Беру тебя напрокат (СИ) - Трифоненко Елена

— У меня там Женька одна, — спешу напомнить я. — Она чокнется, если я не вернусь ночевать.

Никита мрачнеет:

— Точно! О ней я не подумал.

— Вот-вот. Представляю, как она переживает.

Несколько секунд мы молчим, а потом Никита вдруг предлагает:

— А давай проведаем твою сестру, а потом немного прогуляемся?

— Давай. Но ночевать я все равно буду у себя.

В ответ он лишь загадочно улыбается. Что у него на уме — совершенно непонятно.

Когда я заглядываю к Женьке, она увлеченно переписывается с кем-то по телефону. Мое появление действует на сестру странно. Она тут же засовывает мобильник под одеяло и откидывается на подушки, изображая, что просто отдыхает.

— Все нормально? — спрашиваю я с безотчетным беспокойством.

Женька чуть розовеет:

— Конечно. А почему ты спрашиваешь?

Мне как-то неловко доставать сестру расспросами, потому я просто пожимаю плечами. Она же словно нарочно торопится сменить тему:

— Как там Петров?

— Неплохо. Раны промыли, царапины обработали. Сейчас хотим с ним немного прогуляться, обсудить рабочие вопросы

Во взгляде сестры мелькает радость. Хотя, может, мне это только кажется. Рассуждать о Женькином душевном состоянии я сейчас совершенно не готова — в голове у меня и без того сумбур. Я чмокаю сестру в щеку и, поправив перед зеркалом волосы, вываливаюсь в коридор.

Петров с задумчивым видом ждет меня у лифта. Я специально не хлопаю дверью каюты, потому Никита некоторое время меня не замечает. Это очень удобно — можно за ним немного понаблюдать. Я замираю и неторопливо обвожу взглядом его лицо. Ему, черт возьми, повезло с внешностью! Его даже ссадины не портят.

Никита словно чувствует мой взгляд. Он поворачивается, видит меня, и лицо его как по щелчку расцвечивается радостью. Она выглядит такой искренней, такой невинной! Во мне сразу просыпается подозрительность.

Вот с чего ему взбрело в голову идти со мной гулять? Он уже получил от меня все, что хотел, но продолжает расточать обаяние. Странно это.

Двинувшись навстречу Петрову, я внезапно запинаюсь за ковер и чуть не грохаюсь посреди коридора. К счастью, Никита бросается мне навстречу и успевает подхватить.

— Спасибо, — говорю я, чуть смущаясь.

Он нахально улыбается.

— Не за что. Я уже привык, что девушки падают к моим ногам, натренировал реакцию.

В его голосе столько самодовольства, что меня моментально заполняет раздражением. Чертов зазнайка! Напыщенный индюк! И зачем я согласилась куда-то с ним идти?

Я пытаюсь выдумать отмазку от прогулки, но в голову, как назло, ничего не идет. А ведь когда-то я отличалась сообразительностью, побеждала в школьных викторинах. Наверное, сейчас туплю от усталости. День был тяжелый, на меня много всего навалилось.

Нажав кнопку вызова лифта, Петров смотрит на меня так, как обычно смотрят хозяева на своих породистых щеночков — с покровительственным, собственническим интересом. И ведь я сама дала ему повод так смотреть!

Ага, сама. Увлеклась медицинской помощью из-за дурацкой доброты, но впредь буду умней. И обязательно верну этого задаваку с небес на землю, иначе он раздуется тут от гордости так, что лопнет.

Лифт весело тренькает, его двери медленно открываются. В кабине уже есть несколько человек, и один из них мой недавний знакомый — музыкант из Минска. Первые несколько секунд я даже глазам не верю, а потом в голове сразу складывается план. О да! Сейчас мы покажем этому индюку Петрову, что на нем свет клином отнюдь не сошелся.

— Матвей? — я шагаю в лифт с радостью. — Вот это встреча! Как дела?

— У меня все норм, — Матвей с легкой тревогой оглядывает Петрова, зашедшего в лифт вслед за мной. — Вот пытаюсь не сдохнуть от скуки: друзья разбежались по свиданкам, а я не знаю, чем заняться. Решил немного побродить по кораблю.

— Слушай, мы заняты тем же самым: шатаемся без дела. Пойдешь с нами?

— А вы сейчас куда? — Матвей странно тушуется.

Я оглядываюсь назад и успеваю поймать обращенный к нему взгляд Никиты — мрачный, полный открытой неприязни.

Впрочем, заметив мой интерес, Петров тут же меняет выражение лица на приветливое, старательно улыбается. Я с наигранной беспечностью переадресовываю ему вопрос Матвея:

— Никит, мы сейчас куда?

Несмотря на улыбку, тот отвечает неохотно:

— На променад. Прогуляемся, потом перекусим где-нибудь. Вряд ли твоему приятелю будет с нами интересно.

— Наверное, — бубнит Матвей и немного нервно оглаживает воротник рубашки. Вид у него как у кролика, увидевшего удава. Вот уж не думала, что он такой трусишка! Но выбирать мне не приходится.

— С нами весело, — заверяю я Матвея и подхватываю его под руку. — Так что, решено! Ты — с нами.

Дин-дон! Лифт открывает двери на третьей палубе. Я тащу Матвея вперед так быстро, что Никита едва за нами поспевает. Ему это, кстати, откровенно не по вкусу, и настроение у меня заметно улучшается.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍На променаде оживленно. Сегодня тут пиратская вечеринка, громко играет музыка, сразу в нескольких местах отплясывают аниматоры в тельняшках. Я даже жалею, что не взяла с собой камеру. Кадры с вечеринок нравятся моим подписчикам.

Я подтаскиваю Матвея к одной из пляшущих кучек и тоже начинаю пританцовывать. Мой горе-знакомый некоторое время мнется, но потом все же проникается моим порывом — начинает притопывать в такт музыке.

Через минуту Матвей уже входит во вкус — танцует энергичней, берет меня за руки. Мы пытаемся изобразить что-то типа сальсы. Получается у нас так себе, но мне становится жутко весело. Я громко, от души хохочу и даже на какое-то время забываю о Петрове. Впрочем, тот почти сразу спешит напомнить о себе.

Он резко вырывает меня из рук Матвея и увлекает в сторону.

— А со мной потанцуешь? — Губы Никиты почти касаются моего уха, его горячее дыхание обжигает кожу, вызывает целую россыпь мурашек на шее.

Ноги у меня тут же становятся ватными. Ответить на вопрос я не успеваю — Петров прижимает меня к себе и по-хозяйски покачивает туда-сюда в такт музыке. Хотя нет, погодите! Покачивает он совсем не в такт. Музыка быстрая, а Петров танцует так, будто у нас тут играет что-то медленное и печальное. Наверное, ему в детстве медведь на ухо наступил.

Я открываю рот, чтобы озвучить это свое предположение, но в этот момент Петров прижимает меня к себе еще крепче, и мысли внезапно путаются. Сердце бьется чаще, дыхание сбивается. М-да… Не иначе клаустрофобия начинается в таких тесных объятьях.

Сделав пару глубоких вдохов, я пытаюсь отодвинуть Петрова от себя. Ничего не получается. Он держит меня уверенно и твердо, и даже маленькой дистанции не дается отвоевать. Более того, секунд через пятнадцать его руки медленно сползают с моей талии на бедра. Просто возмутительно!

Я сердито сверкаю глазами, но делу это не помогает. Ладони Петрова по-хозяйски оглаживают мои бедра, а потом смещаются на ягодицы. Он будто демонстрирует всем присутствующим, что имеет на меня какие-то права. Интересно, видит ли все это недоразумение Матвей? Не хотелось бы.

Злобно фыркнув, я перемещаю ладони Петрова в рамки приличия (в смысле, обратно на талию). Он невозмутимо возвращает их обратно. До чего же наглый и вредный тип! Я еще раз пытаюсь отстраниться. Результат, как и прежде, нулевой.

Меня захлестывает раздражение, и я решаюсь на кардинальные меры. Со всей силы наступаю Петрову каблуком на ногу, а, когда он от неожиданности ослабляет хватку, вырываюсь из его объятий. Опять подлетаю к Матвею и висну у него на руке.

— Что-то тут музыка слишком громкая, — жалуюсь я с натянутой улыбкой. — У меня даже голова разболелась.

— Так пойдем отсюда, — предлагает он с надеждой.

Я оглядываюсь на Петрова. Тот, как выясняется, уже стоит рядом, с невинной улыбкой — ни дать ни взять джентльмен на балу, только гвоздики в петличке не хватает.