Роберт Ладлэм - Дорога в Гандольфо

Офицеры устроились, где кому понравилось, и закурили, но Сэм еще не был до конца уверен в том, что начало складывается для него хорошо. Однако цыплят по осени считают. И он приступил к разговору. Поначалу — мягко, как человек одного с ними положения, пытающийся познать смысл ежедневной борьбы за выживание и находящий утешение в непостижимом, ибо примитивная вера всегда несет успокоение. Перед ним была такая организация, такой феномен, для восприятия которого требуются вся сила, весь разум, весь интеллект. Практически достичь этого невозможно. Но в этой невозможности таится своя красота, особенно понятная тому, кто стремится осознать и изучить все, что происходит вокруг него. Без такого поиска человек превращается в животное, а с поиском становится намного богаче и добрее к своим ближним.

Сэм сказал, что символы и наименования сами по себе не имеют большого значения, а нужны лишь в качестве неких звеньев во взаимосвязи различных религий. Главное кроется в отличии добра от зла. Однако те же символы и наименования могут приобретать сугубо мистическое значение и приносить покой миллионам людей. Взять хотя бы веру. Бедные и бесправные молятся Богу, благоговеют перед ним и надеются на его помощь. Церковные символы для миллионов людей являются тем огнем, который согревает их тела и души в вечном царстве тьмы и холода.

Дивероу сделал паузу. Наступило время для крещендо.

— Джентльмены, вы стоите в преддверии преступления столь грандиозных масштабов, столь злого и страшного, что даже представить себе невозможно. Оно наверняка приведет каждого из вас к гибели или, по меньшей мере, к пожизненному тюремному заключению. Среди находящихся в стенах этого замка есть человек, который желает отнять у вас самое ценное, чем вы владеете. Вашу свободу! Ваши жизни! Чувства для него — пустой звук. Из-за неустойчивой, неуравновешенной психики — абсолютно неуравновешенной — этот человек питает иллюзии, будто способен совершать скорые и ужасные действия, будто бы он имеет право мстить целому миру! Он хочет похитить папу римского, главу католической церкви. Он — законченный безумец!

Сэм сделал передышку. Осмотрелся, внимательно вглядываясь в каждое лицо. Сигареты отложены в сторону, рты приоткрыты, веки напряжены, а в глазах — оторопь и недоверие.

Он овладел аудиторией! Теперь они у него в руках! Его слова — как гром среди ясного неба!

Пришло время выложить на стол главные козыри. Те уму непостижимые цифры, которые могли сделать богачом каждого из сидевших в этой комнате. Истинным богачом. Сверхбогатым человеком. К тому же для этого им не нужно будет что-либо делать и не придется ничем рисковать.

Сэм Дивероу продолжил свою речь:

— Джентльмены, я вижу, что привел вас в состояние шока, и это причиняет мне боль. Великий римлянин Марк Аврелий говорил: «Когда судьба требует от нас, чтобы мы действовали, мы должны делать то, что обязаны делать». А древний индийский мудрец Бага Нишьяд заметил некогда: «Если слезами, коим ведра полны, опрыскать семена риса, то зерна прорастут драгоценными камнями». У меня нет драгоценных камней, джентльмены, но имеется нечто, что каждого из вас сделает богатым. Вас ждет достойное вознаграждение. Вы получите так много денег, что они успокоят вашу боль и позволят вам отправиться в страны, которые вы изберете для своего проживания. Чтобы жить там свободно, не ведая страха и забвения. Сейчас я раздам вам маленькие карточки. Каждая из них — билет в состояние нирваны.

И Сэм раздал их офицерам.

Они принялись изучать карточки, время от времени бросая украдкой взгляды друг на друга.

— Вы говорите по-французски? — неожиданно спросил Сэма один из французов.

Дивероу рассмеяся и весело ответил:

— Нет, почти ни слова не знаю.

— Спасибо, — сказал ему француз и обратился с тем же вопросом к коллегам.

Все кивнули.

И сразу заговорили по-французски.

Говорили свободно и быстро. Все семь голов одобрительно кивали друг другу. Сэм почувствовал: люди хотят как-то отблагодарить его.

Но как же он был потрясен, когда двое из них, подскочив к нему, скрутили его и начали вязать запястья проволокой, что висела аккуратными колечками у каждого на поясе.

— Что вы делаете? — завопил он. — Ой, мои руки!.. Ой, больно!.. Что все это значит, будьте вы прокляты?!

Он вскинул глаза на красную косынку, которую грек сдернул с шеи и быстро-быстро вращал перед его лицом.

. «Какого черта! Что они задумали?» — билось в голове Сэма. Он услышал звук, прозвучавший как щелчок взводимого курка.

— Мы испытываем к вам сострадание, о котором вы так красиво говорили, мсье, — произнес француз. — Мы предлагаем завязать глаза перед казнью.

— Что?

— Будьте же мужчиной, синьор, — посоветовал ему итальянец. — И не волнуйтесь, мы знаем свое дело, так что вам не придется слишком страдать. Но долг есть долг, и если мы его не исполняем, то нам не платят.

— Это игра. А в игре один выигрывает, другой проигрывает, — пояснил викинг. — Вы проиграли.

— Что-о-о-о?

— Давайте отведем его в патио, — предложил второй француз. — А прислуге скажем, что у нас занятия.

— Мак!.. Мак!.. Ма-ак!.. — заорал Сэм. Его вывели в холл. Несколько пар рук протянулось к нему, чтобы зажать рот. Он что было сил отбивался.

— Ма-а-ак!.. Ради Бога, Хаукинз!.. Где ты там застрял, сволочь проклятая?!

Сильные руки зажали все же ему рот, и его потащили к лестнице. Но Дивероу удалось каким-то образом разжать губы, и он вонзил яростно зубы в чью-то ладонь. На какое-то мгновение его противники ослабили хватку, и этого оказалось достаточно, чтобы метнуться в сторону и кинуться прочь.

Он, перепрыгивая через несколько ступеней, то и дело спотыкаясь, помчался по лестнице вниз.

— Хаукинз!.. Сукин ты сын!.. Скорее сюда!.. Эти психи пристрелят меня!

Он несся огромными прыжками, задевая на поворотах о стены плечом.

Налитые свинцом ноги, казалось, вот-вот отвалятся и навсегда останутся на этой последней для него беговой трассе. Его выкрики становились все невнятней, но ситуация была предельно ясна.

«С завязанными глазами... Пистолеты... Черт бы их всех побрал вместе с Хаукинзом!.. Боже, спаси мою головушку!»

Он достиг основания лестницы в тот самый момент, когда Хаукинз, пройдя через сводчатую арку, вышел из гостиной. Во рту у него торчала дымящаяся сигара, в руках он держал несколько свернутых в рулон карт. Он поглядел на свалившегося без сил Сэма Дивероу, затем — на свою банду.

— Черт возьми, парень! Это меняет все дело!

И опять у него отобрали всю одежду и обувь. Только теперь шкаф был совершенно пуст. Пищу ему приносил Рудольф.

Хаукинз объяснил на следующее утро, что только его вмешательство в самый последний момент спасло Сэму жизнь, и что его приказ оставить Сэма в покое пришелся офицерам явно не по душе.

— Фактически я столкнулся с настоящим мятежом еще до того, как моя бригада встала под знамена, — заметил генерал.

— Встала под что?.. Впрочем, не важно! Можешь ничего мне не говорить.

— Я вот что хотел сказать, сынок. Мне пришлось прибегнуть к крутым мерам, чтобы они смогли уразуметь, что во всех экстремальных ситуациях решение принимает только командир. Я убедил их в этом, но не без труда. Эти щенки хороши, когда с них не спускаешь глаз. Они всегда должны находиться в поле зрения командира.

— Ничего не понимаю, — признался Сэм. — Я так красиво расписал им все, ничего не упустив — ни реального положения вещей, ни мотивации своего обращения к ним. Боже, я рассказал им даже о деньгах! А они так внимали мне!

— Ничего подобного, — возразил Хаукинз. — Ты, Сэм, совершил две крупные ошибки. Ты почему-то посчитал, что эти люди, отличные офицеры, польстятся на деньги, не заработанные ими...

— Хватит! — заорал Дивероу. — Тебе не продать мне свой вымысел о чести в воровской среде, поскольку я не куплю его, такое дерьмо мне не нужно!

— Думаю, ты заблуждаешься, парень, видя все в таком свете. И в этом — твоя вторая ошибка.

— Какая именно?

— Одна из старых уловок Интерпола — это открыть сомнительный банковский счет и всучить его какому-нибудь кретину. Удивлен, что тебе неизвестно это. Ты же пытался всучить не один, а сразу семь счетов.

Сэм потянул на себя одеяло и укрылся с головой. К сожалению, он не знал, что сказать на это.

— Знаешь, Сэм, — продолжил Хаукинз, — иногда жизнь напоминает мне вереницу вагонных купе. При этом некоторые из них соединены между собой, другие нет. Вот ты когда-то спас мне жизнь в Пекине. Употребив для этого все свое умение и опыт, ты вырвал меня из лап тюремщиков, грозивших мне пожизненной каторгой, как сообщал ты мне тогда. Сегодня же здесь, в Швейцарии, я спас тебе жизнь. И использовал для этого мои умение и опыт. Но наши купе больше не рядом. Они отстоят далеко друг от друга, сынок. А потому — кончай дергаться, парень! Я не могу отвечать теперь за твою жизнь! Слово генерала!