Борис Привалов - Веселый мудрец. Юмористические повести
— По дороге — верст шесть, — ответил Костикэ.
— Как же нам моша Илие раздобыть для разговора? — произнес Фэникэ. — Полиция… заметят… Разве что украсть его?
— Копач — не невеста, — усмехнулся Митикэ. — Да и полиция не похожа не несговорчивых родителей. Нужно туда, к ветряку, ехать. Незаметно подберемся, а там видно будет.
— Возьмите моего Негру, — предложил Костика. — Только ты, Митикэ, скачи по дороге до третьего креста, а потом сверни в степь. И подъезжай к мельнице со стороны ручья. На дороге кто-нибудь из полицейских тебя приметит.
— Митикэ, разве ты поскачешь? — удивился Фэникэ.
— Я просто так. — Костика положил руку на плечо Фэникэ. — Пожалуйста, скачи ты…
— Мы с Фэникэ, — голос Митикэ зазвучал торжественно, — одна душа, одно тело, одно сердце. Мы никогда не разлучаемся. Мы — Пэкалэ и Тындалэ. Не только братья, но еще и побратимы. Ведь бывает, что братья становятся врагами, а побратимы — друзья до конца жизни. Негру выдержит двоих?
— Вы забыли Негру! — обиделся Костикэ. — С двумя седоками' ему не взять приза, но полтора десятка верст для моего скакуна — пустяки!
…Последнюю версту братья вели Негру по очереди под уздцы: топот скачущего коня мог насторожить полицейских. Мельница встала перед братьями неожиданно — словно выросла из земли. Три крыла мельницы были обломаны: два — совсем, одно — на две трети. Четвертое крыло сохранилось целиком. Из-за этого мельница походила на нищего с протянутой рукой.
Фэникэ остался с Негру, стреножил его, пустил пастись.
Митикэ перепрыгнул через тощий ручеек и пополз к темнеющим на фоне звездного неба копнам сена: оттуда доносился мощный храп Бэрдыхана.
Митикэ остановился, замер. Кажется, ничего опасного. Поднял голову. Вот небольшой холмик. Ого, он колышется! Да это живот Бэрдыхана! Рядом спит полицейский.
Митикэ пополз дальше. Вот второй полицейский. Тоже спит. Вот арестованные — один… другой… третий… Моша Илие среди них нет!
Это было настолько удивительно, что Митикэ забыл об осторожности, сел.
— Эх, человече, — послышался тихий голос моша Илие, — нетерпеливый ты… Ну, а кабы не я, а другой кто тебя увидел?
Мош Илие сидел, прислонясь спиной к копне.
— Не бойся, тут никого до утра не разбудишь, хоть бочки разбивай, — продолжал копач, — меня вот караулить оставили. Спать все равно не хочется, а наш старшой, Цопа, говорит: «Вы никого никогда не обманывали и меня не обманете. Смотрите в оба. Чтоб никаких побегов!».
И старик засмеялся, поглаживая усы.
— А я… за вами… — растерялся Митикэ. — Зачем в тюрьму идти? Мы вас увезем, так спрячем — полиция с ног собьется, сто лет искать будет.
— Да не боюсь я тюрьмы, — сказал мош Илие. — Меня попугать хотят, вот как я мыслю. Попугают и выпустят. Вот, человече, и выходит — не к чему мне убегать.
Затем притянул к себе голову Митикэ и прошептал ему прямо в ухо:
— А вот одному из сотоварищей моих скрыться потребуется. Ох, как потребуется! Если его городской полиции сдадут — худо будет. Признают его там…
— Ну, пусть сам и спасается, — равнодушно молвил Митикэ. — Из-за вас, мош Илие, мы хоть на луну заберемся. Нужда будет — костьми ляжем. А его мы и не знаем вовсе.
— Уходи, — грустно сказал мош Илие. — Без вас управимся… Эх, Чорбэ! Человек этот за то и страдает, чтобы всем весело было на земле. Его по всей степи… Да что говорить! Иди!
— Так я ж не знал… Дедусь! Если вы говорите… Хоть сейчас бежать можно! — жарко зашептал Митикэ. — Конь за мельницей! Кого будить?
— Кого! Все вы, Чорбэ, как порох… Сразу — пф-ф! «Кого»… Чудаки! Придет время — узнаешь. Хороший, значит, человек, если плохим поперек дороги стал!
— Что ж делать?
— Всем конвоем нужно нам назад, в Слободзею, вернуться.
— Ого!..
— И там на день остаться!.. — Да как же это сделать?..
— Тш-ш! — Сухонькая ладонь моша Илие легла на губы Митикэ.
Бэрдыхан зашевелился, перестал храпеть.
Мош Илие подтолкнул Митикэ — ползи, мол, за копну.
Митикэ ужом скользнул прочь.
Бэрдыхан приподнял голову, сел. Протер глаза.
— Мэй, мош Илие?
— Спи, спи. До зари еще долго, — ответил копач.
— И буду спать, — сонно пробормотал староста. — А вы чего сидите, в ночь глядите?
— Сторожу, чтобы твои сны не унес кто-нибудь, — усмехнулся мош Илие. — Вон гляди, какой сон полицейскому видится… С улыбкой!
— Перину он видит и бочонок вина, — вновь укладываясь, сказал Бэрдыхан.
— Нет, видит он, что довел нас до участка благополучно. А теперь вдруг перестал улыбаться. Это он о тебе, староста, докладывает приставу: «Привели, говорит, важную птицу — бужорского старосту». Видишь, снова улыбнулся… Благодарит его, значит, кто-то за то, что тебя доставил в целости….
— Верно! — повертываясь на бок и зевая, пробормотал Бэрдыхан. — У меня в городской полиции кум служит..
Бэрдыхан повозился, подтыкая под себя расползшееся сено, затих. Через мгновение мощный храп вновь начал сотрясать воздух.
Мош Илие прилег у копны. С другой стороны так же прилег Митикэ. Головы их оказались рядом.
— Бэрдыхан — ваше дело? — шепотом спросил мош Илие.
— У нас с ним старые счеты…
— Знаю… Когда я музыку в Бужоре услышал, сразу понял — вы…
— Как же теперь быть, мош Илие? Зачем назад-то в Слободзею всем идти?
— Потом скажу, в селе.
— Там же с вас глаз не будут спускать.
— А вы так сделайте, чтоб никто за нами не приглядывал.
— Посоветуйте, все исполним.
— А ты помнишь, как Пэкалэ и Тындалэ над жадным мельником посмеялись?
— Помню.
— Полицейские наши нездешние, кругом степь, как стол, лежит. Вот и смекай… Да торопись… И смотри, чтобы из худых людей никто ничего не учуял…
Митикэ слился с землей, исчез в темноте. Только трава сухая зашелестела, словно ветер по ней прогулялся.
— С кем это вы, мош Илие? — вдруг спросил Бэрдыхан сонным голосом.
— Сам себе сказки сказываю. — Мош Илие снова сел, прислонился спиной к копке.
— Слушай лучше — может, моя каруца по дороге заскрипит, — попросил Бэрдыхан, — разбуди тогда!
— Спи… Пока на дороге тихо.
Бэрдыхан повернулся на другой бок, прикрылся свиткой.
….Костикэ ждал братьев у околицы.
— Ну как? — поглаживая бурно вздымающийся бок коня, спросил он.
— Пока все в порядке, — не слезая с Негру, ответил Митикэ. — Но нам нужно еще за каруцей съездить. Там батрак бэрдыханов спит — это возле кургана, по бужорской дороге.
— Четыре версты, — вздохнул Костикэ.
— Тебе тоже дела хватит, — продолжал Митикэ. — Завтра нужно все село поднять — тебе дом новый строить.
— Дом? — удивился Костикэ. — Не ко времени вроде. Это лучше ближе к осени…
— Скажи всем — мош Илие просил.
— Значит, нужно, — озабоченно произнес Костикэ и снова погладил Негру. — Что ж, скачите за каруцей! Это полегче, чем до мельницы добраться!
— Добраться-то может, и просто, — сказал Фэникэ, обхватывая сидящего впереди Митикэ, — да не так просто того батрака будет уговорить, чтобы он с хозяином своим встретился.
— Держись! — пуская коня вскачь, крикнул Митикэ…На заре мош Илие разбудил Бэрдыхана:
— Каруца твоя едет!
— А? Что? Где? — протирая очи, вскочил на ноги примарь. И, завидев на дороге своих волов, зашагал навстречу им.
— Стой! — крикнул мош Илие.
Староста удивленно обернулся.
— Мне старшой наказал никого никуда не отпускать, — сказал копач. — Так что разбуди-ка сперва его.
Цопа проснулся сразу, не зевая и не потягиваясь. Он сдвинул фуражку на затылок и крикнул:
— Что тут происходит?
— Ваше благородие, — нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, забубнил Бэрдыхан, — волы мои… Каруца вон идет из села. Жена прислала кое-какого припасу. Дорога-то дальняя. Так что, ваше благородие, разрешите мне каруцу остановить. Мой батрак, опять же, на ней…
— Там не один батрак, а трое, — сказал Цопа, подозрительно вглядываясь в приближавшуюся каруцу.
— То ж музыканты, — узнал седоков староста. — Братья Чорбэ! В город едут!
Проснулся второй полицейский, за ним — калачник Тимофтэ и вихрастый мужичок — бедолага. Последним открыл глаза длинноногий бондарь Штефан, увидел рядом с собой бочонок, который Бэрдыхан уже притащил с каруцы, и сказал:
— Разве это бочонок? Склепан тяп-ляп, года не протянет, решетом станет.
— Бочонок — деревяшка, — ответил Бэрдыхан. — А зато какое в нем винцо!
Он вытащил затычку и молниеносно, с ловкостью, неожиданной для такого толстяка, подставил рот под струю вина.
— Стой! Отставить! — засуетился Цопа. — Кому говорю!
Но остановить старосту оказалось невозможно, пока он не утолил жажды.
— Ой, хорошо! — наконец выдохнул Бэрдыхан и пальцем заткнул бочонок.
