Михаил - Белая женщина
Младший медбрат запаса в последнее время скучал по сумасшедшему дому. Он находился под впечатлением опубликованной в газете «Голая Правда Украины» серии публикаций медсестры Фортуны под общим заголовком «Рядом с великими». Автор, в течение многих лет проработавшая в психиатрической больнице, с большим сочувствием описывала содержание бреда величия, который ей довелось услышать на протяжении славного трудового пути. Я тоже читал эту наделавшую много шума книгу, и мне особенно запала в душу старуха-якутка, которая пребывала в глубоком убеждении, что она является Зоей Космодемьянской, и перевернула всю больницу в поисках «die Faschisten» (фашистов).
Но Пятоева в этом музее восковых фигур, созданном шизофренией, привлекали образы романтические. Особенно ему был душевно близок один заслуженный ветеран израильской армии, которого тяжело мучил вопрос, занялся бы он убийством евреев, если бы он был палестинским юношей. Иногда, впрочем, ветеран задумчиво спрашивал:
— Я никогда не был женщиной, а интересно, что они чувствуют?
Заслуженный ветеран был человеком поистине разносторонним.
Прочтение этой замечательной публикации оставило неизгладимый след и в мироощущении Костика.
— Скажите, уважаемый Барабанщик, — спросил меня народный лидер, — почему вы всегда против ценностей господствующей идеологии. Это склонность вредна для здоровья. Иногда эта черта характера приводит к разрыву сердца или отрубанию головы.
— Хочу вам сообщить, милейший Костик, — ответил я видному политику, — что это качество отмечает княжеский род князя Абрама Серебряного. Мой папа, «Ханаан», а по-русски Леонид Маковецкий, будучи прирожденным князем Абрамом Серебряным, был единственным старшим офицером в стратегической авиации, который не являлся членом Коммунистической Партии Советского Союза. Об этом ему сообщил лично the commander the Belarus military district general Tretjak (командующий Белорусским военным округом генерал Третьяк).
Действия моего отца, которому удалось в течение многих лет избегать вступления в эту, в высшей степени малопристойную организацию, золотыми буквами вписаны в историю всей стратегической авиации. В политотделах частей и соединений этого рода войск ходили легенды о князе Абраме Серебряном, который, независимо от количества выпитого, всегда считал себя недостойным вступать в партию.
В том, что я, Михаил Маковецкий, являюсь князем Абрамом Серебряным, надеюсь, двух мнений быть не может.
Мой сын, Дима, а по-еврейски Дан Маковецкий, проявлял себя князем Абрамом Серебряным с ранних лет. Обучаясь в седьмом классе школы кибуца под названием «Лиса2, он однажды сообщил мне, что в этот день в школу не пойдет, так как вместо учебы у них будут торжественные мероприятия, посвященные годовщине смерти Ицхака Рабина. Ребёнка я не осудил. На ближайшем родительском собрании кибуцные учителя, настолько левые, что левее их только Ясир Арафат, долго и занудливо рассказывали мне о том, как они переживают за общественное лицо сына. Выяснилось также, что мой сын избегает массовых мероприятий вообще, а ещё не ходит в походы по родной стране, не поёт песен у костра и не развивает в себе чувство локтя. К замечаниям учителей он относится без интереса и, если ему скучно на уроке, довольно легко засыпает и заметно раздражается, когда его будят. После таких слов мое сердце наполнилось законной гордостью за ребенка.
— Никогда бы не подумал, что ты вырос в семье военнослужащего, — заявил мне Костик, — в тебе есть врожденное чувство неподчинения приказу.
— Я не только князь, но и потомственный защитник Родины, — с достоинством ответил я, — мой дедушка по материнской линии, во время гражданской войны, служил как в Красной, так и в Белой армии, попеременно дезертируя из обеих. В общей сложности ему удалось дезертировать пять раз. Причем в двух случаях он покидал место службы с табельным оружием в руках. Винтовку Мосина образца 1898 года, легкомысленно выданную ему перед штурмом Перекопа, он хранил всю жизнь. С нею он ушёл в партизанский отряд, из неё он застрелил соседа-полицая, когда тот пришел домой из тюрьмы через десять лет после окончания войны в районный центр Щорс, и, будучи крепко выпившим, рассказывал об участии в расстреле щорских евреев. Последний раз мой дедушка тщательно перебрал и смазал свою винтовку в 1961 году, когда было объявлено о неизбежной победе «le communisme» (коммунизма) через двадцать лет, и из продажи исчез «le pain blanc» (белый хлеб).
Так что я представитель военной династии, пока доросший до должности чеченского полевого командира, но не теряющий надежду на продвижение по службе. Как говорила моя бабушка, которую соседи почему-то звали Циля Ханаановна, хотя в действительности она была Ципойра Хуновна: «Это болезнь, при которой можно жить долго, но плохо». Бабушка это говорила на языке идиш, которым я, в силу своего глубокого невежества, не владею, а потому не могу процитировать ее на языке оригинала.
— Мне кажется, вернее, я даже убежден, что рассказы о твоих родственниках несколько затянулись, — прервал меня Костик, — история похождения твоих дедушек и бабушек, которые всю жизнь провели в тылу врага, но при этом жили долго и счастливо, начинают меня утомлять. Давай переменим тему.
— Хорошо, оставим в покое моих родственников, — согласился я, — поговорим о стройках сионизма. Недавно мне довелось побывать на праздничных торжествах, ознаменовавших собой окончание строительства второго этажа в доме Кацев. В качестве строителей сионизма выступала, как обычно, бригада строителей-палестинцев. Шестеро довольно молодых, но уже очень бородатых строителей. Несмотря на частые перерывы на молитвы, они довольно быстро и качественно возвели второй этаж. Можно смело сказать, что работали строители на крыльях любви. В бригаду палестинских строителей сионизма объединились юноши из богобоязненных мусульманских семейств, движимые вполне понятными желаниями заработать необходимые средства для приобретения жён. В Хевроне они видели, естественно не вблизи, живых девушек, закутанных с ног до головы, но на видеомагнитофонах они насмотрелись на всякое. Поэтому с женитьбой у них были связаны большие надежды.
После завершения строительства Людмила Ивановна Кац решила накрыть праздничный стол для сжигаемых любовным пылом строителей. В качестве переводчика и консультанта-востоковеда был приглашен я. По прибытии в усадьбу Кацев мне пришлось потрясти (в переносном смысле этого слова) Людмилу Ивановну. Я заявил, что спиртное со столов необходимо убрать, так как ислам его употребление категорически запрещает. Воспитанная в строгих подмосковных традициях, госпожа Кац была заметно расстроена, но быстро оправилась от пережитого и начала накрывать на стол. Я же с Кацем отбыл осматривать новостройку. Вскоре прибыли, одетые по-праздничному, ударники сионистского труда. После получения от Яна причитавшихся им денег, все, находясь в приподнятом настроении, уселись за стол, сервированный во дворе.
Неожиданно лица наших палестинских собутыльников окаменели. Я обернулся и увидел Людмилу Ивановну, несущую поднос с жареным поросенком. Но не поросенок поверг в шок чистых мусульманских юношей. Как выглядит поросенок, они не знали, так как ислам запрещает есть свинину, да в доме Кацев они поросенка и не ждали, так как еврейская религия тоже свинину есть запрещает. Другое дело, что об этом запрете не знает не только Людмила Ивановна, не знал об этом даже её супруг, чистокровный еврей Ян Борисович Кац. Мне, по литературным источникам, было это известно, но, как и большинство еврейского народа, я кушал свинину при любой возможности. Не свинина превратила палестинских строителей сионизма в соляные столбы. Виной тому была внешность и туалет Кац Людмилы Ивановны.
Впервые после приезда из Томилина в Израиль госпожа Кац надела шёлковый китайский халат в драконах, которым она так гордилась и надевала только по торжественным случаям. Необходимо присовокупить, что под воздействием сладких тропических фруктов, которыми так славится земля Израильская, Людмила Ивановна не поправилась, а скорее раздобрела. Ещё вернее было бы сказать, что она налилась или, чтобы быть до конца точным, можно отметить, что госпожа Кац еще более пышной. И сдобной.
В результате этих процессов красный шелковый халат в драконах стал ей маловат. Особенно в груди и ниже талии. А также, почему-то, коротковат. Вероятно потому, что с годами сморщиваются и драконы, но время не властно над Людмилой Ивановной. Несмотря на то, что к халату прилагался поясок, который Людмила Ивановна повязала на талии, халат имел тенденцию распахиваться то сверху, то снизу, демонстрируя, то наполненный до краёв большого размера бюстгальтер, то полноватые, но сохранившие форму, бёдра.
— Кушайте, гости дорогие, не стесняйтесь, — говорила Людмила Ивановна и ставила на стол новые и новые блюда. При этом ей приходилось наклоняться, а однажды ей даже пришлось прижаться грудью к плечу одного из дорогих гостей. Несчастный в три глотка опустошил полуторалитровую бутылку кока-колы. Неиспорченные тлетворным влиянием Запада мусульманские юноши воочию убедились, что видеомагнитофон их не обманывал. Кусок чудесно приготовленной свинины застревал у них в горле. Вступить в законный брак им хотелось нестерпимо. Ближе к вечеру, когда праздничные торжества завершились, они встали из-за стола и пошли к своей машине, медленно и осторожно передвигая ноги. После этого случая, ещё долго бригады арабских строителей осаждали поселение Ливна с предложениями своих услуг.
