Пелам Вудхаус - Несокрушимый Арчи
— Как креветка, — диагностировал Билл грубо.
— Ты знаешь дирижера ресторанного оркестра? — спросил Арчи, пропустив шпильку мимо ушей.
— Я знаю, что в оркестре там есть дирижер. Ну и что?
— Отличный тип. Большой мой приятель. Забыл, как его зовут…
— Называй его Пупочкой, — посоветовала Люсиль.
— Воздержись! — сказал Арчи, когда его издерганный шурин испустил бессловесный рык. — Умерь веселость каплюшечкой сдержанности. Твоя девичья шаловливость неуместна. Ну, так я поговорю с этим типчиком и все улажу.
— Что уладишь?
— Да все это милое дело. Я намерен убить двух птиц одним камнем. У меня на заднем плане ошивается композиторчик с заветным желанием, чтобы его любимая песня была спета перед взыскательной публикой. А у тебя есть певица, рвущаяся с поводка. И я намерен договориться с типусом, который управляет этим оркестром, чтобы твоя девица как-нибудь вечерком спела песню моего типчика под оркестр в ресторане внизу. Что скажешь? Огненный вихрь или не огненный вихрь?
— Идея неплохая, — признал Билл, заметно повеселев. — Вот уж не думал, что тебя хватит на такое!
— Это почему же?
— Ну…
— Великолепная идея, — сказала Люсиль. — Но конечно, об этом и речи быть не может.
— То есть как?
— Разве ты не знаешь, что для папы нет ничего хуже чего-либо отдающего кабаре? К нему постоянно приходят и говорят, что час обеда очень скрасили бы певицы и тому подобное, а он рвет их на мелкие кусочки. Он считает, что такие развлечения ставят под сомнение фешенебельность отеля. Он тебя искусает, если ты хотя бы заикнешься об этом!
— А! Но, осветительная система души моей, ты упустила из виду, что милый старый папочка в данный момент отсутствует. Утром он отправился на озеро Как Его Там ловить рыбу.
— Неужели ты собираешься осуществить свой план, не спросив его позволения?
— В целом именно так.
— Но он придет в ярость, когда узнает.
— Но узнает ли он? Скажи, узнает?
— Ну конечно. Обязательно узнает.
— Не вижу почему, — возразил Билл, в пластилиновом уме которого план запечатлелся очень глубоко.
— Не узнает, — сказал Арчи безапелляционно. — Аттракцион ведь только на один вечер. А к тому времени, когда милый старый папаша возвратится, съеденный до костей комарами и с чучелком единственной форельки в чемодане, дело будет сделано, и больше никаких перемен на берегах Гудзона. Идея такая. Мой типчик хочет, чтобы его песню услышал издатель. Твоя девушка хочет, чтобы ее голос услышал какой-нибудь типус, который устраивает концерты и прочее. Ты, конечно, знаешь такого типуса и сможешь пригласить его перекусить с тобой в ресторане.
— Я знаком с Карлом Штайнбергом. Собственно, я как раз собирался написать ему про Спектацию.
— Но ты действительно уверен, что у нее такое имя? — сказал Арчи все еще с нотой недоверия в голосе. — Ну, впрочем, наверное, она сама тебе сказала, а кому и знать, как не ей? Будет полный тип-топ. Зааркань своего приятеля и до финиша не отпускай от столика. Люсиль — небесное видение на горизонте — и я будем за другим столиком ублажать Макси Блюменталя.
— Что еще за Макси Блюменталь? — спросила Люсиль.
— Друг моего детства. Музыкальный издатель. Я приволоку его, и все будет в ажуре. Мисс… — Арчи поперхнулся, — мисс Спектацию Почмоксон ангажируют на пятимесячное турне, а старый весельчак Блюменталь приступит к опубликованию песни. Две птицы, как я упомянул раньше, одним камнем! Ну как?
— Козырной туз, — сказал Билл.
— Разумеется, — сказал Арчи, — я тебя не уговариваю, а просто выдвинул вариант. Если у тебя есть планчик получше, валяй!
— Потрясенц! — сказал Билл.
— Полная нелепость! — сказала Люсиль.
— Моя милая старая подруга в радостях и печалях, — сказал Арчи, глубоко уязвленный, — мы приветствуем критику, но не полное заушательство. В чем ты усматриваешь изъян?
— Дирижер побоится дать согласие.
— Десять долларов — выложенные присутствующим здесь Уильямом — давай, Билл, выкладывай! — развеют его страхи.
— И папа обязательно узнает.
— Боюсь ли я папы?! — бестрепетно вскричал Арчи. — Ну да, боюсь! — добавил он по размышлении. — Но я не вижу, каким образом он может узнать.
— Никак не может, — сказал Билл категорически. — Наладь все, Арчи, и побыстрее! Самое оно!
Глава 24
Умягчение мистера Коннолли
Банкетный зал отеля «Космополис» дышит благородной аристократичностью. Освещение художественно пригашено, а подлинные старинные гобелены по стенам своей средневековой чинностью словно бы обуздывают любые побуждения к шумной веселости. Бесшумные официанты скользят взад и вперед по толстым дорогим коврам под музыку оркестра, который чурается любого намека на грохочущую модерновость джаза. Арчи, который последние дни имел честь слушать репетиции мисс Почмоксон, мнилось, будто зал окутывает тишина, в которой кроется что-то зловещее, как в спокойствии океана перед надвигающимся ураганом. Люсиль не преувеличивала: голос мисс Почмоксон был громким. Могучим. И не возникало ни малейшего сомнения, что он в два счета поставит на уши монастырское безмолвие банкетного зала отеля «Космополис». Арчи поймал себя на том, что машинально напрягает мышцы и затаивает дыхание, как бывало с ним во Франции в предчувствии внезапного грохота канонады. И мистера Блюменталя он слушал почти механически.
Музыкальный издатель на несколько повышенных тонах рассуждал о проблеме Труда и Капитала. Недавняя забастовка печатников нанесла мистеру Блюменталю глубокую душевную рану. Пролетарии, считал он, стремительно доводят Божью Страну до ручки, и он, неистово жестикулируя, уже дважды опрокинул бокал, поскольку был энергичным говоруном, одинаково владеющим обеими руками.
— Чем больше им даешь, тем больше они требуют! — сокрушался он. — Им невозможно угодить! И не только в моей области. Вот ваш отец, миссис Моффам…
— Господи! Где? — сказал Арчи, содрогнувшись.
— Я говорю: вот ваш отец, к примеру. Он прилагает все усилия, чтобы завершить постройку нового отеля. И что происходит? Увольняют одного лентяя, и Коннолли призывает к забастовке. И строительство приостанавливается до конца переговоров! Этого нельзя допускать!
— Да, очень неприятно, — согласилась Люсиль. — Я как раз прочла про забастовку в утренней газете.
— Этот Коннолли просто камень. Казалось бы, как друг вашего отца, он…
— Я не знала, что они друзья.
— Много лет. Да только пользы никакой. Рабочие все равно забастовали. Этого нельзя допускать. Я говорю, этого нельзя допускать! — повторил мистер Блюменталь для Арчи, так как принадлежал к людям, которые любят всеобщее внимание.
Арчи не ответил. Он остекленевшими глазами смотрел на двух только что вошедших мужчин. Один был крупный, корпулентный с квадратным подбородком и безапелляционно властным лицом. Другим был мистер Дэниел Брустер.
Мистер Блюменталь проследил его взгляд.
— Да это же Коннолли!
— Папа! — ахнула Люсиль.
Ее глаза встретились с глазами Арчи. Арчи торопливо отхлебнул воды со льдом.
— Это, — прошептал он, — конец!
— Арчи, ты должен что-то сделать!
— Знаю! Но что?
— В чем проблема? — поинтересовался заинтригованный мистер Блюменталь.
— Иди к их столику и поговори с ними, — сказала Люсиль.
— Я?! — Арчи задрожал, как желе. — Нет, послушай, старуха, честное слово!
— Убери их отсюда!
— То есть как?
— Знаю! — вдохновенно вскричала Люсиль. — Папа обещал, что ты будешь управляющим нового отеля, когда его достроят. Ну, так эта забастовка прямо тебя касается. Не меньше, чем их. И у тебя есть полное право обсудить ее с ними. Пойди пригласи их пообедать у нас в номере, где вы сможете обсудить все без помех. Скажи, что там вас не будет отвлекать… музыка.
Пока Арчи колебался, как ныряльщик, собирающийся с духом на краю вышки, чтобы прыгнуть в пучину, к столику, за который воссели господа Брустер и Коннолли, приблизился рассыльный. Он что-то прожурчал на ухо мистеру Брустеру. Владелец «Космополиса» встал и последовал за ним вон из зала.
— Быстрей! Это твой шанс! — обрадованно сказала Люсиль. — Папу позвали к телефону. Поторопись!
Арчи выпил еще воды со льдом, чтобы утихомирить свои дрожащие нервные центры, одернул жилет, поправил галстук и затем, приобретя сходство с выходящим на арену римским гладиатором, затрусил через зал. Люсиль обернулась к недоумевающему музыкальному издателю.
Чем ближе Арчи подходил к мистеру Алозиусу Коннолли, тем меньше ему нравился облик последнего. Даже на расстоянии вождь строительных рабочих выглядел более чем внушительно. А вблизи он выглядел совсем уж сокрушающе. Лицо, словно высеченное из гранита, а глаза, встретившиеся с глазами Арчи, когда тот с жалким подобием обаятельной улыбки сел за столик напротив него, были суровыми и ледяными. Мистер Коннолли производил впечатление человека, которого очень приятно иметь на своей стороне во время потасовок где-нибудь в доках или в лагере лесорубов, но душевной приветливости в нем не ощущалось.
