Светлана Шишкова-Шипунова - Дураки и умники. Газетный роман
— О! Спаситель явился! Христос воскресе! Не смеши меня. Лично я в благотворительности не нуждаюсь.
— И совершенно напрасно. Ребята в отличие от тебя так не думают.
— А ты что, с кем-нибудь уже говорил об этом?
Зудин коротко рассказал о своих встречах и заключил:
— Но я ведь тебе еще не сказал самого главного. Я хочу, чтобы редактором этой газеты была ты!
— Ну да, — сказала Соня, — сейчас все брошу и поеду назад в Благополученск редактировать твою супергазету. А себе ты какую роль при этом отводишь? Ах, ну да, я и забыла — губернатор области! Он же — газетный магнат Евгений Зудин! Звучит неплохо, ничего не скажешь.
Она встала и пошла на кухню. Соне не хотелось самой себе признаваться в том, что Зудин все-таки немного задел ее этим своим прожектом. Что-то было в его словах такое, что заставило ее сердце слегка дрогнуть, потому она и пошла на кухню. Задолго до того, как Соня оставила совсем газетную работу, она не раз думала (в порядке бесплодных фантазий, конечно), как бы это было здорово — снова оказаться всем вместе — Ася, Сева, Майка, Жора, Валера Бугаев, Валька Собашников, Люся… Будь у меня много денег, мечтала она в такие минуты, я бы открыла свою газету и позвала в нее всех наших, и мы бы работали все вместе долго, долго, до самой старости… Беда в том, что таких денег у Сони не было, и никаких не было, теперь она вообще жила на иждивении Мити. Про Зудина она думала сейчас, что он, конечно, блефует, во всяком случае в том, что касается «газетного концерна», а вот про выборы — это, похоже, серьезно, и ради этого он еще и не такого нагородит, жаль будет, если кто-то из ребят попадется на эту удочку. Да будь даже это все правдой, будь у него действительно такие деньги, представить себе газету, хозяином которой является Женя Зудин, и себя в этой газете… Никогда и ни за что.
Зудин тем временем сидел, уставившись на цветную фотографию в рамочке и чувствовал неприязнь к этому незнакомому человеку, обнимающему Соню. Он решил, что именно из-за него она так реагирует на все его доводы. Ей хорошо с ним, и больше ничего не надо. А будь она сейчас одна, как та же Люська, небось, по-другому бы разговаривала, еще и спасибо сказала бы.
— Ну так как? — спросил он, когда Соня вернулась с новой порцией горячего кофе.
— А никак. Несерьезно все это, Женя.
— Это серьезнее, чем ты думаешь. У меня сейчас мощная поддержка в Москве, могу тебе сказать по секрету, что на выборах ставку делают именно на мою кандидатуру.
— Да? Ну что ж, поздравляю. Схема мне понятна. Там у тебя поддержка есть, но нужна и здесь тоже. Ты хочешь купить эту поддержку на время выборов и на будущее, если тебе вдруг повезет, пообещав ребятам газету. Все это очень грустно. Не знаю, как ребята, но на меня не рассчитывай. Журналистика, Женя, предназначена не для этого.
— А для чего?
— Во всяком случае, не для удовлетворения личных амбиций самих журналистов.
— Опять ты не права, потому что рассуждаешь по-старому, по-партийному. Ты еще скажи, что газета — это коллективный пропагандист, агитатор и… как там дальше? Нет, Соня, нет, уж поверь мне. Сейчас газета и вообще журналистика — это такой же бизнес, как и любой другой, а может, даже более выгодный, чем любой другой. Раз уж нас угораздило в молодости вляпаться в эту профессию…
— Вляпаться?! — переспросила Соня.
—… то надо теперь выжимать из нее по полной программе, зарабатывать свой капитал — финансовый, политический — какой угодно. Все теперь так делают, все! Чем мы-то хуже других?
Соня молчала.
— Может, все дело в нем? — Зудин кивнул на фотографию. — Так эта проблема решается просто. Если губернатором стану я, то — ты ж понимаешь — любая должность ему обеспечена, какую сам пожелает. Он у тебя кто по званию, полковник?
Соня даже расхохоталась.
— Счастье твое, что его дома нет. Он бы тебя с лестницы спустил, а я, дура, слушаю.
Зудин еще что-то говорил, хвалился связями, возможностями, рисовал радужные картины, выходило, что избрание его губернатором было бы большей удачей для очень многих людей, в том числе для Сони и ее мужа, а также для всех бывших «комсомольцев», что было бы глупо им всем не воспользоваться такой возможностью и не поддержать своего. Соня все больше раздражалась и начинала уже ненавидеть зануду Зудина, ей хотелось только одного — чтобы он побыстрее убрался.
— Значит, ты не хочешь мне помочь?
— Не хочу. Я в такие игрушки не играю.
Он еще посидел, поканючил, но Соня не поддалась.
Зудин простился холодно и в тот же вечер улетел в Москву. «Ничего, скоро вы все по-другому заговорите», — повторял он про себя.
Часть третья. ВЫБОР
(середина 90-х. Продолжение)
Глава 20. Сауна для губернатора
В одно прекрасное утро начала октября 1996 года жители Благополученска обнаружили в своих почтовых ящиках неизвестную им газету под странным названием «Боже упаси!».
Газета была красивая — отпечатанная на хорошей бумаге и в несколько красок. На первой странице, служившей обложкой, помещался большой, на весь формат фотоколлаж, изображавший сидящего за столом человека в строгом костюме и галстуке, у которого вместо головы был пустой контур с нарисованным внутри него знаком вопроса. На первом же развороте красовались в ряд портреты, исполненные, как видно, с помощью компьютера, на которых с трудом можно было опознать кандидатов в губернаторы — у одного было вытянутое в форме яйца лицо с выпученными глазами, у другого неестественно оттопыренные, похожие на ослиные уши, у третьего — свинский пятак вместо носа, а четвертый и вовсе смахивал на черта, даже, кажется, рога торчали из всклокоченной шевелюры. Над галереей этих карикатуристических портретов стояла набранная крупным жирным шрифтом «шапка»: «ОНИ НЕ ПРОЙДУТ!».
Народ с недоумением вертел в руках газету, не понимая, как она попала в почтовые ящики, а некоторые даже кинулись звонить на почту и выяснять, не ошибся ли почтальон. Во всех отделениях связи города в этот день только и делали, что отвечали на звонки и терпеливо разъясняли, что нет, почтальон не ошибся, газета доставлена бесплатно в связи с предстоящими выборами губернатора.
— Вы читайте, читайте, там же все написано! И действительно, ниже заголовка газеты стояла строчка помельче: «Издание предвыборного штаба», однако, чьего именно — не указывалось.
Получив газету, в предвыборных штабах уже зарегистрированных кандидатов крайне удивились и даже встревожились. У всех сразу возник один и тот же вопрос: кто ее выпустил? В первый момент все подумали друг на друга, но позже, прочитав помещенные в газете материалы и убедившись, что в них уделаны все без исключения кандидаты, в том числе и действующий губернатор Гаврилов, удивились и встревожились еще больше. Выходило, что есть кто-то еще, какой-то никому пока не известный претендент, финансовые возможности которого, по-видимому, превосходят всех, иначе как бы он смог отпечатать миллионным тиражом свою газету и бесплатно распространить ее по всей области.
Но больше всех был обескуражен сам губернатор, Павел Борисович Гаврилов. Перед ним лежала гадкая газета, раскрытая как раз посередине, где помещалась его, Павла Борисовича, фотография, и какая! Все утро он вспоминал, где могли его прихватить в таком непотребном виде, и вспомнить не мог. На фотографии он был совершенно голый, чуть прикрытый березовым веничком, к тому же слегка пьяненький, и сидел в какой-то сауне в окружении двух таких же голых и при этом совсем не прикрытых молодых девиц, которых он видел сейчас первый раз в жизни, в чем мог даже побожиться. Павел Борисович тупо смотрел на фотографию, на помещенную под ней статью «Все удовольствия власти», которую прочитал уже дважды, и все не мог собраться с мыслями и решить, что ему следует теперь предпринять. За спиной у губернатора маячили его пресс-секретарь и помощник, заглядывали через плечо в газету, переглядывались и качали головами.
— Нет, Пал Борисыч, что хотите, но это коллаж! — убежденно говорил помощник. — Тут ваша одна только голова, а остальное приклеено, а потом переснято все вместе. Сейчас такая техника — что хотите могут изобразить.
— Надо сильно увеличить и сделать экспертизу — если приклеено, след все равно должен быть, — менее уверенно, чем помощник, говорил пресс-секретарь.
Губернатор тяжело молчал. Девица слева начинала казаться ему знакомой, смутно кого-то напоминала. В это время раздался звонок и голос секретарши сказал испуганно:
— Пал Борисыч, вас жена просит.
Гаврилов вскинул глаза на помощников и взглядом приказал им выйти, те нехотя выбрались из-за его спины и скользнули за дверь, только после этого он взял трубку и сказал:
— Ну?
— Паша, — сказали в трубке голосом, не обещавшим ничего хорошего, — ты что, совсем с ума сошел? Мне что теперь на улицу не выходить? Весь двор читает эту гадость и смеется.
