Олег Агранянц - Дипломаты, шпионы и другие уважаемые люди

— Дерзай.

На следующий день завхоз подошел ко мне совершенно смущенный:

— Неудобно получилось. Я привез морякам всякую дрянь: бананы, апельсины, папайи, а они дали нам мешок гречки, мешок макарон, четыре ящика консервов…

Через час в моем кабинете появился капитан:

— Пришел извиниться. Я своему боцману уже дал взбучку. Ваш завхоз принес бананы, папайи, а наш дал какую-то крупу, консервы…

7.3. Островная лениниана

В кабинете появилась секретарь, моя законная супруга:

— К тебе делегация.

Парни в светлых рубашках и джинсах, девчонки в ярких платьицах, всего человек десять, лет по 14–16, как и большинство жителей острова, разных цветов — от почти белого до черного, — вошли в кабинет, расселись на стульях. У всех были грустные лица. Первые же их слова повергли меня в крайнее изумление. Они пришли выразить мне… соболезнование.

Шел 1977 год, о здоровье Брежнева уже ходили анекдоты.

«Неужели?» — подумал я.

Телевидения на острове не было. Каждое утро по заведенной еще с первой заграничной командировки привычке я слушал французское радио. Но в этот день почему-то приемник не включил.

«Постигшее ваше государство горе»… «кончина выдающегося государственного деятеля»…

Я слушал в пол-уха и думал, как буду организовывать книгу соболезнований и прочие протокольные формальности. И вдруг…

Сначала мне показалось, что я ослышался. Потом еще раз. Оказывается, они выражают соболезнование по случаю смерти… Ленина. Я прислушался. Верно. Ленин.

В португальском я не очень силен и решил, что чего-то не понимаю. Я поднял трубку, позвонил третьему секретарю Володе Чернякову:

— Зайди.

Через минуту в кабинете появился всегда жизнерадостный и готовый к любой работе Володя.

— Помоги мне, что-то не могу врубиться.

— Сделаем.

Володя активно включился в разговор. Потом его энтузиазм начал быстро угасать. Он повернулся ко мне:

— Они пришли выразить соболезнование по случаю смерти Ленина. И знаешь, они уверены, что он умер вчера. Что будем делать?

А что делать?!

— Принимай соболезнование. Скажи, что мы тоже переживаем.

Володя поговорил с ними еще минут пять, потом выпроводил из кабинета.

— Я пойду на улицу, поговорю. Может, что-нибудь пойму.

Вернулся он минут через пять:

— Вчера радиопередача из Москвы начиналась словами: «Сегодня умер Ленин». А они поверили.

Посольство имело право приобретать на местном рынке практически все. Все, кроме столового, чайного и кофейного сервизов. Так называемый гербовый сервиз на пятьдесят персон из белого фарфора с золотым гербом Советского Союза на каждом предмете специально изготавливался по заказу МИДа.

Провести простенький прием без сервиза еще куда ни шло, но государственный прием по случаю 7 ноября, куда приглашалось большое количество гостей… тут без сервиза не обойдешься. Поэтому, зная нерасторопность хозяйственных служб, я, будучи в командировке в Москве, просил своих друзей ускорить его отправку.

В сентябре я послал напоминаловку и получил ответ: «Сервиз получишь вовремя».

Время шло. Начался октябрь, а сервиза нет.

И вот наконец в середине октября получаю депешу:

«В ваш адрес через Луанду выслан груз с пометкой Fragile, то есть осторожно, стекло».

Наконец груз прибыл в Сан-Томе. Завхоз поехал его получать, и вот большущий ящик стоит во дворе посольства.

Я спустился во двор и вместе со всем посольством созерцал, как завхоз колдует над ящиком и покрикивает на дежурных комендантов. Сняли крышку, начали вынимать оберточную бумагу.

— Хорошо упаковали, — завхоз оставался доволен. — Умеют, когда хотят.

Бумагу вынимали, а сервиза все не было.

И вдруг показалась рука.

И я все понял. Когда я поднялся к себе в кабинет и посмотрел в окно, то увидел, как рука все увеличивалась и вскоре проявился… Владимир Ильич во весь рост с поднятой рукой.

Через пару минут ко мне в кабинет влетел хохочущий Володя Кулаков, резидент КГБ:

— Уйми своего завхоза. Он на все посольство последними словами кроет Ленина.

— Как вы додумались вместо сервиза послать статую Ленина! — возмущался я потом в МИДе.

Ребята оправдывались: послали вовремя, но сервиз пропал.

Лет через пять сидел я как-то в мидовской столовой с ребятами из испанского сектора. Многие из них работали раньше в Латинской Америке. И один из них, кажется, сын посла Казначеева, рассказал, что, когда он работал в Венесуэле, то по каким-то делам ездил по глубинке. И каково было его изумление, когда в одном захолустном городке в замызганной кафешке он увидел сервиз с гербом Советского Союза.

Он спросил, откуда сервиз.

— А он у нас во всех забегаловках, — ответили ему.

И тогда я понял, что произошло. А произошло то, что в дело вмешался, как бы теперь сказали, «человеческий фактор». Узрев на посылке адрес «Сан-Томе, Сан-Томе», то есть страна Сан-Томе и город Сан-Томе, бдительный почтовый работник полез в справочник, узнал, что город Сан-Томе находится в Венесуэле, что совершенно верно, есть такой город и в Венесуэле, зачеркнул страну «Сан-Томе» и поставил «Венесуэла».

Лучше бы он переслал туда статую!

Когда я приехал в Сан-Томе, местные власти предоставили мне квартиру на втором этаже виллы, которая раньше принадлежала португальцу, хозяину компании по экспорту какао. На первом этаже размещался офис фирмы, на втором — жил сам владелец. Компания была национализирована, а ее хозяин отбыл в Португалию.

Расположена вилла была прекрасно: на самом берегу океана, укрытая от солнца под гранатовыми деревьями.

Квартира удовлетворяла бы нас с Ларисой полностью, если бы не напор воды. Тоненькая струйка была столь чахлой, что не давала возможности включить бойлер, и в душе приходилось мыться холодной водой. Это было совершенно непонятно, потому что на первом этаже напор был мощным. Наш завхоз Володя Соболевский, окончивший Бауманский институт и скрывавший это, так как людей с высшим образованием на должность завхоза брать было запрещено, авторитетно изрек:

— Так не может быть. Где-то есть кран, который закрывает доступ воды. Надо искать.

Он начал искать и нашел.

Взволнованный, он примчался в посольство:

— Я нашел потайную комнату.

И действительно, тщательно скрытая обоями дверка вела в какую-то комнату.

— Ломай! — распорядился я.

Мы вошли в комнату, сплошь уставленную книгами. И поняли, почему у бывшего хозяина имелись все основания прятать эти книги за семью замками. Порнография во всех видах: хорошо изданные толстые книги, фолианты с картинками, альбомы с тиснеными обложками, бульварная литература в мягком переплете, несчетное количество порнографических брошюрок, которые продаются у вокзалов в Италии. Среди книг были, судя по всему, редкие и ценные.

Я отправился в МИД и доложил о найденном.

— Книги готовы вернуть.

Генеральный секретарь МИДа Альфреду Бранку, ныне представитель Сан-Томе в ООН, замахал руками:

— Что я буду с ними делать! Делайте с ними, что хотите, только не везите сюда.

Я отнекивался. Бранку настаивал:

— Готов написать дарственную.

Книги мы оставили, и потихоньку они стали исчезать. Я догадывался, что к «хищению» прикладывали руки наши переводчики, но не сопротивлялся. Прошло полгода — и в комнате не осталось ни одной книги.

Из Москвы к нам в посольство поступили два огромных ящика. К моему изумлению, там оказались 2 тысячи экземпляров брошюры «Ленин о колониализме».

Такую литературу нам слали регулярно. Но чтобы две тысячи экземпляров… многовато. Тем более что грамотных на острове было чуть больше тысячи.

Я возмутился, собирался написать гневную телеграмму, но Володя Черняков меня остановил:

— Погоди. Это, скорее всего, посылал мой приятель. Он, наверное, ошибся. Я все выясню.

И действительно, посылал его приятель, и действительно произошла ошибка.

— Он выслал еще одну партию. Вторая часть этой брошюры — и тоже две тысячи экземпляров. Но больше высылать не будет. Парень он неплохой. Спусти на тормозах.

Я согласился. Через месяц мы получили еще два ящика.

Встал вопрос, где держать брошюры. И находчивый Володя придумал выход:

— Разместим в комнате, где была порнография.

Так и сделали. Забили всю комнату брошюрами. Но через две недели…

В кабинет вбежал запыхавшийся завхоз:

— Комнату взломали, всю литературу украли.

В это трудно было поверить. Взяв с собой кагэбэшника Володю Кулакова, я отправился на место преступления. И действительно, ночью кто-то взломал дверь и вынес все брошюры. Накануне шел дождь, и были видны следы от босых ног, ведущие к океану. На берегу остались следы пироги.