Александр Федотов - Макароны по-флотски (сборник)
Наступила немая пауза. Никто не находил в себе мужества поднять глаза на комэска.
– Закрасить! Шаровой краской! – рявкнул, придя в себя, комэск.
– Есть! – вытянулся по струнке матрос Голиков, но тихо добавил, – только… она не высохнет…
– Что не высохнет?! – комэск вытаращился на матроса.
– Ну краска… не высохнет она… Товарищ Ярузельский подкраситься может…
Комэск запнулся. Он некоторое время стоял молча, что-то соображая. Перспектива покрасить товарища Ярузельского никак не входила в его планы. От представившихся возможных последствий заныл больной зуб. Ситуация требовала дополнительной обмозговки. Поморщившись, комэск повернулся к своему сопровождению и уже без прежней твердости в голосе спросил: – Ну? Вы-то что думаете? Высохнет или не высохнет?
Свита некоторое время совещалась.
– Высохнет, – не очень убедительно, сказал наконец командир корабля: – …Должна высохнуть.
– Да не высохнет она, – выдал своё мнение старпом.
– Может высохнуть, а может и нет, – внёс свою лепту молчавший доселе помощник старпома…
После дополнительных обсуждений, так и не придя к общему мнению, было решено вызвать мичмана, начальника боцманской команды.
– Начальнику боцкоманды прибыть в коридор офицерского состава к командиру эскадры! – приказывает репродуктор.
Через две минуты запыхавшийся боцман, мичман Прокопенко, слетел вниз по трапу в коридор:
– Товарищ капитан первого ранга, мичман Прокопенко по вашему приказа… – резво рапортует боцман, вытягиваясь по струнке…
– Мичман, – теряя терпение, перебил его комэск, указывая на розовые переборки, – что ты думаешь: если закрасить шаровой краской, высохнет, бл…, эта краска до завтра или, бл…, не высохнет?
Хохол мичман деловито прошелся по коридору, обвёл глазами нежно розоватые переборки, потрогал их указательным пальцем и спокойно, глядя на комэска, заключил:
– Не гарантирую, тащ… нет, не высохнет. Паршивая у нас краска. Кстати, насчет товарища Ярузельского… В прошлом году к нам польскую шаровую краску пригнали, так та б высохла. А у нас наша краска, так вот она, точно, не высохнет. Так вот если б у товарища Ярузельского… по дружбе наших братских стран…
Комэск поморщился: – Ладно, отставить. Пущай розовая будет. Хрен с ней! – и, мотнув головой, направился вверх по трапу. За комэском потянулась и вся группа сопровождения.
«Пронесло…», – выдохнул Голиков. Но не прошло и пятнадцати минут, как по надраенному трапу застучали шаги очередной делегации! В коридор к матросу Голикову спускались: старпом, командир корабля, комэск и тучного вида контр-адмирал… Помощнику старпома места в этой свите уже не нашлось…
При виде шитой адмиральской звезды на погонах на фоне розовых переборок матросу Голикову стало нехорошо. Но контр-адмиралу понравилось решительно всё: и трап, и тамбур и переборки. Он объявил Голикову благодарность и, уходя, обещал наградить грамотой за подписью командующего флотом.
«Чёрт с ней, с грамотой», – подумал Голиков, – «пожрать бы дали». Он вдруг почувствовал, что ужасно проголодался. Следующие полчаса он ходил взад-вперёд по коридору, с надеждой поглядывая на репродуктор. Наконец динамик хрипло прокричал: – Экипажу корабля прибыть в столовую команды для приёма пищи!
Ну, наконец-то, вздохнул Голиков и взялся за медные леера трапа. Но тут броняшка со стуком отворилась и по балясинам трапа грузно застучало множество офицерских каблуков. В коридор гуськом спускались старпом, командир корабля, комэск, контр-адмирал и ещё один холёный офицер, немного напоминавший командующего флотом с газетной фотографии! От количества адмиральских звёзд на погонах гостей зарябило в глазах.
– Товарищ… – Голиков запнулся, подбирая подходящее звание к двум шитым звёздам на погонах нового проверяющего, – …вице-адмирал! Дежурный…
Вице-адмирал ленивым взмахом руки остановил его: – Вольно, вольно, боец. Расслабься.
Командующий флотом с серьёзным видом осмотрел объект. Он прошелся по коридору, потрогал переборки, присев, заглянул под трап – и остался доволен. Ему понравилось решительно всё, даже нежно-розоватые переборки.
– Благодарю за службу! – деловито сказал наконец командующий.
– Служу Советскому Союзу!!! – рявкнул голодный Голиков, до хруста в позвоночнике выпячивая грудь.
Командующий флотом кивком головы оценил служебное рвение молодого матроса и, повернувшись, стал степенно подниматься по трапу. При выходе он вдруг зацепился ботинком за комингс и остановился. Произошла заминка. Вице-адмирал внимательно разглядывал предмет, за который зацепился его начальственный ботинок. Видимо, он уже давно не ходил по кораблям и забыл, что у всех броняшек имеются вот такие порожки-комингсы и что ноги, вообще-то, приподнимать надо, когда в броняшку проходишь. Вице-адмирал сосредоточенно изучал комингс, и сопровождающие его офицеры, столпившись в тамбуре и мешая друг другу, тоже сосредоточенно изучали этот чёрный порожек между палубой и броняшкой. И тут командующий заметил, что при ближайшем рассмотрении краска на комингсе местами была в маленьких тонких трещинках. Вице-адмирал поднял голову и вдруг скомандовал стоящему внизу матросу Голикову: – Матрос, комингс покрасить! – и пошел дальше продолжать осмотр…
Посыльный из боцманской команды тут же прибежал с банкой чёрной краски. По-хорошему, надо бы красить аккуратно, кисточкой, по чуть-чуть. Но кисточки не было, не было даже обыкновенной губки. Надо было что-то придумывать. Соображалось с трудом, усталость давала о себе знать. Очень хотелось есть. От голода в животе урчало, а от бесконечной приборки голова шла кругом. Одна мысль билась в голове – «скорее бы это всё кончилось!» И тут Голиков решительно взял банку с краской, накренил её и стал поливать вонючей, густой, как смола, чёрной жижей злосчастный комингс. На подобный способ покраски ушло полбанки.
«Должно высохнуть», – неуверенно подумал Голиков, наблюдая за тем, как расползается вокруг комингса блестящая лужица краски. Присев на корточки, матрос аккуратно обложил комингс ветошью, чтобы краска не растекалась уж слишком далеко по палубе. Он уже собрался было подняться, как вдруг прямо перед собой, на палубе, увидел несколько пар надраенных до блеска офицерских ботинок. Голиков вскинул голову. Над ним стоял командующий флотом со своей свитой.
Вице-адмиралу достаточно было только одного беглого взгляда на бортик из ветоши, лужу черной краски и растерянное лицо молодого матроса, чтобы тут же пожалеть об отданном сгоряча приказании. Его холёное гладко выбритое лицо сделалось вдруг жалким:
– Сынок, зачем же ты столько краски вылил-то? – с нескрываемой душевной болью проговорил он. – Теперь и за три недели не высохнет…
Командующий флотом в сердцах махнул рукой и направился к сходням. Свита, испепеляя матроса взглядами, поспешила следом.
– Спать не ляжешь, пока всё здесь не высушишь, – прошипел, проходя мимо, старпом: – Чтоб до утра… – и бросился догонять своих начальников.
Несмотря на все ночные старания матроса Голикова, к завтрашнему утру комингс не высох. Не высох он и через три дня. Но это было уже неважно. Войцех Ярузельский передумал посещать Ордена Красного знамени Большой противолодочный корабль «Маршал Ворошилов».
Рыбалка
Одна голова хорошо, а две уже некрасиво.
(Фольклор)
У причала живописной вьетнамской бухты, покачиваясь на волнах и поскрипывая на швартовых, в то лето теснилось десятка полтора разномастных военных судов – небольшая часть военного контингента в Камрани, крупнейшей советской военной базы за рубежом. Общая площадь под сто квадратных километров! Американцы построили её в 60-х годах уже прошлого века для войны против Северного Вьетнама. В 1974 году Северный Вьетнам при поддержке Советского Союза вышиб американцев, и базу обещалось сразу передать СССР в знак искренней благодарности. Но у вьетнамских коммунистов появились свои виды, и только через шесть лет, после того, как СССР поддержал Вьетнам уже во время китайско-вьетнамского конфликта, базу наконец передали СССР в бесплатную аренду на 25 лет.
Большой противолодочный корабль (БПК) «Маршал Ворошилов» уже второй месяц стоял у причала Камрани. На берег никого не пускали, и экипаж томился на корабле: из развлечений по выходным – кинофильмы (в основном, почему то про оленёнка Бемби), перетягивание каната, ну и, конечно,… политзанятия.
Будние дни коротали, кто как мог. У карасей выбор занятий был невелик: или приборка «малая», когда с мылом мыли только палубу, или приборка «большая», где замыливалось всё от палубы до подволока. Караси, естественно, предпочитали вариант первый, но, к сожалению, их мнение и мнение годков не всегда совпадало, и молодые защитники отечества, вздохнув, начинали обреченно взбивать мыльную пену в разномастных пошарпаных кандейках (вёдрах).
