Андрей Шляхов - Байки «скорой помощи»
– И ты не пропадай!
Достав из кармана наладонник, Данилов сначала подумал, что тот снова забарахлил, и запустил перезагрузку – весь экран плыл сиренево-фиолетовыми пятнами. В ожидании завершения процесса, он поднял глаза и увидел, что белый халат проходящей мимо женщины тоже покрыт пятнами. Таким же пятнистым оказался и потолок, но лучше бы Данилов не поднимал к нему глаз – от запрокидывания головы подутихшая было боль усилилась раз в десять. Данилов поспешил в машину – глотать таблетки посреди приемного отделения, да еще и всухую, было бы неуместно. Или пристали бы с расспросами, или же сочли бы наркушей, вроде телевизионного доктора Хауса.
Еще одна таблетка седальгина вкупе с двумя таблетками но-шпы полностью избавили Данилова от пятен перед глазами и частично – от разлитой по голове боли. Приятная неожиданность – вместо очередного вызова одиннадцатой бригаде разрешили вернуться на подстанцию.
– Погоди-ка трогать, Петрович! Я в салон пересяду.
В салоне Данилов улегся на носилки и предупредил:
– До следующего вызова я полежу тут. Вера, попытайся взять обед на подстанции…
– А вы обедать не будете? – уточнила Вера.
– Я уже пообедал, надо бы переварить, – ответил Данилов. – Карты занеси в диспетчерскую и до следующего вызова забудь про меня.
– Хорошо, – Вера ласково погладила Данилова по плечу. – Отдыхайте.
– Ты – моя вторая мама! – похвалил ее Данилов. Петрович вел машину плавно, объезжая все ухабы.
Данилов, собравшийся просто полежать с закрытыми глазами, незаметно уснул.
Разбудили его женские голоса. Машина стояла на месте, Веры и Петровича в ней не было. Данилов снова закрыл глаза и от нечего делать вслушался в разговор снаружи, без труда разбирая слова, благодаря своему музыкальному слуху.
– Это несложно – конверт тонкий. Положу его в бумаги и под разговор оставлю на столе. Главное сказать что-то вроде: «Я принесла то, что вы просили»…
По легкой хрипотце и манере растягивать ударные гласные Данилов без труда распознал голос старшего фельдшера Казначеевой.
– Ну и делай, раз знаешь, а меня не впутывай.
«Рогачевская, – узнал Данилов. – Встреча старых друзей на нейтральной территории. Интересное кино!»
– Я тебя, Люда, не впутываю, я тебя прошу. Так – надежнее. Тем более что и у тебя есть свой интерес. Дело-то несложное – скажешь, что проходила мимо и услышала…
– Подслушала!
– Да. Сначала услышала, заинтересовалась и стала подслушивать. А в приоткрывшуюся дверь увидела нас с Новицкой. Это чтобы сомнений не было. Так против ее «не было такого», будет два наших «да, было такое».
– Ее же посадят!
– И хрен с ней. Тебе что – ее сына содержать и воспитывать? О себе подумай!
– И что я должна услышать?
– Как она говорит мне: «Надежда Константиновна, ваше спокойствие обойдется вам недешево…» Нет, лучше я тебе на бумажке запишу. Выучишь наизусть, чтобы наши показания совпадали слово в слово. Так надо – допрашивать будут порознь и сличать показания. И не только, кто чего сказал, но и кто где сидел или стоял. Елена, разумеется, сидела за столом, а я стояла. Прямо перед ее столом и стояла, ни на какой стул не садилась и руки у меня были пустые.
Рогачевская что-то сказала. Очень тихо, настолько, что Данилову не удалось разобрать ни слова.
– Дура, все продумано! И дверь у заведующей часто распахивается – язычок ведь еще при Тюленькове сломался, и если она чуть открыта, то в первую очередь видно того, кто стоит напротив стола. Хочешь – прорепетируем. Я сейчас к ней зайду, дверь притворю не до конца, а ты посмотришь…
– Ну тебя с твоими репетициями!
– Та что – договорились?
– Договорились…
Для приватных разговоров на подстанции не найти места лучше, чем гараж. Там почти всегда пусто, разве что изредка кто-то из водителей возится с мелким ремонтом своего автомобиля. Казначеева и Рогачевская и предположить не могли, что кто-то подслушивает их разговор.
– Я ей устрою легкую жизнь! – пообещала Казначеева. – Получение взятки – это серьезно. До пяти лет.
– Сама поостерегись, – посоветовала Рогачевская. – От Жорки есть вести?
– Звонил недавно…
– Звони-и-ил?! – Удивилась Рогачевская.
– Что ты глаза вылупила? Сейчас с этим просто – в каждой камере по мобильнику…
Данилов понял, что речь зашла об Ольшевском.
– …Только он зря нагреть меня надеется. У меня все чисто, комар носа не подточит – хоть наша комиссия по контролю за расходованием сунься, хоть наркоконтроль. Я ему, дураку старому, так и объяснила…
Пригласив к себе для беседы встреченного в коридоре доктора Жгутикова, периодически впадавшего в грех пофигизма и начинавшего спустя рукава заполнять карты вызова, Елена Сергеевна неожиданно услышала в оправдание:
– Как я устал от Москвы этой! Порой ум за разум заходит. Не город, а вампир – все соки из людей вытягивает!
– Что же привело вас в Москву, Артем Иванович? И что держит вас здесь? – поинтересовалась Елена Сергеевна. – Ну насчет денег все ясно, в столице платят лучше. Но ведь и расходы большие. Один съем квартиры чего стоит.
– У меня комната, – ответил Жгутиков. – И соседи тихие – семейная пара из Читы и студентка из Ташкента. Но дело не только в одних деньгах, Елена Сергеевна. Чем отличается провинциальный врач от врача столичного? Тем, что в провинции труднее работать. Там врач практически не имеет права на ошибку, даже на маленькую. Он на виду, и к тому же он свой, местный, ему не простят ошибки и будут колоть ею глаза и через двадцать лет.
– Интересно вы рассуждаете, Артем Иванович, – улыбнулась заведующая. – Насчет того, что все на виду, я поняла. Но какая разница – местный врач или не местный?
– Разница в восприятии, – оживился Жгутиков. – Представьте себе музыканта из сельского дома культуры и какого-нибудь известного исполнителя, маэстро. Если маэстро ошибется во время игры, то большая часть публики предпочтет этого не заметить, а те, кто заметит, решат, что исполнитель внес нечто новое в манеру исполнения. Его сочтут новатором, а то и зачинателем нового направления в искусстве. А ошибись его сельский коллега? Заклюют! Потому что он – свой, исконно посконно сермяжный. Нечего баловать, не стоит он того.
– Очень интересная точка зрения! – Елене Сергеевне никогда не доводилось слышать ничего подобного. – Надо запомнить.
– Запоминайте на здоровье, – с улыбкой разрешил Жгутиков и, моментально посерьезнев, спросил: – Так я пойду?
– Да, конечно! – разрешила Елена Сергеевна. – Только впредь, пожалуйста, повнимательнее заполняйте карты.
Не успел Жгутиков взяться за дверную ручку, как дверь распахнулась, чуть не прибив его.
– Извини, Тема!
Данилов вытолкнул ошалевшего коллегу в коридор и плотно закрыл за собой дверь.
– Владимир Александрович, что такое? – Елена Сергеевна вскочила на ноги и попыталась возмутиться, но возмущения не получилось.
– Ты сядь и выслушай меня! – Данилов уселся прямо на стол.
Он торопился. И вызов мог прийти в любую минуту, и Надежда могла разыграть свою комбинацию совсем скоро.
– Вова, что ты творишь? – под давлением даниловской руки, Елена Сергеевна опустилась в кресло. – Я же на работе.
– Это пока ты на работе, – ответил Данилов. – Смотри, как бы в камеру не угодить. Прямиком на нары…
Едва он успел закончить свой рассказ, как в кармане запищал наладонник, а «голос свыше» возгласил:
– Шестьдесят два – одиннадцать – вызов!
– Спасибо, Вова, – поблагодарила Елена. – Буду думать.
Глава восемнадцатая
Виток спирали
– Мужчина, пятьдесят лет, плохо с сердцем. Острухина, двадцать четыре, – Данилов оповестил бригаду о новом вызове.
– Элитный дом! – недовольно пробурчал Петрович.
Выезжать ночью в «элитные» дома на «скорой» не любили. Причина крылась в шлагбаумах, перегораживавших въезд во двор. Если днем для поднятия шлагбаума достаточно было постоять около него секунд десять со включенной «светомузыкой», то ночью такой номер не проходил – можно было спокойно получить по «морде лица» от разъяренной орды разбуженных жильцов. Делать было нечего – машина оставалась сторожить шлагбаум, а врач с фельдшером топали до подъезда пешком и так же, пешком, при необходимости (разумеется – с помощью водителя) несли до машины пациента. Порой дистанция составляла метров сто пятьдесят.
На сей раз шлагбаум был гостеприимно поднят и около него стоял мужчина в спортивном костюме. Завидев «скорую» он принялся размахивать руками:
– Сюда, сюда!