Том Шарп - Флоузы
— Тебе надо сделать очень простую вещь, — сказал он Джессике на следующее утро. — Встреться с управляющим и скажи ему, что ты хочешь снять весь вклад и получить его банкнотами по одному фунту стерлингов. Поняла?
Джессика ответила утвердительно и отправилась в банк с большим пустым чемоданом. Когда она вернулась, чемодан был по-прежнему пуст.
— Управляющий мне ничего не выдал, — рассказывала она со слезами на глазах. — Он сказал, что не рекомендует так поступать и что если я хочу взять все деньги со счета, то должна предупреждать об этом за неделю.
— Ах, вот как, — ответил Локхарт. — В таком случае сходим после обеда еще раз вместе и предупредим его за неделю.
Беседа с управляющим банком оказалась нелегкой. Его прежняя учтивость исчезла почти что начисто, когда он узнал, что столь крупный вкладчик намеревается закрыть свой счет и при этом еще получить причитающуюся ему сумму столь мелкими купюрами, — и все это вопреки самым искренним советам управляющего.
— Всю сумму старыми однофунтовыми банкнотами? — Управляющий не верил собственным ушам. — Вы это серьезно? Потребуется же такая работа, чтобы пересчитать…
— С той суммы, которая лежит на счете моей жены, вы заработали неплохие проценты, — возразил Локхарт. — И при этом вы еще берете с нас за свои услуги.
— Но мы вынуждены, — оправдывался управляющий. — В конце концов…
— Кроме того, вы обязаны возвращать вклады по первому требованию их владельцев и делать это в той форме, в какой они хотят, — продолжал Локхарт. — Моя жена предпочитает старые однофунтовые банкноты.
— Я не понимаю, зачем ей это нужно, — упорствовал управляющий. — На мой взгляд, было бы верхом глупости выйти отсюда с чемоданом бумажек, которые, если что-то произойдет, вы даже не сможете потом разыскать и вернуть. Вас же могут просто ограбить по дороге.
— Нас вполне могут ограбить прямо здесь, — настаивал на своем Локхарт. — На мой взгляд, нас уже ограбили: какую прибыль с вложенных в банк денег получаете вы сами и какой процент платите из нее вкладчикам?! К тому же с того момента, как деньги легли на счет, инфляция их непрерывно съедала. Вы же не станете отрицать этого?
Этого отрицать управляющий действительно не мог.
— Но тут ведь нет вины банка, — возражал он. — Инфляция — проблема общенациональная. Если, однако, вас интересует мое мнение насчет того, как лучше всего вложить деньги…
— У нас есть свои соображения, — перебил его Локхарт. — А пока мы согласны продержать этот счет в вашем банке еще неделю при условии, что по прошествии этого времени мы получим всю сумму в старых однофунтовых банкнотах. Надеюсь, мы достигли в этом вопросе взаимопонимания.
Управляющий так не считал, но что-то в выражении липа Локхарта Флоуза остановило его.
— Хорошо, — сказал он, — приходите в следующий четверг, все будет готово.
Джессика и Локхарт вернулись домой и провели всю следующую неделю в сборах и упаковке вещей.
— Думаю, лучше всего отправить мебель по железной дороге, — сказал Локхарт.
— Но ведь там так часто все теряют? Вспомни, что они сделали с мамочкиной машиной!
— При отправке по железной дороге есть одно преимущество, дорогая. Иногда вещи действительно не приходят по назначению. Зато они никогда не возвращаются туда, откуда были отправлены. Именно на это я и рассчитываю: никто не докопается, куда мы уехали.
— Локхарт, какой же ты умница! — восхитилась Джессика. — А я об этом и не подумала. Но почему ты адресуешь этот ящик мистеру Джонсу в Эдинбург? Мы ведь не знаем никакого Джонса из Эдинбурга.
— Любовь моя, — ответил Локхарт, — ни мы такого не знаем, ни железная дорога его не знает. А там я возьму грузовик, встречу и получу вещи, и, я уверен, никто не сможет выследить нас.
— Ты хочешь сказать, что нам придется скрываться? — спросила Джессика.
— Нет, не скрываться, — ответил Локхарт. — Но ты же помнишь, как мне доказали, что в статистическом и бюрократическом смыслах я не существую и не имею права на ту социальную защиту, которую мне якобы обеспечивает государство. Раз так, то я не собираюсь и делиться с этим государством тем, что мне удалось заработать самому. Я не намереваюсь платить ему ни пенни подоходного налога, ни пенни налога на приращение капитала, ни одного пенса ни за что. Я не существую. Значит, все мое будет моим.
— Я обо всем этом так не думала, но ты прав, — сказала Джессика. — В конце концов, это только честно.
— Ничего честного тут нет, — возразил Локхарт.
— Знаешь такую поговорку, дорогой, — в любви и на войне все честно, — сказала Джессика.
— Это просто выворачивание слов наизнанку, — ответил Локхарт, — или же признание того, что никаких правил вообще не существует. А тогда все честно в любви, на войне и при уклонении от налогов. Верно, Вышибала?
Бультерьер поглядел на хозяина снизу вверх и завилял огрызком хвоста. Ему нравилось жить у молодых Флоузов. Похоже, они одобряли тот тип поведения, ради которого и выводилась эта порода собак: умение крепко вцепиться во что-нибудь зубами и держать мертвой хваткой, несмотря ни на что.
К следующему четвергу все, что находилось в доме, было упаковано и отправлено железной дорогой в Эдинбург на имя некоего мистера Джонса. Оставалось только сходить в банк и наполнить чемодан старыми однофунтовыми банкнотами. Локхарт уже точно таким же образом снял со счета свой миллион. Управляющий банка в Сити отнесся к необычному желанию клиента с гораздо большим пониманием, нежели его коллега в Ист-Пэрсли. Локхарт объяснил ему, что деньги нужны немедленно для заключения сделки с одним из «нефтяных шейхов» из Саудовской Аравии, однако шейх хочет получить всю сумму в металлической монете, лучше всего в пятипенсовиках. Перспектива отсчитывать миллион фунтов стерлингов пятипенсовыми монетами настолько ошеломила управляющего, что он буквально лез вон из кожи, уговаривая Локхарта взять причитающуюся ему сумму купюрами по одному фунту. В конце концов, Локхарт неохотно согласился, но при условии, что купюры будут старые.
— Но почему старые? — удивился управляющий. — Мне кажется, новые были бы гораздо предпочтительнее.
— Этот шейх ко всему относится с крайним подозрением, — объяснил Локхарт. — Он хотел бы получить эти деньги в монете, поскольку считает, что так меньше вероятности, что деньги окажутся фальшивыми. Если я дам ему новые банкноты, он непременно решит, что его надувают.
— Но он легко может проверить подлинность банкнот у нас или же в Английском банке, — сказал управляющий, явно не ведавший, что в денежных делах репутация Англии заметно катится вниз.
Локхарт пояснил, что шейх буквально воспринимает известную поговорку «слово англичанина крепко, как оковы» и считает всех англичан лжецами на том основании, что стоимость английских ценных бумаг неуклонно снижается[26].
— Господи, до чего же мы докатились, — только и смог выговорить в ответ управляющий.
Тем не менее он вручил Локхарту миллион фунтов стерлингов в старых однофунтовых банкнотах и испытал чувство благодарности судьбе уже хотя бы за то, что подобный привередливый клиент больше не заглянет в его банк.
Уговорить управляющего банком в Ист-Пэрсли оказалось куда сложнее.
— Я по-прежнему считаю, что вы поступаете в высшей степени неразумно, — заявил он, когда Джессика снова пришла к нему с пустым чемоданом. — Уверен, что ваша матушка никогда не действовала бы столь поспешно и необдуманно. Она всегда была предельно благоразумна во всех денежных вопросах. У нее был ум расчетливого финансиста. До сих пор помню, как еще в 1972 году она посоветовала мне покупать золото, — и очень жалею сейчас, что не последовал тогда этому совету.
Интерес миссис Флоуз к золоту, как выяснилось, не пропал. В те самые минуты, когда в банке Ист-Пэрсли происходил описанный разговор, миссис Флоуз шла по тропинке, постепенно удаляясь от Флоуз-Холла. Она довольно часто останавливалась, чтобы подобрать очередной валяющийся на тропинке золотой соверен. На некотором удалении впереди нее шел Додд и периодически бросал на дорожку монеты из того сокровища, которое было обещано Таглиони. За первую тысячу ярдов он разбросал по дороге двести золотых соверенов — по одной монете каждые пять ярдов. После этого он увеличил расстояние между монетами до двадцати ярдов. Однако миссис Флоуз, ничего не замечая вокруг и бормоча что-то себе под нос, с жадностью продолжала свой путь. К исходу второй тысячи ярдов Додд разбросал уже в общей сложности двести пятьдесят соверенов: их нашла и подняла шедшая сзади миссис Флоуз. Выложенная золотом тропинка вела ее на запад — мимо водохранилища, мимо окружавшего его соснового леса и дальше, через открытые болота. К исходу трех тысяч ярдов в кожаной сумке Додда оставалось еще семьсот соверенов. Он приостановился около щита, на котором было написано: «Опасно! Полигон Министерства обороны. Вход и въезд категорически запрещены!». На какое-то мгновение Додд задумался над смыслом этого объявления и моральной стороной того, что он делал. Но затем увидел, что полигон затягивается дымкой тумана, и, будучи человеком чести, решил, что начатое дело надо доводить до конца. «Что хорошо для гусыни, то хорошо и для гусака», — пробормотал он, а затем несколько изменил это выражение, придя к мысли: что плохо для гусыни, требует некоторого риска от гусака. Он бросил на землю еще несколько монет, на этот раз поближе друг к другу, чтобы ускорить шаг того, кто должен был быть позади. К исходу четвертой тысячи ярдов в сумке у него еще оставались пятьсот соверенов, а пятой — четыреста. Монеты на тропинке попадались все чаще, туман между тем становился все гуще. Когда позади остались восемь тысяч ярдов, Додд вытряхнул на землю то, что еще было в сумке, и разбросал последние монеты в зарослях вереска так, чтобы их пришлось искать. Затем он повернул назад и побежал. Миссис Флоуз нигде не было видно, но в тумане хорошо слышалось ее странное бормотание. В это время послышался звук выстрела и первый снаряд разорвался на склоне холма. Над головой Додда просвистели осколки, и он помчался еще быстрее. Миссис Флоуз на разрыв снаряда не среагировала. Не обращая никакого внимания на начавшуюся артиллерийскую стрельбу, она продолжала идти вперед, время от времени останавливаясь за очередным пополнением клада, который, подобно ожившей легенде, влек ее все дальше и заставлял ничего не замечать вокруг себя. Если эта золотая дорожка идет и дальше, то она станет богатой женщиной. Рыночная цена каждого старинного соверена была двадцать шесть фунтов, причем цена на золото постоянно росла. Она уже нашла семьсот блестящих монеток. Миссис Флоуз виделось великолепное будущее. Она уедет из Флоуз-Холла, станет жить в роскоши, с новым мужем. На этот раз с молодым, которым можно будет командовать, которого можно будет заставить работать и который сможет удовлетворить ее сексуальные требования. С каждой новой найденной монеткой жадность ее разгоралась все сильнее и она все глубже и глубже погружалась в подсчеты неожиданно свалившегося состояния. Вдруг золотая дорожка кончилась, однако в зарослях вереска был виден блеск золотых монет. Миссис Флоуз, старательно разводя траву руками, начала прочесывать все вокруг этого места. «Не пропустить бы ни одной монетки», — бормотала она.
