Джейн Фэллон - Ты свободен, милый!
Она схватилась за живот и потащилась в кухню, где выпила соленой воды (вкус отвратительный) и переместилась в ванную, где наклонилась над унитазом и начала шумно тужиться. Смесь вчерашнего карри и соли свое дело сделала; ее даже вырвало немного — во всяком случае, лицо у нее было достаточно бледное, лоб вспотел. Хелен посмотрелась в зеркало, — она напоминала Линду Блэйр в «Изгоняющем дьявола» — тем лучше, не придется накладывать грим. Она дала Мэтью время прийти и спросить, что с ней. Он все не шел. Она открыла дверь немного шире и повторила представление. На сей раз ее вывернуло по-настоящему: соль вступила в реакцию с вином и карри. Она подняла шум до такой степени, чтобы Мэтью мог его услышать.
— Господи Иисусе. Что происходит? — услышала она сквозь собственные стоны. Есть!
Встревоженный Мэтью стоял в дверях. Она вытерла рот и повернулась к нему; все лицо было в испарине. Вонь от рвоты и карри заставили слезы выступить у нее на глазах. В общем, вид был именно такой, как она и рассчитывала. Хелен легла прямо на холодный плиточный пол. Она знала, что это пройдет, но в тот момент ей казалось, будто она вот-вот умрет, и она знала по тому, как она выглядела, что в ее искренности не может быть сомнений. Мэтью склонился над ней и, осмотрев оранжево-коричневую рвоту, спустил воду.
— Я говорил тебе, чтобы ты не ела это чертово карри. Господи Иисусе, Хелен, сегодня такой важный день! Прими душ, и тебе сразу станет легче.
И он вышел, закрыв за собой дверь.
Хелен полежала так мгновение, потрясенная. Что это такое? Прими душ, и тебе сразу станет легче? Никаких «О, моя дорогая, бедняжка, как ты себя чувствуешь?» Никаких «Отправляйся обратно в постель и не думай о том, чтобы ехать на похороны». Она с трудом поднялась на ноги. Ей нужно действовать быстро, прежде чем она снова станет выглядеть чересчур здоровой.
Мэтью был на кухне, готовил чай, насвистывая про себя какую-то невнятную мелодию.
— Я думаю, мне лучше полежать. — Хелен схватилась за живот, затем изобразила позыв к рвоте, прижав руки ко рту.
— Мы уезжаем через час.
— Мэтью, мне плохо. — Она была уверена, что он проявляет намеренную тупость.
— Ты почувствуешь себя лучше, скоро все пройдет. Вот что я тебе скажу, пойди и приляг на полчасика, а затем я включу тебе душ. Накрасишься в машине, — сказал он великодушно. Кошмар!
— Мне плохо! — Хелен снова заткнула рот и рванулась в ванную, закрыв за собой дверь и издавая громкие звуки рвоты над унитазом. Ее голова начала пульсировать от усилий, которые она прилагала к своему представлению. Она выпрямилась и посмотрелась в зеркало. Ну и видок! Лицо бледное, потное, волосы растрепаны, глаза как у панды из-за потеков вчерашней туши, бежавшей ручейками по щекам. Она выглядела как женщина, которая достигла дна, и может быть, так оно и было. Этот план должен сработать, у нее просто нет другого выхода. На лице ее появилось отчаянное выражение. Прощай, гордость. Прощай, самоуважение. Еще одна шумная сухая рвота, и она будет в норме. Она плеснула себе в лицо холодной воды, прежде чем выйти.
— Не думаю, что я смогу поехать.
— Ничего подобного. Если тебе приспичит по дороге, мы остановимся.
Не оставалось ничего другого, как снова бежать в ванную и повторять все представление снова, только на этот раз, когда она закончила и подняла глаза, рядом с ней стоял Мэтью.
— Смотри, — улыбнулся он ей. — Ты уже извергла из себя все, что могла. Сейчас у тебя просто желудочные спазмы, самое худшее уже позади.
— Мэтью, мне кажется, я умираю. — У-упс, слегка неподходящий день из всех возможных, подумала она. — Это, правда, может быть, я и перестану быть такой больной, но я гарантирую тебе, что теперь в любую минуту из меня начнет хлестать с другого конца.
Мэтью скривился; Хелен подумала было, что его пробрало, но не тут-то было.
— Прими активированный уголь, полежи в постели… — он посмотрел на часы, — минут двадцать пять. Мы сможем останавливаться по дороге. К тому времени, как мы прибудем в церковь, ты будешь в порядке.
— Нет. Я не могу ехать. Ты не знаешь, как плохо я себя чувствую.
— Не глупи. У тебя просто небольшое пищевое отравление…
— Откуда, черт побери, тебе знать, как я себя чувствую? — Хелен пришла в ужас. И речи быть не могло о том, чтобы она присутствовала на похоронной службе и столкнулась лицом к лицу с Софи и Лео. И потом, если ее не будет, Мэтью и Софи лишний раз побудут вместе и еще сблизятся. — Я чувствую себя дерьмово, ты понял?
В действительности все происходило не так, как в ее фантазиях. Она представляла, что Мэтью, увидев, как ей плохо, заставит ее остаться дома и скажет, чтобы она и думать, не смела о том, чтобы присутствовать на похоронах. Она могла бы протестовать сколько угодно. Он бы поцеловал ее и сказал, что знает, что она хочет быть там, чтобы поддержать его, но вопрос не обсуждается. Она не хотела ссориться — в особенности сегодня. Она от всей души хотела обнять его и сказать; что надеется, что это не слишком ужасно, и он почувствует себя лучше, когда все будет кончено, но теперь она не могла позволить ему думать, что сдается.
— Мне очень жаль насчет похорон, в самом деле, но я отправляюсь обратно в постель и остаюсь там.
— Я говорил тебе, чтобы ты не доедала ту курицу. Она не могла не проглотить наживку.
— О, значит, опять я во всем виновата? Я намеренно отравилась, чтобы не присутствовать на похоронах твоей матери?
— А знаешь, очень похоже на то.
Она могла поклясться, что он в раздражении топнул ногой.
— Там соберется вся твоя родня, верно? Мне действительно очень жаль, но я должна пойти и лечь. Зайди попрощаться перед тем, как уедешь.
Полчаса спустя она услышала, как парадная дверь со стуком захлопнулась.
Софи прибыла в церковь через десять минут после начала службы. Было сыро; она не знала, что делать — войти ли в маленькую каменную церквушку пятнадцатого века и наткнуться на сестер Мэтью или прогуляться вдоль могил на виду у всех, подвергая опасности прическу. В конце концов, она раскрыла зонтик и подошла к боковому приделу. Там ей показалось вполне безопасно. Она страшно нервничала из-за встречи с Хелен, и от тревоги у нее кружилась голова. Она не смогла поесть перед двухчасовой поездкой и теперь жалела. От голода ее шатало; она боялась упасть в голодный обморок или получить сердечный приступ. Девочки вбежали в церковь; тетки их, без сомнения, обласкают. Софи смотрелась в маленькое зеркальце и заметила Мэтью. Он размашистым шагом шел в ее сторону. Она подпрыгнула, как школьница, которую поймали за курением припрятанной сигареты, и, захлопнув зеркальце, сунула его в карман пальто. Она, наверное, не заметила Хелен, а может, та уже в церкви или еще сидит в машине. Похоже, Мэтью был один. Он шел, понурив голову и сунув руки в карманы. Вид у него был несчастный. Конечно, трудно ожидать от человека радости на похоронах собственной матери, но он выглядел совершенно подавленным. Софи показалось, что с их прошлой встречи он постарел на десять лет. Он направился прямиком в церковь, и Софи решила выждать еще пару минут, а вдруг он выведет Хелен из церкви и она успеет взглянуть на нее. Таким образом, она обойдет церковь по периметру и, она на это надеялась, увидит Хелен на пару минут раньше, чем произойдет неизбежное знакомство. Хорошо бы служба уже началась — тогда встреча откладывается. Жаль, что дочерей нет рядом; ей нужна чья-то моральная поддержка.
Две минуты спустя она снова взглянула на себя в зеркало и решила, что следует поторопиться и покончить с этим, прежде чем ее волосы отсыреют. Разумеется, ей еще нужно попрощаться с Шилой. Зайдя в церковь, она увидела, что все уже вошли и уселись, ожидая, когда заиграет орган. Когда она проходила по проходу, то чувствовала на себе взгляды — во всяком случае, так ей казалось, хотя на самом деле церковь была забита многочисленными друзьями Шилы из ближайшей деревни, которые не имели представления о том, кто она такая. Покраснев, она двинулась дальше, ища, где бы присесть. Она огляделась вокруг в надежде отыскать Сюзанну и Клодию и увидела, как они яростно кивают ей, чтобы она подошла и села с ними. С облегчением она проделала путь вдоль ряда, затем заметила, что с другой стороны Сюзанны сидит Мэтью. От ужаса у нее закружилась голова; пришлось схватиться за деревянные перила. Оглянувшись, она увидела, что с другой стороны рядом с Мэтью никого нет, он сидит с краю. Где же Хелен? Она обернулась назад, но там сидели только старухи в шляпах с огромными носовыми платками и Лео. Она улыбнулась ему. Клодия дернула ее за рукав.
— Где ты была? — захныкала она.
— На улице. — Софи села и шепотом спросила: — Где Хелен?
— Ее здесь нет, — громко ответила Клодия, и Софи покраснела, не в силах посмотреть Мэтью в глаза. — Она отравилась.
Софи одновременно испытала облегчение, разочарование и тревогу.
