы последнего путешествия Одиссея, истории, обрамленные "Шахразадовым "Рассказом о носильщике и трех дамах из Багдада", буквы слова роман (три пятых которого и т. д.) и несколько внесерийных, с миру по нитке, таких как пентаграмма, квинтет, Пентагон, квинта, пентакль, квинтал, пентахорд, квинтэссенция. Это был сущий пустяк по сравнению с уже находившейся в машине сотней с гаком "семерок", однако и с этой скудной заправкой доблестный Компьютер изрыгнул пару замечательных наблюдений. С одной стороны, в то время как атрибутами конкретных романов являются "персонаж", "интрига" и, коли на то пошло, "содержание", "сюжет" и "смысл", Революционный Роман "NOTES", дабы преступить ограничения конкретики, призван обойтись без них; как и закодированные "NUMBERS", он не будет представлять ничего помимо самого себя, не будет иметь иного содержания, кроме своей собственной формы, никакого сюжета, кроме своего собственного развития. Сторониться он будет даже самого языка (не ясно, в пользу чего). С другой стороны, в своей "-точке" ("запятая шесть один восемь и т. д. от общей длины - словно пуп для общего роста женщины") там должен иметь место особый эпизод, близкая к совершенной модель текста-в-тексте, микрокосм или парадигма всего произведения в целом: не (как я предвкушал) рассказ "Ключ к Сокровищу", а (что как гром поразило меня прямо среди зарослей Spartina altemiflora) "история легендарного греческого героя Беллерофона; его попытка взлететь на Пегасе на Олимп, словно команда "Аполлона" на Луну; безжалостное жало его мук и долгое падение на Землю, почти как у той же команды до корабля ВМФ США "Шершень"; его одинокие блуждания среди болот - избегая следов человека, сердце снедая Сброс".
Не беда, что события в этой, по словам Брея, "квинтэссенции художественной, то есть вымышленной литературы" были лишены порядка и в общем-то весьма причудливы, как то свойственно и синопсису лекционного свитка; они явно выказывали присутствие Полиида - Полиида, чье имя я не уставал призывать и поминать - без всякого результата. Восстановив всю свою начальную убежденность, Джером Бонапарт Брей героически заключает воззвание к Исполнительному секретарю Приливного Фонда кратким перечнем ожидающих его впереди работ: в Год Е (# 1974/5), предполагая, что Фонд возобновит свою поддержку, он реконструирует и перепрограммирует Компьютер, чтобы сложить "Беллерофониаду", каковую он теперь описывает как "изысканное пятно на чистой ничтожности "NOTES"; решающий изъян, который придает совершенство моей имитации несовершенного романного жанра, подобно тому как искусная личинка Schizura unicomis подражает не безупречному листу гикори (на самом деле никогда не обнаружимому), но, и в этом ее безукоризненность, ущербной и пострадавшей от насекомых истине реальных листьев". В год S Компьютер произведет окончательную распечатку завершенного романа; за его публикацией сразу же воспоследует Вторая Американская Революция и, как и первая, потянет за собой и другие, на сей раз повсюду; Дж. Б. Брей и Г. Мэк II вновь по праву обретут законно причитающиеся им троны - поначалу монарший во Франции и Англии соответственно, а постепенно и императоров Запада и Востока; будут уничтожены все существующие запасы ДДТ, пиретрина и прочих подобных варварских отрав, а их производство на веки вечные запрещено; мир вступит в Новый Золотой Век.
Я затрепетал от симпатии к этому видению, более возвышенному в своем уповании на искупление не одного человека, а всего человечества, чем мое собственное, - и из жалости к бедному, несчастному визионеру, ибо его грезы с той же легкостью были повергнуты долу небрежно нацарапанной от руки на его прошении резолюцией, с какой я тем же самым прошением прихлопывал гнусавящую в воздухе болотную мошкару:
В архив. Забыть. Сбросить обратно в реку. Никакой нужды связываться (или отвечать). Т. Э.
Никакой помощи Дж. Б. Б. (как я тогда думал) ждать через зоны не приходилось - хотя он, может статься, мне и в самом деле помог. В печали я вновь спустил на прилив бреевский проспект и провел смурную ночь в размышлениях о моей собственной истории и стремлениях. Поутру, в нетерпении дожидаясь, когда очередной подъем воды принесет мне послание, я бродил по бережку, высушенный солнцем, просоленный морем, и пек ракушками по воде блины. Вернувшись к своему исходному пункту, я обнаружил в отмечавших высшую точку прилива водорослях, среди которых так и скакали песочные блохи, не привычный кувшин, а на диво прозрачную стеклянную бутылку, ничего похожего на которую я никогда не видал; она со всех сторон была опутана насквозь пропесоченным взморником, нашпигованным крохотными мидиями. Снаружи, оттиснутыми прямо на стекле по кругу буквами, таинственное послание: НИКАКИХ ВЛОЖЕНИЙ НИКАКИХ ВОЗВРАТОВ; внутри-сложенные листы бумаги. Трясущимися руками содрав с бутылки пробку-бескозырку, я перевернул ее вверх дном; записи не проходили через горлышко. Я отыскал под рукой достаточно прямую палочку и принялся выуживать из бутылки ее содержимое, всхрюкивая всякий раз, когда поклевка срывалась.
