Виктор Белько - Легенды о славном мичмане Егоркине
Сказано – сделано. Курсантов подняли из кубриков, осмотрели. Затем изругали и раскритиковали их внешний вид и заставили привести себя в порядок. Наконец, вспомнив, для чего они, собственно, находятся здесь, на флоте, а еще точнее – на боевых кораблях, а не в родном уютном институте, они расселись за столы в столовой команды. Первым готовился выступать замкомдива по воспитательной работе, но его срочно вызвали куда-то в свой вышестоящий отдел. Как назло, ни одного офицера – воспитателя под рукой не было, чтобы заменить его на занятиях. И тут он услышал громовой голос старшего мичмана Егоркина, который убеждал помощника командира, что скудный запас краски должен достаться именно ему и никому больше. Тот ни в какую не соглашался и яростно отбивался.
– Александр Павлович! Идите ко мне в каюту! – радостно заорал замкомандира, которому пришла в голову одна светлая мысль, позволяющая сразу же радикально решить возникшую проблему. Тот подошел и доложил о своем прибытии.
– Палыч, выручай! – оставив официальный тон, просительно заговорил офицер. Твою проблему с краской решим – я с тобой солидарен, и комдив, я полагаю – тоже. Он сумеет убедить в этом вашего “пома”. А сейчас проведи занятие с курсантами, пожалуйста! Меня вон вызывают за очередной неструганной морковкой в соответствующее место. Бывает, понимаешь, работа такая, а ты им пока про боевые традиции расскажи, про личный состав, морскую культуру – ну кто у нас еще на это способен? – офицер подлил бальзам на душу старого служаки.
Пока Егоркин соображал, как отвертеться, замкомдива схватил фуражку и скрылся, посчитав вопрос решенным. Делать нечего, вздохнув и смяв приготовленную было сигарету, Палыч заспешил в столовую – нехорошо, когда тебя долго ждут люди. Дежурный по низам доложил о готовности группы к занятию и Егоркин начал. Что было дальше, мы узнали позже из конспекта одного из курсантов.
Конспект лекции Егоркина, привезенный в родной институт и внимательно изученный на кафедре общественных наук.
Мне вот тут лекцию поручили прочесть, хотя я “заточен” явно не под это, не под роль лектора. Вот могу рассказать вам, а еще лучше – провести практические занятия про всякие там корабельные механизмы, оружие, палубные устройства, дельные веши… Научить, наконец, делать собственными руками кое-что из того, что должен уметь любой приличный моряк, чтобы вы тоже когда-то смогли своим матросам что-то показать на примере, а не объяснять “на пальцах”, да. Кстати, а что такое дельные вещи, например? Ага, вы считаете, что это вещи которые делают? Я представляю, что бы вы сделали! Мне все ясно! Значит, так: остальные мои вопросы считать риторическими и не отвечать на них. Не надо меня так расстраивать! У меня нервы слабые, а вообще-то, я – человек терпеливый, и всякие нарушения порядка и пререкания могу д-о-о-лго терпеть – может быть, целых секунд двадцать! А дальше – не надо бередить раны сердца на моей седой волосатой груди. Один раз меня расстроили, я стукнул кулаком по столу – стол пришлось менять по причине полной непригодности. Головы менять нечем! Все уяснили? Итак, поехали!
Почему мне, мичману, поручили выступит перед вами, будущими офицерами? Это тоже риторический вопрос и я вам сам честно отвечаю – не знаю! Очевидно, потому что первый попался под руку – так на флоте всегда получаешь и плохое, да и хорошее тоже. А еще, наверное, для того, чтобы безо всяких там теорий рассказал о суровой практической прозе жизни. Ибо теорию в вас и так вкладывают в училище, тьфу, то есть в институте. Куда вкладывают? Ну, это смотря от индивидуальных конструктивных особенностей! Например, некоторые считают, что обычно думают головой и якобы там же складывают знания. А вы, товарищ курсант, согласны?
Для чего учится морской офицер? Для корабельной службы. А корабль для чего? Кому сказал – вопросы риторические, я сам на них отвечать буду, а то вы тут … Для войны! А поле боя для корабля – это море. А поэтому не может быть ничего на корабле, чего бы офицер не должен бы знать и уметь. Моряка всегда долго учили, даже не взирая на кипящие войны! И мы, и немцы и англичане морского офицера в последнюю войну готовили несколько лет, а пехотинца, танкиста, артиллериста и даже летчика – всего несколько месяцев. А почему? Да потому, что море-океан считает любой корабль чуждым явлением на своих просторах – и поверхности, и где-то в темных глубинах. Поэтому, недоучка в море просто опасен и для себя, и для корабля. А ведь надо не только преодолевать это буйство стихии, но и воевать с умным и хорошо обученным врагом. А поэтому надо знать и всю многовековую теорию, и весь многовековой опыт. А он не помещается в несколько месяцев, хоть ты тресни. Недоучка в океане – не только сам жертва, но и потенциальное орудие убийства для своего собственного экипажа! Повторюсь, для океана человек в море – чистое недоразумение, вот он и старается устранить это недоразумение при каждом удобном случае, цепляясь за каждую ошибку, за каждое проявление морской неграмотности и профанации. Причем, не только у моряка-профессинала, командира, но и у его подчиненных! Каким образом? А все дело в том, что для жизни и боевой работы корабля в нем невероятным образом, и мыслью разных гениев собраны всякая жидкость и электричество, мощное напряжение и сырость, масло и кислород, гидравлическая жидкость и сжатый воздух. За тонким бортом плещутся с виду безобидные волны, но случись шторм – они так лупят по бортам, словно многотонной кувалдой, так что трещит обшивка, вылетают заклепки, и рвутся надежные сварные швы. а уж сальники… Ага, кто-то уже плечами передернул! Быть осторожным в меру у нас – надо, а вот тупо этого бояться нельзя! Сами по себе эти среды относительно безобидны, в обычном “штатном” состоянии, и, чтобы произошла авария, – их надо как-то соединить. Вот для этого-то стихии и нужны разгильдяи и растяпы, и недоучки – как таковые! Вот именно они-то, чаше всего и создают эти самые удобные случаи.
Вопрос: какая предупреждающая окраска на самых опасных живых объектах в природе? Скажете – красная или оранжевая? Отвечаю – дезинформационная брехня! – Егоркин гордо оглядел публику и назидательно поднял к подволоку, почти упершись в него, толстый и твердый, как стальной дюймовый прут, указательный палец с несмываемыми следами масла на нем. И голосом лауреата Нобелевской премии изрек, как видно ожидая аплодисментов:
– Самая опасная – полосатая! Именно в нее окрашены тигры, пчелы, осы и … матросы в тельниках. Курсанты, кстати сказать тоже – чтобы офицеры в училищах не очень расслаблялись. Даже зебры полосаты – в знак того, что это самая плохо дрессируемая лошадь в природе! Ага, теперь вы поняли закономерность и неслучайный выбор окраски нательных рубах введенных еще в позапрошлом веке. Историки говорят, это чтобы матрос был заметнее на фоне парусов. Да, были времена – ходили боевые корабли по морям под облаками белоснежных парусов, которые ставили быстрые и лихие марсофлоты. Подозреваю, что и тогда были сложности с ними, так сказать социально-классового плана. Кстати, когда в нашей стране наступил бардак и воцарились смутные времена. То в тельники переодели и армию, и “погранцов” и даже ОМОН – милицию вместе с МЧС. Чтобы значит, народ особо не обольщался, и знал, кого бояться!
Но ведь стихию уважали и боялись, поэтому и легче управлялись. А, кстати, сами заметьте, что когда эти тельняшки официально ввели, в восьмидесятых годах XIX века, парусов уже почти не было, корабли строили уже все больше безрангоутные. Что такое рангоут, знаете? Ага, боитесь отвечать? Спасибо тебе, Боже, что не уродил ты меня вашим преподавателем! Пилил бы я уже дрова за рукоприкладство … – Перекрестился палыч и продолжал:
– Но, зато, электрические и паровые механизмы появились в изобилии! Вот тогда и задумались о подготовке матросов к работе с механизмами, ибо только они могут сломать в них все то, чего сломать-то невозможно! Починить, кстати, тоже! Есть, говорю вам, уникумы! Но их надо искать и пестовать! А потом море их так затянет. Что без него уже – ну просто никак!
(Слушатели задумались и вынуждены были согласиться). А мичман продолжал:
– Только они, матросы, могут в исследовательско-познавательных целях, скажем, плеснуть масла на регенерацию , сунуть в электрический автомат здоровенную отвертку – чтобы он, гад, не срабатывал от бросков напряжения каждый раз, а потом спокойно ждут, пока что-то не загорится. Только они могут в порядке эксперимента ткнуть в какую-то кнопку или перекинуть пакетник, не имея никакого понятия о его назначении. А так же открыть иллюминатор на ходу и принять полный кубрик океанской воды, организовав крен, открыть или закрыть клапан не в ту сторону, успешно достигнув обратного эффекта. Матрос безопасен только тогда, когда он спит лицом к обшивке, замученный строевыми занятиями, физподготовкой или хорошей работой. В отдохнувшем состоянии он опасен. Его мысли находятся в свободном поиске, он мучается тем, чтобы еще сотворить растакое – разэтакое. Вот именно поэтому он и старается “сачкануть” от всех этих мероприятий, чтобы не устать и заняться любимым делом – доведением начальников до белого каления! Поэтому, офицеру приходится, героически и целенаправленно стремиться обучить матроса хоть чему-то минимально необходимому для жизни, и для того, чтобы они имели хоть какое-то право называться моряком. Конечно, есть большие умницы, и вообще – моряки от Бога, но – это подтверждающие правила исключения. Как бы не старался матрос свернуть себе шею через собственное разгильдяйство и дурь окружающих, офицер обязан довести этого камикадзе прямо до его ДМБ – живым, здоровым, и по возможности в полном комплекте.
