Андрей Ломачинский - Курьезы Военной Медицины И Экспертизы
Но не сразу. Радовались Петр и Павел жизни своей спасенной, довольные в кругу семейном с восторгом разглашали государственные секреты военной медицины и всем семейным хором пели оды военврачам. На работу ходили. Полковник вернулся в тот же «ящик», где и был. К своим любимым и сердцу милым ядерным фугасам. А вот инженера Петю назад в цех не пустили. Сказали, ну нет, мужик, раз с того света вытянули — хватит с тебя радиации. Стал он непыльно работать в заводоуправлении исключительно с бумажками.
Только вот со здоровьем появились странности. Такие жалобы только крайние симулянты и невротики выдумать могут — общая боль во всем теле. Тяжко стало на работу ходить, да службу тащить. Потом стало зрение садиться. Потом слух и обоняние. Стала исчезать кожная чувствительность. Да как исчезать — сразу по всем направлениям! Помаленьку отрубало и болевое, и тактильное, и температурное восприятие — в медицине случай крайне редкий. Потом желтуха напала, и печень стала походить на печень хронических алкоголиков. Потом почки стали отказывать. Затем пошла мышечная расслабуха, как у паралитиков, но с припадками, как у эпилептиков. Ну там про всякие поносы и дрожь в руках, я просто молчу. Когда труба по всем направлениям, то это мелочи на общем фоне.
Доставили их назад в клинику и давай заново изучать. Оказалось — прижился в химерах «проститутский» костный мозг. Освоился. И обнаружил, что окружающее его тело — чужое. Этакий один большой микроб. Ну а костному мозгу положено с микробами бороться. Вот он и уничтожил окружающее его тело. Стопроцентно уничтожил — домой Петр и Павел вернулись уже в ящиках.
РАДАРНАЯ ТРАВМА
Если Вы думаете, что это такая травма, когда крутящийся радар своей излучающей решеткой по башке задел, то сильно ошибаетесь. Радарная травма — это травма радарным излучением. Если излучение слабенькое, то травмы нет, а есть хроническая радарная болезнь. Ну там сна и аппетита нет, весь на нервах, голова болит и вес теряется. Тоже, конечно, не подарок, но жить можно. А вот после хорошей радарной травмы оказалось жить нельзя. Радарное излучение считается крайне «мягким» — это не проникающая радиация в общепринятом смысле, а «малоэнергетическое» СВЧ — электромагнитное поле сверхвысокой частоты. Как в обычной микроволновой печи. Чего такого бояться? Вот и не боялись…
Наиболее мощное поле СВЧ дают радары противоракетной обороны. Их излучающая антенна так устроена, что генерирует излучение подобное невидимому лучу гигантского прожектора. Оно и понятно — мощности на бесполезное «освещение» пустого пространства меньше теряется. Вначале дежурный радар, тот что весь сектор наблюдения контролирует, засекает нечто чужое, а затем уже это нечто «подсвечивается» узконаправленным пучком СВЧ. По отражению этого пучка и идет ракета-перехватчик. В Советском Союзе такое дело было отработано до уровня балета Большого Театра — каждый знал свою партию до мельчайших движений. В 1972 году Никсон с Брежневым договор о противоракетной обороне подписали, тот что Буш через 30 лет отменил. Так вот, советская противоракетная оборона Москвы существовала с 1973 года, правда с ядерными ракетами-перехватчиками, а Америка до 2000-го ничего толком создать так и не смогла. Для офицера ПВО Ленинградского и Московского округов служба медом не казалась, хоть до обеих столиц, северной и официальной, было рукой подать. Радары всегда стояли на боевом дежурстве, и офицер чувствовал себя, как на войне, никакой расслабухи. Это уже при Мишке Горбачеве бардак пошел. В начале того бардака и случилась эта история.
Между Калининым и Ленинградом стояла секретная часть ПВО (противовоздушной обороны). Как и везде на рубежах обороны Москвы, в той части начались снятия, служебные несоответствия и выговоры. А лишь потому, что месяц назад на Красную Площадь приземлился на своем маленьком самолетике немецкий пилот-любитель по фамилии Руст. Такое издевательство над горбачевской «новой политикой и мЫшлением» привело войска ПВО в страшную опалу. Новый министр обороны Язов (тогда расшифровывали его фамилию как «я заставлю обуться всех») любивший начищенные сапоги и парады, отменил вывод радаров на ТО (техобслуживание) без видимых поломок. Вот и пришлось офицерам-технарям пускаться во все тяжкие, чтоб радар без снятия с дежурства в исправности поддерживать. Ну с установками постоянного излучения такое не получалось, а вот с «пучками» запросто. Достаточно было позвонить сослуживцам-смежникам: «Ну как там у вас, чисто? Ну хорошо, тогда мы полезли» Полезли в зону излучения временно неизлучающего радара. Однако если вдруг… Короче, если радар не отключен, а лишь «спит», то пробудить его может любой подозрительный сигнал, поступивший с других станций слежения. Для техника в излучателе ситуация напоминала русскую рулетку — это когда один патрон в барабане револьвера и ствол к виску. Крутнем и бух — ура, пусто. Живите на здоровье до следующего раза.
Прапорщик Иванюк, капитан Лыков, рядовые Альмухамедов и Синягин проводили «текущее малое ТО без снятия установки с боевого дежурства». Капитан копался с электрикой, рядовые просто что-то мыли-чистили, а прапорщик контролировал, чтоб все мылось-чистилось хорошо, ну и помогал капитану. Операторская находилась далеко от излучателя, да еще под землей, поэтому для экономии времени и снижения риска технари добирались до «пучка» на машине. Соответственно пятым участником мероприятия был сержант Ляховецкий. В целях безопасности сержант подвозил группу прям под излучающую антенну, а затем отъезжал метров на триста в безопасном направлении. Его задачей было неотрывно смотреть на дверь радарной и держать двигатель своего 66-го «Газона» со спецкунгом постоянно включенным. Это был не совсем простой «Газон». Его кабина и кунг (будка на месте кузова) были отделаны экранирующими материалами, а на стеклах имелись щиты с мелкими дырочками. Электрическая часть двигателя тоже имела специальную защиту от перегорания под мощным полем. Перед носом у водителя на шнурке вместо обычных безделушек болталось нечто, напоминающее большую авторучку с лампочкой — индикатор СВЧ. Как только лампочка на индикаторе загоралась, водитель обязан был опустить щиты и мгновенно мчаться к дверям радарной, при этом непрерывно сигналя. Персонал прыгал в кунг, и машина неслась подальше от радара в направлении, противоположном позиции излучателя. Обычно малое ТО не занимало больше 15 минут и всегда заканчивалось мирно — техперсонал спокойно выходил из дверей установки, приветливо махая водиле рукой. Никаких щитов опускать не требовалось, а требовалось спокойно подъехать и забрать людей. Если же персонал махал красным флажком, то требовалось сделать тоже самое, но быстро, а вот уезжать надо было заэкранированным — значит на радар «звякнули», и он сейчас заработает. За месяц этого дурацкого нововведения, что случилось после посадки Руста, подобных ЧП не было ни разу. Все ПВО ждало отмены осадного положения, надеясь, что гнев министра вот-вот кончится, и служба войдет в нормальное русло. А пока технари лазили в «спящий» радар, проклиная немца-авантюриста, глупый приказ и начало перестройки, которая явно понеслась куда-то не туда.
Между радарщиками была негласная договоренность — как наблюдающий радар начинает выдавать что-либо подозрительное, то первым делом надо не боевую тревогу объявлять, а на «пучок» звонить, если там люди в зоне. Вот после тревоги радар уже неконтролируемый — он начинает слежение в автоматическом режиме. А так 20-30 секуднд достаточно, чтоб из зоны выйти. Успеют и радар навести и людей сберечь. Конечно подобная мера боеспосбности никак не содействовала, но давала какой-то выход из сложившейся дурацкой ситуации. В тот день «на секторе» сидел майор, от которого подляны ожидать никак не могли. Офицер был грамотный и порядочный, жизнь сослуживцев и подчиненных ставил куда выше мнения проверяющих.
А гады проверяющие свалились на голову абсолютно внезапно. И если бы это были простая пара полковник-майор из дивизии, то можно было бы им все объяснить или даже послать на худой конец, пусть и с риском для карьеры. Но полковников была куча, да с генералами, и называлась эта шайка комплексной проверкой из Министерства Обороны. Это когда паркетные полководцы устраивают запуск холостой ракеты где-нибудь из-под льда Северного Ледовитого Океана и смотрят, как эту ракету сбивать будут. В реале. Хотя по своему желанию они этот «реал» могут несколько усложнить — приблизить к боевым условиям. Вот и усложнили — объявили майору, что он давно убит, потому как в его радар секторального наблюдения десять минут назад попала крылатая ракета противника. Дергай рубильник, вырубай установку, связь уже отключена. Посмотрим на боевое взаимодействие «подсветки» с радарами других частей, мол нас не одна дивизия, а боевая готовность всего ПВО интересует. Майор хвать телефон — а там и гудка нет. Рад бы ребятам позвонить, а как? Собственный излучатель не работает, хотя контрольный экран «на прием» включенным остается, да ничего на том экране уже не видно. И вдруг на экране пятнышко цели появляется. Это значит, что его «пораженный» сектор перекрыли соседи, вычислили цель, навели и врубили «подсветку». Только от ее мощного пучка сигнал смог на его экранах появиться. А еще это значит, что «подсветка» уже ведет ракету-перехватчика, понятно, учебную, а не ядерную. О том, какая это ракета, радарной автоматике и дела нет; если цель поймана, то станция работает сама по себе с единственным желанием примитивного робота на уничтожение. А там пускай хоть пожар, хоть потоп, хоть люди в зоне или убиение младенцев в операторской — железные мозги этим уже не интересуются, на кону тридцать вражьих мегатонн, летящих на Москву. Их надо сбить, а остальное мелочи.
