Андрей Яхонтов - Учебник жизни для дураков

ПРОБКИ НА ДОРОГАХ ВСЕГДА ВОЗНИКАЮТ В ТОМ НАПРАВЛЕНИИ, КУДА ВАМ НУЖНО ЕХАТЬ. На противоположной полосе всегда свободно. Поэтому, если хотите куда-то добраться, двигаться следует в прямо противоположную сторону от той, куда идет или едет большинство.

Да вам и не пробиться среди тех, кто движется в попутном с вами направлении: их столько, этих попутчиков… На собрании — лес рук в поддержку или порицание какого-либо предложения. Лес рук, мостовая булыжников-голов… Вы среди них попросту затеряетесь. А попробуйте голосовать не так, как большинство. И вас сразу заметят. Выделят. Умные знают и понимают, как стать заметным.

Надпись на могиле автолюбителя гласит: «Я погиб, потому что имел преимущество».

Вот и зазевался, считая, что все станут ему уступать… Как бы не так!

В притче о Сизифе речь идет о тщете и бесплодности человеческих усилий. И начинаний. Как ни старайся, сколько ни вкладывай энергии — все окажется бесполезным. Все твои старания и потуги, все нагромождения дел камнем скатятся с горы и хорошо еще, если не погребут тебя под своими обломками. Поэтому не стоит и усердствовать. К такому выводу я пришел на примере собственной судьбы. Как ни старался я, пыхтя, соорудить прочное жилище, прочную семью, обустроить рабочее место, как ни пытался сложить из разрозненных кирпичиков житейских успехов и неурядиц подобие счастья — ничего не получалось. А стоило махнуть на все рукой — и на груде развалин стали росточками пробиваться всходы первых нежданных радостей. И если эти побеги не поливать, не обращать на них внимания — они станут все упрямей зеленеть и набирать силу.

Хотя бы из простого интереса — проверьте: наплюйте на все дела и сядьте, сложив руки. Не думайте ни о чем. Ни о чем не заботьтесь. Если в голову придет какая-нибудь мудрость типа: «Под лежачий камень вода не течет», задайте себе вопрос: ну, а если бы затекла, что бы это изменило? Ну, промокли бы…

Всем, желающим придерживаться в питании какой-либо системы, рекомендую МУЧНУЮ ДИЕТУ — по рецепту Маркофьева:

утром — пять сдобных булочек (помимо завтрака);

обед — торт и четыре пирожных (помимо обеда);

ужин — спагетти, батон белого хлеба с маслом и печенье.

РАЗГРУЗОЧНЫЙ ДЕНЬ — пирожки с рисом, картошкой, капустой с утра до вечера и блины со сметаной, селедкой, икрой, семгой, балыком.

Раз уж мы заговорили об игре, то входящего в жизнь человека я бы сравнил с вброшенным в игру футбольным мячом — тотчас на него набрасываются со всех сторон и начинают пинать, бить, лупить, посылать, наступать, хлестать, отфутболивать… И не успокаиваются до тех пор, пока игра не закончится.

— Не понимаю, — говорил Маркофьев, — какая, в сущности, разница между правозащитником и правым (или левым) защитником?

Глава седьмая

КОРПОРАЦИЯ БЕЗДЕЛЬНИКОВ

Зав наборным цехом был в сандалетах и приспущенных носках, брюки неглажены, на рубашке расплылось мазутное пятно. В довершение он страдал косоглазием. То есть это мне казалось, что он должен бы страдать, а он, похоже, чувствовал себя превосходно. Ни о каком страдании и речи не было. Редко мне доводилось видеть человека столь довольного собой. Ко всему прочему у него была привычка бросать всякие предметы на точность. Он не мог просто положить бумажку в пепельницу, а должен бы непременно бросить. И, разумеется, промахивался.

— Принес? — спросил он.

Я достал из портфеля бутылку водки.

Он запер дверь своего кабинетика изнутри. Извлек из письменного стола два захватанных стакана. Я вытащил из портфеля свеженькие пучки редиски.

— Вот это я понимаю, — обрадовался он. И налил водку в стаканы. — Если тебе еще понадобится визитные карточки отпечатать или опять реферат — приходи.

— Карточки, кстати, готовы? — спросил я. Он меня не услышал.

— Ты меня уважаешь, и я тебя уважаю, — продолжал он. И по-баскетбольному, навесом, побросал в корзину для мусора хвостики редисок. Все они оказались полу.

Мы чокнулись, и он выпил. Я-то был за рулем. Но он и не настаивал.

— Да, — заговорил он. — Ты разве не знал? Я завязал. Совсем не пью. — И подлил себе водки. — Здоровье уже не то. Это раньше я мог себе позволить…

Он опять выпил. И закурил.

— И курить тоже бросаю, — сказал он. — Никотин ведь очень вреден. Это раньше я курил, как паровоз. Когда был молодой. Тебе сколько лет?

Я не видел причины скрывать свой возраст. Тем более, мы, скорее всего, были ровесники. Глаза моего соседа подернулись мечтательной дымкой.

— В твои годы я был генералом, — сказал он. И поглядел мимо меня куда-то вдаль, возможно, в свое героическое прошлое.

— Карточки готовы? — напомнил я. Он вздохнул. Зажмурился, откинулся назад, ударившись затылком о стену.

— Восемь ранений — это не шутка, — сказал он. — Одно тяжелейшее. В голову. У меня же ноги нет, — прибавил он.

Я взглянул под стол. Его ноги в грязных носках были целехоньки: Мой взгляд его не смутил. Такой у меня, наверно, был вид, что мне можно было заливать любую ахинею без всякого стеснения.

— А как было дело, — стал вспоминать он. — Лечу на истребителе. Обычный боевой вылет. Вижу — поезд. Явно вражеский. С крестами. Как сейчас помню — красными. Ну я и пошел на таран. Очнулся в госпитале. Ног нет, голова обвязана, кровь на рукаве…

Воспоминания его, как видно, взволновали. Он опять опрокинул в себя водку.

— Вы — молодые, — сказал он. — А мне уже тяжело в таких дозах. Ногу пришлось ампутировать. Но я все равно потом продолжал выполнять ответственные задания. С протезом.

— Что насчет карточек? — теряя терпение, завел я.

— Тут вот какая история… — Он выпустил сигаретный дым через ноздри, по-драконьи. — Шел на работу. Вдруг — пожар. Прохожих — никого. Пока я бегал пожарников вызывать, пока таскал воду ведрами… Бессмысленно стало на работу идти. Рабочий день уже закончился.

Я покивал. Он докурил сигарету, плюнул на окурок, чтоб затушить, и, прицелившись, кинул в окно. Но не попал. Окурок упал на кипу старых газет. И, кажется, продолжал тлеть. Но мой визави уже забыл про пожар, который недавно героически предотвратил.

— А на другой день… Иду… И тут женщина на перекрестке рожает. Некому ей помочь. Я принял роды. Ребенка назвали в мою честь. Уже неделю на работу вовремя прийти не могу. К примеру, вчера. Вижу: милиционер преследует преступника. Бросился на помощь. Пока мы его скрутили — вечер наступил.

Я встал и направился к двери.

— Вот так и все вы, — крикнул он мне вдогонку. — Разве от вас дождешься понимания? Иной раз лежишь тут, в кабинете… Подняться не можешь. Никто даже стакана воды не принесет. Чтобы спирт разбавить…

На работе следует вести себя так же, как дома с женой или мужем — неторопливо, с достоинством, без суеты, ненужных хлопот и волнений. Чего волноваться? Не муж, не жена, не дело же вас, в конце концов, заботя'*? Задумайтесь: кого может волновать порученное дело? Только законченного глупца. А если вы умны, то вас прежде всего интересуют ваши здоровье и благополучие.

И если они хоть как-то связаны с работой, которой вы занимаетесь, тогда вас будет волновать и работа. А не связаны — не будет волновать.

Чтобы преуспеть на работе, нужно усвоить элементарные правила:

* НИЧЕМ НЕ ИНТЕРЕСОВАТЬСЯ И ПЛЕВАТЬ НА ВСЕ.

* НИ ВО ЧТО НЕ ВМЕШИВАТЬСЯ.

* НЕ ДЕЛАТЬ НИКОМУ ЗАМЕЧАНИЙ.

* ГОВОРИТЬ ТО, ЧТО ОТ ТЕБЯ ХОТЯТ УСЛЫШАТЬ — ЛИШЬ БЫ ОТВЯЗАЛИСЬ.

* ОТДЫХАТЬ КАК МОЖНО БОЛЬШЕ. РАБОТАТЬ НА РАБОТЕ СОВСЕМ НЕОБЯЗАТЕЛЬНО!

Кому это надо — что-то такое делать, предпринимать, прилагать усилия? Для чего все это?

Главное — не работа, которую поручено выполнять. Главное — отношения с людьми. Ваша сердечность, проявленная к окружающим, и их ответная благодарность. Какая еще работа? Кому она нужна? А хорошее отношение нужно всем.

* ПОРТИТЬ С ЛЮДЬМИ ОТНОШЕНИЯ ИЗ-ЗА РАБОТЫ — ЧУДОВИЩНАЯ ГЛУПОСТЬ. Что вам это даст?

И ЕЩЕ — НИКОГДА, СЛЫШИТЕ, НИКОГДА НЕ БОРИТЕСЬ ЗА СПРАВЕДЛИВОСТЬ! ПОТОМУ ЧТО В ОСЛЕПЛЯЮЩЕМ ЖЕЛАНИИ ДОБИТЬСЯ ЕЕ ТОРЖЕСТВА, СОСРЕДОТОЧАСЬ НА ДАННОЙ КОНКРЕТНОЙ НЕСПРАВЕДЛИВОСТИ, ВЫ УПУСКАЕТЕ ИЗ ВИДУ ДЕСЯТЬ, ДВАДЦАТЬ, ТРИДЦАТЬ ДРУГИХ, КОТОРЫЕ ОБРУШАТСЯ НА ВАШУ ГОЛОВУ.

РАБОТАТЬ НЕ НАДО, — говорил мне Маркофьев. — ДА ЕЩЕ ТАК ТЯЖЕЛО, ЧТОБЫ ВСЕМ ВИДНО БЫЛО, КАКИЕ НЕИМОВЕРНЫЕ УСИЛИЯ ТЫ ПРИЛАГАЕШЬ И КАК ОБИЛЬНО ПОТЕЕШЬ ОТ НАТУГИ.

А что же надо?

— НАДО ПРЕВРАЩАТЬ ЖИЗНЬ В ПРАЗДНИК! — твердил он. — Людям все равно, что отмечать, лишь бы отмечать.