Феликс Кривин - Пеший город

У нас раздаются голоса, требующие новых президентских выборов. Но Пришибееву нет альтернативы. Чацкий смеется: когда хан Батый пришел на Русь, ему тоже не было альтернативы. Видно, опять придется уходить в леса.

Прощай, Машенька, вечная моя любовь! Встретимся в лесу под нашим дубом.

Машенька, любимая, я все еще в Бутырской тюрьме. Тюрьма старая, в ней сидели еще при Петре, нашем великом реформаторе. Реформаторы и сидели, да и сейчас сидят.

В камере нас сорок человек на сорока метрах. Тесновато, если учесть, что люди разных политических убеждений, социальной ориентации. Да и народ беспокойный. Рахметов всю ночь ворочается, никак не устроится поудобней на своих гвоздях, Чацкий во сне кричит: «Карету мне, карету!» В нашей тесноте нам только кареты не хватало.

Администрация пошла нам навстречу, разделила камеру, и теперь у меня отдельный квадратный метр. Свободы стало меньше, но зато больше независимости. Я что заметил, друг мой Машенька: полную независимость можно получить только в камере-одиночке.

Плохо только, что с единомышленниками приходится перестукиваться. Когда все стучат, ничего понять невозможно. Кто тебе стучит, кто на тебя стучит — положительно понять невозможно.

И пришлось нам опять, моя родная, бить челом администрации, чтоб сняла эти перегородки. Теперь, когда я продолжаю письмо, мы опять в общей камере. Не нужно перестукиваться, можно перешептываться, переглядываться, перемигиваться, то есть общаться более конспиративно.

Тем более, что теперь у нас у всех одни убеждения, одни взгляды на борьбу и политическую перспективу. Но главное — сорок метров! Правда, на сорок человек, но ведь сорок метров квадратных, а если взять кубические?

До свиданья, любимая (нам уже обещают свидания!). Буду кончать.

Тут уже выстроилась очередь, чтоб посидеть на табуретке.

Письмо толстого тонкому

Я похудел на двадцать килограммов, и килограммам этим двадцать лет, — столько я носил их на себе и на службу, и на прогулку, и к любимой женщине. Любимая советовала избавиться от лишних килограммов, но, возможно, она хотела, чтоб килограммы избавились от меня. Потому что они моложе, чем я остальной, и с ними приятней иметь дело, чем со старым, толстым мужчиной.

Где они сейчас, неверные мои друзья? Где они бродят по свету, летают, парят? В двадцать лет все это возможно. Их называли лишними килограммами, но они не были лишними. Лишним был я.

Это самое обидное. Столько с ними намучился, от них у меня и одышка, и аритмия, и ранний склероз. Натворили дел и поминай, как звали. Конечно, жизнь сейчас трудная, с питанием вечные перебои, но нельзя же бросать человека лишь потому, что стало хуже с питанием!

А откуда взяться питанию? Один работаешь, а их вон сколько набралось. И каждый требует калорийной пищи. А посадишь на диету — сбегут. Они только с виду тяжелые на подъем, а перестань их кормить — откуда легкость возьмется.

Из-за них и любимая ушла. Не дождалась, пока я избавлюсь от лишних килограммов. С кем она сбежала — для меня это больной вопрос, на который я долго не находил ответа. Но любимая — это ладно, но они-то родные, свои. Мы же с ними столько лет ни на минуту не расставались.

Долго я не видел свою любимую. И вдруг получаю записку. Приходи, мол, жду.

Шел я к ней с волнением, с учащенным дыханием и усиленным биением сердца. Я боялся, что она меня не узнает, но она узнала. Видно, самое главное осталось при мне.

А вот я ее узнал с трудом. Самые страшные мои опасения оправдались. Как вы думаете, кого я у нее застал?

Не ломайте голову, это были они, мои килограммы. Так вот с кем сбежала от меня моя любимая! Они были здесь, все двадцать, а может, и тридцать. Такое производили они впечатление. И она без тени смущения носила их на себе и демонстрировала мне как ни в чем не бывало.

Какое бесстыдство! Советовать мне избавиться от лишних килограммов лишь для того, чтобы вместе с ними избавиться от меня!

Но она сделала вид, будто ничего не случилось. Усадила пить чай. С тортом, халвой, печеньем, вареньем, конфетами. А до чая мы ели бифштекс, ромштекс, гуляш, котлеты и фаршированную рыбу. С разными салатами, паштетами, винегретами. А еще раньше бульон с пирожками, суп с пельменями, рассольник, борщи зеленый и красный, щи по-флотски и еще что-то с кулебякой, но кулебяку я уже не доел.

Было обидно. Столько лет носил их на себе, все здоровье с ними угробил, и никакой благодарности. Отобрали любимую женщину, а теперь лоснятся, делают вид, будто меня не узнают.

И я не выдержал. Встал и ушел. Убежал. А она кричала мне вслед:

— Куда же ты, любимый? Вернись! Мы же еще не ели шашлык и холодное!

Теперь я совсем один. Все меня покинули, и я не могу понять: моя любимая женщина мне изменила с моими друзьями или мои друзья с любимой женщиной.

Потом я встречал их не только с ней. И ее не только с ними.

Но я не теряю надежды. Когда-нибудь они ко мне вернутся, пусть только станет получше с питанием. А вот и мы, скажут, принимай старых товарищей! Набродились мы, намыкались по белу свету и нигде себя так не чувствовали, как дома, где нас буквально носили на руках, на ногах, на животе и на остальном теле. Их ушло двадцать, а придет тридцать или пятьдесят, потому что они приведут с собой новых товарищей, которым расскажут, какой я хороший человек. От плохого человека и жена сбежит, а к хорошему и килограммы вернутся.

Глупость от Ума

Пришла Глупость к Уму и говорит:

— Женись на мне, Ум, я буду о тебе заботиться. Если чего не сообразишь своими силами, я подскажу.

Смеется Ум:

— И не стыдно тебе, девушке, мужчине себя предлагать? Я ведь с тобой могу знаешь, сколько глупостей наделать?

— Наделай, Умик, наделай, — просит Глупость. — Будем их воспитывать, растить, ставить на ноги. Чтоб из каждой маленькой глупости выросла большая, взрослая глупость.

Подумал Ум, прикинул свои возможности.

— Не знаю, — говорит. — Я по своему интеллекту как-то не готов делать глупости.

Тут Глупость покраснела, застеснялась.

— Как это ты не готов? Мужчина ты или не мужчина? У нас все мужчины делают глупости, это мне еще мама говорила.

Конечно, мама была права. Ум и сам порядочно наделал глупостей, но чтобы специально для этого жениться — такого у него и в мыслях не было.

— Извини, — говорит, — у меня диссертация.

— Это ничего, — соглашается Глупость, — какой бы ты был мужчина, если бы у тебя никого не было?

— У меня аспирантура.

— Как, еще и Аспирантура? — загорелась Глупость. — Да ты настоящий мужик. Женись на мне, Умик, я согласна и на Диссертацию, и на Аспирантуру. Если женишься, я тебе новые штаны куплю, у меня на это дело отложено.

Новые штаны — это уже разговор. Новых штанов у нашего брата сроду не было. Может, и впрямь жениться? Потом можно и развестись.

Чтобы быть честным, он признался, что в перспективе у него докторантура, академия, но это Глупость только разжигало. Ты смотри на него! На вид и не скажешь. Какой молодец! Этот своего не упустит, да и чужого не пропустит.

А Ум между тем прикидывает: конечно, Глупость — это не диссертация, не академия, но с ней легче жить. И сколько можно глупостей наделать!

Словом, женились. Ум щеголяет в новых штанах, в них к нему намного больше уважения. И в семейной жизни они подходят друг другу: Ум что-то придумает, а Глупость на практике осуществит, Глупость придумает — Ум подкрепит своим авторитетом.

Так и живут, делают глупости. И не только делают, но и воспитывают, растят. До того дошло, что Ум уже и на стороне стал делать глупости. То с Диссертацией, то с Монографией… Такие получаются глупости! Ни одна глупость от глупости не сравнится с глупостью от ума.

Маленький город с большими ушами

Был на свете один город. Маленький такой городок. Красивый, между прочим. Стройная фигурка, пышная прическа, розовая улыбка по утрам, а по вечерам задумчивый взгляд с поволокой.

Только ушей его никто не видел. Они были спрятаны под прической, это некрасиво, когда уши торчат. Но даже под прической уши города все преотлично слышали, даже ночью, когда все в городе спали.

Но пора уже назвать нашего героя. Только как его назвать, посоветуйте. Может быть, Мишей? Мишей звали Кутузова, нашего легендарного полководца. Жена, бывало, будит его среди ночи:

— Вставай, Миша! Да проснись же ты, французы под Москвой!

А он один глаз приоткроет, а другим продолжает спать. Проспал Москву, а потом начальству доложил, что у него такая была стратегия.

Нет, Мишей нашего героя не назовем. А то проспит наш городок, такой красивый, такой кудрявенький.

Может, Степой его назвать? Но мы помним одного Степу. Повез девушку на лодке кататься и вдруг взял и утопил. Маньяк какой-то, честное слово. Назови мы так нашего героя, он нам всех девчат в городе перетопит, не с кем будет прогуляться по улице.