Борис Кудрявцев - Сор из избы
Медик в свою очередь намекал, что родятся мутанты в загрязненной, отравленной среде, агрессивные и глупые, они сотрут друг друга в порошок, и конец человечеству. Катастрофа. Природа мстит за поругание.
Из трех кандидатов общественность должна была выбрать достойного. В прямом эфире выигрышней смотрелся доцент с кафедры, костюм у него был дороже, с блесткой, привез с симпозиума из Нидерландов, насчет идей по экологии он тоже разжился и был похож на богатого дядюшку, готового одарить земляков-несмышленышей картинками прогресса и слияния с природой, достигнутых мировой наукой. Он сам по себе был венец природы, баловень, гладкощекий, упитанный и сияющий, глядя на него и слушая гладкую, как песнопение, речь, верилось в хорошее и забывалось все прочее. Экология была наукой молодой и нуждалась в рекламе.
Медик был высокий и худой, словно жертва назревающей экологической катастрофы — парникового эффекта или озонной дыры в атмосфере, от него пахло лекарством даже через прямой эфир. Дело, за которое он хотел взяться и посвятить ему оставшиеся годы, заранее казалось обреченным. Общаться с аскетами по телевизору утомительно, невольно думается о собственных излишествах, благодушии, тайных и явных привычках, противных естеству и первоприроде — курении или алкоголе и прочем. Аскеты люди волевые и своего конечно добьются, покончат с тем и другим, добьются чистоты во всем, но какой ценой… Путем кипячения тоже можно очистить природу, только станет ли она от этого лучше. Медик рвался вскрыть нарыв и прижигать язвы, словно мир поразила чума, он сгущал краски и был антитезой краснощекого, веселого доцента. Между ними разгорелся спор…
Галкин был в тени, в углу кадра. Игра света стушевала его черты, сгладила решимость. Казалось, он в сомнениях, не определился, без ясной программы. Хотя доцент и занимался с рвением классической наукой, но с окружающей среды глаз не спускал, она его волновала, он дал понять, что задыхаться от пыли и газа и чихать стал раньше прочих на целую пятилетку. Доказательством тому были печатные статьи и брошюра еще застойного времени, когда вопросы загрязнения не поощрялись, а насаждалось полное одобрение линии сверху донизу.
Телезрители задавали вопросы, слали записки, и к Галкину обращались мало, явно предпочитая дальновидного доцента с брошюрой, тем более что он обещал поднажать на теорию и сдать в типографию очередную книжку по вопросам очистки сточных вод и газов, и даже замахнуться на докторскую диссертацию с монографией. Станет ли от этого газов меньше, Галкин не знал, но его мнением зрители интересовались все меньше, а колоритный профиль и анфас с двойным подбородком остепененного доцента увеличился в размере и вытеснил Галкина с медиком-аскетом за рамку. Тем передача и кончилась. Последнее слово осталось за без пяти минут профессором или член-корром. Доцента поздравляли коллеги и ученики. Галкин был не в обиде. Какие его годы? Еще не вечер, даже не полдень, сумерки рассвета.
А на другой день газеты огорошили, сообщив в официальной хронике, что исполком назначил председателем комитета защиты природы товарища Бугаева, бывшего зампреда райисполкома. Общественность может не беспокоиться за природу, она в надежных руках. Бугаев толковый, опытный администратор, с налаженными связями. Он заведовал клубами, банями, соревнованиями, занимался торговлей и транспортом, по восходящей, как и полагается растущему, знающему… С банями у него получалось лучше, был пар, с торговлей пар вышел, вскрылись прорехи, злоупотребления в скупке-продаже. Транспорт хотя и возил, но пробуксовывая и в угаре, то есть перевозки были в норме, возрос пережог горючего и подскочил процент угарного газа на улицах и магистралях. Бугаев ошибки осознал и обещал исправить в смысле угара на новой должности, которая ему соответствует как никому другому.
В газету посыпались письма насчет скромности Бугаева, его образования, местожительства, интересов и программы. Все было в ажуре: четыре комнаты на троих в престижной зоне у соснового бора, сын комсомолец в финансово-экономическом, по стопам отца, можно сказать, пятки обступает; интересы широкие, готов к любому заданию в любой сфере — как номенклатурный работник. Образование выше не бывает: восьмилетка, диплом актера, играет на баяне, заочно учился на высших курсах профдвижения, местном филиале и там же очно совместительствует два раза в году, как член приемной и выпускной комиссий…
О прежних кандидатах на пост, обласканных общественностью через прямой эфир, вопросы и ответы, назначенный председатель отозвался нехорошо, дескать, самозванцы и выскочки, леваки. С ними еще персонально разберутся.
Доценту после этого прижали очередную брошюру и вообще сменили оппонентов. Он публично дал самоотвод и призвал признать Бугаева, как личность заметную, незаурядную, от которой всего можно ожидать… Аскета-медика услали в институт специализации врачей переучиваться из санитарных в хирурги, которым заниматься природой не с руки, дай бог управиться с плановыми и экстренными операциями. Самоотвод был принят.
К Галкину наезжал инспектор из исполкома, уговаривал подождать с природой, дескать, свет клином не сошелся, есть вакансии престижней. Созрел до пенсии главинж кирпичного завода. А что такое кирпич нынче, рассказывать не надо. Особенно обожженный для камина. Через него можно выйти на что угодно — автосервис или книготорг. Кстати, в сервисе зам. директора проворовался, его трясут в БХСС и, наверно, вытряхнут. Кресло свободно. Включай третью передачу и дави на газ… На мясокомбинате тоже ждут специалиста. Пойдет не всякий. Специфика. Но Галкин может рассчитывать, если надеется на себя. Долгов у комбината на миллион, цеха развалились, ржа съела машины, отходы льются без очистки, хоть останавливай производство. Но нельзя. Как без колбасы-то?
Переговоры закончились ничем, хотя Галкин был согласен, что без колбасы нельзя. В остальном они не поняли друг друга. Самоотвода не было. Галкин остался в кандидатах при живом председателе. Даром ему не сошло. Вначале он не ощущал ничего, потом заметил, будто слегка полегчал, от него отхлынули, старались пройти мимо и не заговорить. Вакуум раздражал, мешал работать. Ему шепнули, дескать, есть мнение наверху, что Галкин себя изжил и вообще не тот, за кого себя выдает, от него всего можно ждать. Что это означает, Галкин не мог понять, пока к нему не подключился зав. лекторской группой общества «Знание». Он пояснил, что Галкин по своей дремучести и природным инстинктам, которые надо подавлять в себе, встречаясь с культурными людьми, зашел в тупик, или лучше сказать, пытается бежать впереди тепловоза. Массы еще не осознали науку экологию, себя в ней не видят, а значит, момент не настал и отдельными акциями ничего не добьешься. Конечно, Галкин сковырнул отвал и наладил очистку на заводе. Бородатый велосипедист-уникум готов побить каждого встречного из-за ведерка с мусором. Возможно, такими методами он отстоит свою улицу, если ему не свернут шею соседи. Но что изменится в природе? На каждой улице велосипедиста с Камчатки не поселишь, да и где их взять, одержимых? Не стоит усложнять. Надо просвещать массы, готовить глобальные перемены на всех уровнях — в экономике, производстве, быту, культуре. Галкину всего не охватить, образования маловато. Тем более велосипедисту. Похвально, конечно, что он разбирает завалы, а не множит их, как другие жильцы и хозяева усадеб. Но он тоже дремуч, не учился в высшей школе и даже не подозревает, что можно включить экономические рычаги и станет невыгодно выбрасывать мусор, наоборот, будут цепляться за каждую щепочку, железку или осколок стекла. «Учись, Галкин, мы тебе поможем. Какой хочешь институт? Можно вне конкурса». Галкин понял, что лучше всего ему будет на приемных экзаменах, где в совместителях Бугаев. Если он даст самоотвод. Выходило, что Галкин — уникум, впереди тепловоза забежал и оторвался. А Бугаев в упряжке, везет воз экологии как ломовая лошадь. Лектор намекнул, что перегиб есть и в нынешних условиях зазорно избирать председателя комитета защиты природы за дверью, в кулуарах, пока общественность испытывает на излом трех кандидатов. Наверху учли и готовы извиниться. Но Галкину надо иметь совесть, в конце концов кто он такой? Червяк, извиняюсь, дождевой на пути прогресса, как бы не попал под колесо истории…
Бугаев, освоившись и оглядевшись, набирал штаты и устраивал контору. Делал это с размахом и вкусом. Выбирал особняк с парадной лестницей и колоннами, лепниной и высокими потолками.
— Вопрос престижа считаю принципиальным, мелочиться нельзя, — объяснился он в интервью корреспонденту радио, — надо сделать по высшему разряду, чтобы не хуже, чем у других, и посетители видели, что дело защиты природы не второстепенное, как принято считать раньше, в застой и при культе. С остаточным принципом пора покончить. Природа отдала человеку все, что имела, пришло время платить ей по векселям. Раскошеливайтесь… Мы разместимся в особняке известного купца и лесопромышленника Акимкина, был такой когда-то. Дом под охраной государства как памятник архитектуры, на главной площади города, в последние годы там был упраздненный птицепром с плодоовощем. Штаты передали нам, переучим, озадачим, с бройлеров и огородной зелени нетрудно перейти на лесных пернатых, флору, фауну. Оклады и ставки повысим, обеспечим множительной и вычислительной техникой, комнату психологической разгрузки и сауну устроим в подвале, где сейчас архив. К нам придут достойные. Случайные люди не решат задач…
