Зоя Кураре - Революция чувств
– Ах, ты сволочь, – с матами и криком хозяин дома метнул в кота башмак из натуральной крокодиловой кожи. Не пожалел. Дорогой фирменный башмак.
Кот, как пробка от фирменного шампанского покинул проем форточки и кубарем скатился по ступенькам. Ему больно и обидно. Хотел соседу помочь, освободить его дом от жирной крысы и вот, благодарность.
Кот рассердился не на шутку. Месть – единственное, что могло успокоить его мохнатую породистую душу. Он долго напрягался и кряхтел, переминая задние лапы, и навалял огромную кучу в кожаный куликовский башмак. Пусть Александр Куликов знает, как пахнет настоящая месть.
Кот с гордо поднятым к верху хвостом, как у павлина, победоносно прошелся вдоль соседского длинного забора и отправился мирно спать к себе домой в трехэтажный, благоустроенный коттедж. Доброе утро господину Куликову гарантировано.
Чужой муж на всю оставшуюся жизнь
Наташка Благова не отходила от зеркала, новая прическа ее молодила, делала чертовски обаятельной и привлекательной. За последний месяц она похудела на семь килограммов. Для женщины средних лет это результат. Любо дорого посмотреть. На первую зарплату главного редактора Благова приобрела пару новых платьев, добротную обувь, посетила косметолога, хорошего парикмахера. Ей не нужно, как раньше бегать с микрофоном по жаре и холоду, искать темы для журналистских расследований, жить, перебиваясь с хлеба на воду. Она главный редактор телекомпании «Полет», теперь она с Богданом Степановичем Сюсюткиным на равных. С ней считается Артур Лысый, хозяин телевизионного канала, постепенно к ее новому статусу привыкают коллеги, главные редактора других телеканалов и газет города Задорожья. Жизнь удалась. Но в этой бочке меда без отходов творческой жизнедеятельности акул пера не обойтись. Стерва в контрах и постоянно настраивает журналистов службы информации против распоряжений главного редактора.
Женька! Женька, знает всю правду, что у Наташки и ее мужа растет общий ребенок, которого, так же как и Громова, зовут Сашкой. Четыре года назад Женька Комисар уехала в длительную командировку и поручила Благовой кормить благоверного. Наташка старалась, ходила к подруге домой, варила супчики, жарила мясо, пекла пироги. Ежедневно в квартире собирались художники, поэты, непризнанные гении журналистики. Наташкину стряпню гости без стеснения хвалили, творческие люди жадные до пищи, не только духовной. Благова и Громов незаметно для себя, в угаре ежедневных застолий, творческого общения, обилия откровений и неоднократной встрече рассвета с одной чашкой кофе на двоих, почувствовали единым целым – семьей. Секс это лишь продолжение чувств. Рождение ребенка оказалась вне творческих планов. Благова поздно заподозрила неладное, две полоски на тесте для беременных зафиксировали факт, Наташка на третьем месяце. Она могла догадаться об этом раньше, не маленькая. Работа, суета, вот и результат. У журналисток очень часто из-за нервной работы происходят сбои в менструальном цикле, конкретный случай удачно вписался в общую схему информационной суеты. Сегодня сыну Наташки Благовой больше трех лет. Александр Громов настоял на рождении ребенка, он помогал, чем мог. Женька по заверению врачей не могла иметь детей, а Сашке очень хотелось почувствовать себя отцом. Громов стал крестным мальчика, что дало ему железное алиби публично заботиться и воспитывать малыша. Комисар, как и ближайшие родственники Наташки, рассуждали житейски просто: Громов любит детей, любит крестника. На самом деле он любил своего родного и единственного сына. Наташка Благова больше всего на свете обожала смотреть, как два Саньки, большой и маленький каждый выходной идут вместе гулять во двор. Как малыш ждет выходного целую неделю, каждый день, ждет дядю Сашу. Дядю, который и есть его настоящий отец. Три года Наташка Благова молчала. Ради Женьки, ради подруги. Потому, что понимала, женщина, которая не может иметь детей, известие о том, что у мужа появился ребенок, не переживет. Больно. Страшно, невыносимо больно. У Комисар пропала собака, это показалось ей вселенской трагедией, а здесь – ребенок от подруги, и причем лучшей.
В это благостное утро Наташка Благова хотела почувствовать угрызения совести, но она смотрела на себя похорошевшую в зеркало и ничего не чувствовала. Ничего, как ни крути головой. Голова в порядке, прическа к лицу. Она, как и Женька молодая, красивая женщина. Она тоже хочет любви, тепла, семейного счастья, праздников, цветов, подарков, смеха и улыбок. Полноценного секса, а не два раза в месяц, когда Громову под разными предлогами удавалось вырваться из дома. Ситуация рано или поздно должна разрешиться.
Если Сашка Громов остается с Женькой, тогда мне нужно подумать о себе, я молодая, подумала Благова, нанося на лицо остатки боевой раскраски из тонального крема, водостойкой туши, светлых теней для век и, нескромной, яркой малиновой помады.
– Крысавица! Ох, замуж девке хочется, – прокомментировала вслух Наташка свое теперешнее положение.
Сегодня она проснулась в собственной квартире одна, дочка и сын у родителей. Спасибо старикам за помощь, они как никто другой понимают, как их дочке сейчас тяжело.
Наташка, не торопясь, сделала два бутерброда с маслом и любимым копченым сыром, пока коварный напиток творческих людей не закипел от переполнявших это раннее утро женских чувств и сокровенных мыслей. Как хорошо! Спокойно, тихо. Благодать. Никто не кричит, не требует внимания. Чудно. Удивительный миг одинокого блаженства неожиданно нарушен пронзительным криком старого попугая, который время от времени напоминал домочадцам, что он еще жив.
– Кеша, ну что еще? Я тебя сегодня уже кормила, – прервав таинство приготовления завтрака, сказала Благова, а про себя подумала, – скорее бы ты издох.
Попугая завела старшая дочь, Наташка с крылатым квартирантом в душе не смирилась. Она любила театр, живопись, телевидение, но не птичек, кошек и собак. Кеша это чувствовал, и каждый раз, завидев Наташку, рвал перья, кричал, истерически мотал головой. Эту взаимную нелюбовь матери семейства и обитателя круглой клетки в полной мере компенсировали дети, для которых пушистый кабысдох являлся объектом постоянного внимания и беззаветной любви.
– Значит, не любишь меня, не любишь, – ругался на птичьем языке Кеша и продолжал рвать на себе выцветшие от старости голубые перья.
Жалкое зрелище, местами на теле попугая отсутствовала растительность. Тщедушное тельце птички выглядело крайне непрезентабельно, как синяя, испортившаяся в супермаркете курица, которую уксусом не реанимировать.
Господи, сколько от тебя шума, подумала Благова и накрыла клетку кухонным полотенцем. Кеша замолчал, что такое просидеть целый день под покровом кухонного полотенца, от которого пахло селедкой, луком и чесноком одновременно, он знал не понаслышке.
– Руки нужно мыть тщательней, а потом вытирать их полотенцем. Фу, как воняет, – вырвался жалкий, нравоучительный крик Кеши. Как на его смелый протест прореагировала хозяйка, он не видел, так как ему бесцеремонно корчили рожицы дешевые лютики, симметрично украшавшие края бездушного льняного кухонного полотенца.
Кофе готов. Благова откусила бутерброд и от удовольствия зажмурила глаза. Вот так, подумала она, крутишься, суетишься, прыгаешь с ветки на ветку всю жизнь, как Кеша в тесной клетке, будто в телевизоре, а потом кто-то приходит, бац, накрывает тебя полотенцем, нет эфира и мир – разрушается. Ты старый, больной, никому не нужный. Жил, пил, ел, смеялся, плакал, болел, и вот – нет тебя. Нужно жить, пока ты молод, пока перья не пожелтели, пока хочется любить, творить, чувствовать. Благова смилостивилась, она убрала полотенце с клетки, живи пичуга, смотри на мир, радуйся. Кеша молчал. Он нахохлился, показывая своим видом, что обижен.
– Ну, наконец-то, тишина, – вслух сказала Наташка Благова и рассмеялась, нарушая благодатную тишину.
Живительный глоток кофе, еще один. Хорошо! Собственно, ничего хорошего. В дверь позвонили. Звонили настойчиво. Кто это?
Благова не успела стереть с лица раздражение, она нервно дергала ручку двери, замок подчинился. Открыто. В проеме входной двери стоял он. Небритый, неглаженный, голодный, злой, с двумя чемоданами.
– Выгнали? – прямо спросила Наташка Благова.
– Нет. Сам ушел. Навсегда к сыну. Кофе есть? Не вздумай выгонять, я все равно не уйду. Чемоданы куда поставить?
Благова рукой указала на комнату. Он понял, теперь это и его дом. Александр Громов сначала пошел в ванную, быстро принял душ, а затем по-хозяйски принялся завтракать. Трапезничали молча. Кеша тоже молчал, он сразу понял, в дом пришел серьезный мужик. «Этот хуйдожник, – подумал попугай, – полотенцем накрывать не станет, если что не так, выбросит в форточку, как использованный окурок». Сермяжная правда жизни, пару минут назад льняное полотенце в лютиках казалось Кеше концом птичьего века, а сейчас угроза оказаться в стае бездомных воробьев грозила реализоваться в любую минуту.
