Виктор Шендерович - Изюм из булки. Том 1
— Во беспредел!..
Я молча киваю.
— У Израиля выиграть не можем! — заканчивает свою мысль опечаленный россиянин.
Действительно, ужас.
Повезло
Поздний вечер, вагон метро. Полупустой поезд подъезжает к станции «Спортивная», платформа запружена возбужденной толпой в красно-белых цветах.
— Не знаете, «Спартак» выиграл? — с тревогой спрашивает бомжик, сидящий напротив.
— Выиграл, — говорю.
— Ну слава богу. Тогда бить не будут.
«Какие старые слова…»
На телекомпанию REN-TV позвонил дальневосточный корреспондент и сообщил, что в городе появился плакат откровенно антисемитского содержания. Редактор спросила: что именно написано?
Не знаю, ответил корреспондент, послали оператора, будут съемки.
В ожидании «перегона» съемок из Владивостока журналисты подготовили сюжет про историю вопроса (увы, довольно обширную), про новейший подъем антисемитизма в России, про «геббельсовскую» литературу в свободной продаже…
Ближе к выпуску подоспел «перегон» из Владивостока с обещанным антисемитским плакатом.
На плакате было написано: «Изя — пидор».
Тютькин из «Чехии»
Корреспондент НТВ в Чечне дал полковнику десантных войск свой спутниковый телефон — позвонить домой, под Благовещенск, маме: у мамы был день рождения.
Заодно корреспондент решил снять этот разговор, подпустить лирики в репортаж…
В Чечне была глубокая ночь — под Благовещенском, понятное дело, утро. Дозвонившись в какую-то контору, в которой, одной на всю округу, был телефон, полковник пытался уговорить кого-то на том конце страны позвать маму. Этот кто-то был пьян, и хотя мама полковника находилась, по всей видимости, совсем неподалеку, коммуникации не получалось.
Фамилия полковника была, допустим, Тютькин. Это не потому что я не уважаю полковников, — не уважал бы, сказал настоящую: поверьте, она была еще анекдотичнее.
— Это полковник Тютькин из Чехии, блядь! — кричал в трубку герой войны («чехами» наши военные называют чеченцев; наверное, в память об интернациональной помощи 1968 года). — Маму позови!
Человек на том конце страны, будучи с утра на рогах, упорно не понимал, почему и какую маму он должен звать неизвестному полковнику из Чехии.
— Передай: звонил полковник Тютькин! — в тоске кричал военный. — Запиши, блядь! Нечем записать — запомни нахуй… Полковник Тютькин! Из Чехии! Пол-ков-ник… Да вы там что все — пьяные, блядь? Уборочная, а вы пьяные с утра? Приеду, всех вые…
Обрисовав перспективы, ждущие неизвестное село под Благовещенском после его возвращения, Тютькин из Чехии снова стал звать маму. Когда стало ясно, что человек на том конце провода маму не позовет, ничего не запишет и тем более не запомнит, полковник стал искать другого собеседника.
— Витю позови! — кричал он, перемежая имена страшным матом. — Нету, блядь? Петю позови! Колю позови!
И наконец, в последнем отчаянии:
— Трезвого позови! Кто не пил, позови!
Такого под Благовещенском не нашлось — и, бросив трубку, полковник обхватил голову руками и завыл, упав лицом на столик купе.
«До самыя смерти…»
Ксерокс этого документа мне подарили в одной телевизионной редакции, а туда он был переслан из банка — того самого банка, в который было адресовано это невероятное по силе
ЗАЯВЛЕНИЕ
от Бодрова Евгения Фирсовича [6],
проживающего по адресу
Нижний Новгород, улица ………
«Я, Бодров Евгений Фирсович, 13 октября 2006 года, около 19–00, находился в офисе, расположенном по адресу ………… где подрабатывал на временной работе. В офисе я один распил бутылку водки 0,7 л, так как у меня было очень плохое настроение, вызванное увольнением с моей постоянной работы и разводом с женой.
Около 20–00 я вышел из офиса и пошел на остановку общественного транспорта “Улица Усилова”. В мини-маркете на остановке я дополнительно купил две бутылки пива “Балтика № 9”. Одну из бутылок я выпил прямо на остановке, после чего сел в маршрутное такси № 160, собираясь доехать до остановки “Площадь Лядова”. Однако, находясь в состоянии сильного алкогольного опьянения, я уснул и пропустил свою остановку.
При мне находились деньги в сумме 183 тысячи рублей. Данные деньги я носил с собой, так как разводился с женой и не хотел, чтобы она про них знала.
Я проснулся на конечной остановке «Южное шоссе», где сразу и вышел. Мне было очень плохо и меня сильно тошнило, но деньги были при мне. В какой-то момент я потерял сознание и упал на землю. Я очнулся через несколько часов, лежа на пустыре, на противоположной стороне дороги. Все карманы были вывернуты, а из внутреннего кармана похищены 183 тысячи рублей, из которых 150 тысяч составляли деньги, взятые мною в кредит в вашем банке. Таким образом, из-за ваших денег я окончательно лишился и жены и работы, так как все мои друзья и моя бывшая жена посчитали, что я Лох.
Лишившись работы, я перечитал любимую книгу моего отца Фирса Бодрова “Житие протопопа Аввакума”, где было сказано: “Человек есть кал еси и гной еси и выблядков полна вся поднебесная”. Берегитесь! Кара небесная падет на Вашу ростовщическую контору и гореть вам всем в гиене огненной вместе со Сталиным и Гитлером.
Два дня назад мне было видение, и голос из трещины в стене магазина сказал мне: “Евгений, оплати кредит — и пусть банк устроит тебя на хорошую работу. Тем самым он искупит все зло, причиненное тебе!”.
Слезно прошу вас, Господа Банкиры, помогите мне с жильем и работой, дабы добывая свой праведный хлеб, я мог выплачивать Ваш кредит и ростовщические проценты по нему.
О своей беде я написал депутаты Госдумы от фракции КПРФ Бенедиктову с просьбой привлечь Ваш банк к уголовной ответственности за мой обман. И пусть вам отольются мои слезы и страдания моих близких…»
На остановке
…из набитого автобуса, вцепившись друг в другу в волосья, выпали две женщины. Что именно они не поделили в автобусном чреве, никто уже не узнает. Молча и страстно они мутузили друг дружку, а третья скакала вокруг, вскрикивая:
— Девочки, перестаньте! Девочки, перестаньте!
Наконец одна из «девочек», крепко под сорок, прервав выяснялово, сказала ей (дословно):
— Лаура, блядь, ну ты-то хоть не лезь, ебаный Христос!
Какая плотность культурного контекста, а? И какая музыка речи…
Пишите письма
И пришло мне однажды на НТВ письмо — из Храма Трех святителей, расположенного в городе N. по адресу: улица Жлобы, 51.
И другое — с обратным адресом: «Волгоград, проспект Хиросимы, до востребования…».
Перепись населения
— Национальность писать — русский?
— Нет, еврей.
Переписчица подняла испуганные глаза:
— Что, прямо так и писать?
С афиши
Камерный оркестр «Солисты России», дирижер — Миша Кац (Франция).
Пересвет и Ослябя
В 1998 году меня позвали в прокуратуру — за разжигание ненависти к русскому народу. Биться со мной за честь русского этноса вышли в чисто поле сорок шесть человек из Оренбурга.
Первым в списке обиженных стояло имя гражданина Гусейнова. Координатором акции числилась Дусказиева Галина Задгиреевна.
Чудны дела твои, Господи.
В рабочий полдень
У меня в квартире ремонт.
Дима стругает плинтусы, Миша кладет плитку в ванной.
Я сижу в комнате и пишу текст, имея в виду заработать на оплату их труда. В середине дня мы прерываем наши занятия и сходимся на кухне к накрытому столу.
За обедом происходит обсуждение ряда проблем из области прикладной психологии (в этом силен столяр Дима), сравнительный анализ Ветхого и Нового Заветов с выявлением ряда противоречий внутри каждого из них (с цитированием по памяти в исполнении Михаила), а также краткая дискуссия, посвященная постмодернизму как последней стадии мировой культуры (здесь некоторое время солирую я).
Потом мы с Димой пьем чай, а Миша кофе. Потом мы расходимся по рабочим местам, очень довольные друг другом. А моя жена, полдня готовившая нам обед, приступает к уборке стола и мытью посуды.
А что ей остается, если она ничего не знает о постмодернизме?
Немного Сартра
Такси. Серьезный мужчина за рулем меня узнал и поделился своей тревогой:
— В народе, — сказал, — возникает экзистенциальная пустота!
В конце поездки попросил расписаться на книге о житии какого-то святого…
Интересно здесь все-таки.
Разумное сущее
N. гулял с собачкой, когда на пути его возник архетипический алкаш: клетчатая рубашка, заправленная в треники с пузырями, заправленными, в свою очередь, в черные носки… На ногах резиновые шлепанцы, в руке бутылка… А в глазах стоял какой-то тревожный вопрос.