Александр Никонов - Хуевая книга
- А я и не боюсь! - вызывающе сказал юноша.
- Врешь, - опять усмехнулся Мастер. - Я и то боюсь. Нельзя показывать.
- А я люблю рабочих, - вдруг мечтательно произнесла дама интеллигентного вида. - Они такие милашки. В них чувствуется живая инстинктивная сила, первобытная свобода, которой нам так не хватает.
Мастер промолчал, только недобро покосился на даму. В ту же секунду что-то черное мелькнуло рядом с ними, раздался отчаянный крик интеллигентной дамы. Мастер выругался: толстый растерянно оглядывался, ища свою каску, которую снял на время привала и положил рядом. Теперь каски не было.
- Ч-что эт-то было? - чуть заикаясь спросил юноша.
- Рабочий, - коротко и недовольно буркнул Мастер. - Приведите даму в порядок. Вон рядом с вами, юноша, сверху течет, плесните на даму. И не бойтесь, это не кислота, травильное отделение мы уже прошли. (Юноша невольно погладил красные пятна химических ожогов на шее). Это почти чистая вода после гидросбива.
В термическом отделении дама ойкнула и указала пальцем куда-то в пар и дым. Там, возле смятого стального рулона стоял рабочий.
- Я боюсь! - пискнула интеллигентная дама и прижалась к своему холеному спутнику с лицом пианиста.
- Не бойся, - неуверенно сказал пианист, поправляя пальцем очки в тонкой золотой оправе.
- Без паники! - Мастер напрягся, потом крикнул что-то на незнакомом языке рабочему. - Это Васька. Он смирный, только любопытный очень. Кыш! Ну, иди отсюда! Вот дьявол!..
Мастер сунул руку в карман, вытащил блестящий гаечный ключ и бросил его рабочему. Тот схватил ключ и скрылся за рулон. Оттуда послышалась возня, видимо, другие рабочие хотели отнять у Васьки ключ.
На выходе из цеха Мастер неожиданно резко остановился, потянул носом, переменился в лице и рявкнул:
- Ложись!
Все упали в масляную лужу со стружками. Раздался оглушающий взрыв, упруго ударила взрывная волна, сверху начали падать обломки кирпичей, труб, осколки крыши. Завоняло газом.
- Все живы? - спросил Мастер, поднимая голову и стряхивая пыль со шляпы.
- Кажется, все, - ответил юноша. -Вот только толстому ногу поломало, а мне каску раскололо.
- Ну, слава Богу, - вздохнул Мастер. - Без потерь, значит.
- Что это было? - спросил пианист, поднимая свою контуженную даму.
- Печь... была. Давно она не взрывалась, я уж думал: испортилась, - сказал Мастер и начал с помощью обломка трубы накладывать шину на ногу лежащего без чувств толстого.
Самый правдивый рассказ об армии
Рядовой Фуфайкин не знал любви. Ему не писала девушка, поэтому он живо и человечно интересовался амурными делами старших товарищей по службе.
Рядовой Фуфайкин подошел к другому рядовому, которого звали рядовой Бузыкин. Последний был бессменным добровольным выпускающим стенгазеты "Родная пядь" и сейчас как раз занимался любимым делом - рисовал заголовок "Именины в роте".
- Что пишет любимая девушка? - поинтересовался рядовой Фуфайкин.
Рядовой Бузыкин вытер краску с пальцев специальной тряпочкой и бережно достал из кармана гимнастерки письмо.
- Моя любимая девушка пишет следующее: "Дорогой рядовой Бузыкин! Намедни кадрился ко мне один молоденький и симпатичный из себя канадский миллионер. Он встретил меня на улице, возле клуба и буквально стал не давать проходу. Все звал к себе на виллу, в Канаду. А я ему сказала, что ни в какую Канаду не хочу, а буду честно ждать из части рядового Бузыкина, отличника боевой и политической подготовки". Вот какая у меня любимая девушка, - закончил чтение рядовой Бузыкин, - не прельстилась на заграничного красавца!
В этот момент рядового Фуфайкина позвал сержант Кулаков. Товарищ сержант служил уже второй год, а рядовой Фуфайкин - один месяц.
- Рядовой Фуфайкин!
- Я! - сказал рядовой Фуфайкин.
- Вас ищет майор Кузькин. Идите к нему... Постойте, - глаза товарища сержанта потеплели, - давайте, рядовой Фуфайкин, я вам портянки постираю. Вы ведь у нас новенький, не обвыклись еще... Ну идите.
Рядовой Фуфайкин строевым шагом пошел к товарищу майору.
Майор Кузькин сидел в красном уголке, он пригласил сесть рядом рядового Фуфайкина.
- Как старший товарищ, я очень беспокоюсь, как у вас дела, рядовой Фуфайкин. Не тяжело ли вам первое время? Что пишут из дому?
Рядовой Фуфайкин вздохнул:
- Ах, товарищ майор, пишут... Еще нет даже 2000 года, а нашей семье уже выделили отдельную квартиру. Даже три. Папе, маме и мне. Теперь мы вынуждены будем жить поврозь. А я так уважаю папу с мамой!
Майор посочувствовал солдатскому горю:
- Ничего, товарищ Фуфайкин, мы тут с товарищами посоветуемся, обмозгуем, как вам помочь.
Зазвонил телефон.
- Товарищ майор слушает, - сказал Кузькин.
- Товарищ майор, снимите трубку, - посоветовал рядовой Фуфайкин.
- Ах, да, - майор снял трубку, - товарищ майор у аппарата... Да, товарищ полковник. Понял, товарищ полковник. Иду, товарищ полковник.
Майор повесил трубку, встал.
- Извините, товарищ Фуфайкин, меня вызывает товарищ полковник. Я должен с вами проститься.
Майор Кузькин строевым шагом пошел к товарищу полковнику.
Товарищ полковник высился в своем кабинете, как гора пик Коммунизма. Недавно, за выслугу лет, ему вручили вторую медаль "Самый отважный в армии", и теперь он был дважды самый отважный.
- Товарищ полковник! - войдя, закричал Кузькин, приложив руку к фуражке.
- Вольно! - махнул рукой полковник.
"По вашему приказанию прибыл", - про себя закончил педантичный Кузькин.
- Христос воскрес, товарищ майор, - доверительно доложил полковник.
- Как прикажете, - рассеянно сказал Кузькин, но тут же поправился: - Воистину воскрес, товарищ полковник!
- То-то, - наставительно подняв палец, сказал полковник. - Скоро пасха, светлое христово воскресение, порадуйте солдат куличами и хорошей строевой песней.
- Есть! - крикнул майор.
- Как поживаете? Нет ли у вас каких-нибудь проблем, майор Кузькин?
- Никак нет! Жена моя опять беременная, так вчера захотелось ей съесть плод манго. А в военторговской автолавке одни ананасы. А у нее от этих ананасов только девочки рождаются.
- Ах, безобразие, - сокрушенно покачал головой товарищ полковник, - ну, ничего, разберемся, поможем вашей жене родить мальчика. Я строго накажу этих интендантов. Черт побери!
Майор Кузькин покраснел: полковник слыл в части отчаянным ругателем.
- А знаете, товарищ майор, мы решили очень досрочно представить вас к очередному званию - "старший майор" и назначить на новую должность - "самый главный в подразделении".
- Что вы, - смутился майор, - мне уже недавно присвоили одно. И я считаю, что недостоин пока. У меня еще много недоработок среди рядовых, товарищ полковник. Вот и у товарища Фуфайкина проблемы...
Фуфайкина разбудил ощутимый толчок в бок.
- Вставай, сынок, белый свет проспишь!
Фуфайкин разлепил глаза. Перед ним, двухметрово уходя в потолок, стоял старослужащий Кулаков.
- Ты уже постирал мои портянки? - ѕсонно спросил Фуфайкин.
Лицо Кулакова медленно вытянулось от горя.
- Окститесь, Фуфайкин, какие портянки? Их уже сто лет в обед как отменили. А носочки ваши я простирнул, вон висят.
Фуфайкин перевел взгляд на свои белые носки с вышитыми красными буквами "СА".
Сдвинув в сторону сержанта, к постели подошел майор Кузькин:
- Лежите, лежите, - майор присел на койку Фуфайкина. - Вы у нас новенький, как служится? Не устаете с непривычки?
Фуфайкин отрицательно покачал головой.
- Вот и ладненько. Я вам тут кофе принес.
"И приснится же такая глупость, - думал Фуфайкин, потягивая крепкий кофе, с чуть заметным ароматом коньяка. - Дважды отважный... Старший майор... Таких и званий-то нет. Манго еще. Смешно. Ну когда это в солдатской столовой не было манго?!"
... - ТАК
Дверь
Присев на корточки, Старик сунул сухое полено в горящую красноту печки.
Со скалистых гор дули холодные ветры, моросил дождь, но в комнате было тепло: Старик не жалел дров. Пошевелив кочережкой потрескивающее пламя, он кряхтя поднялся, положил кочергу, подошел к столу, сел и начал медленно есть, осторожно снимая с вареных картофелин тонкую кожуру.
Было тихо, только чуть слышно барабанили капли по крыше, да надоедливо стучали ходики и тень от маятника судорожно металась по стене. Озерцо расплавленного парафина под дрожащим пламенем свечи внезапно вздрогнуло и через проплавившийся край прозрачной слезинкой скатилось по огарку вниз, мутнея с каждым мгновением. За окном уже давно была непроглядная темень. Старик взглянул на циферблат: "Сегодня уже никто не придет".
Он смахнул со стола крошки в горсть, ссыпал их на грязную тарелку, отряхнул ладони, накрыл чугунок картошки миской с нарезанным хлебом, а хлеб сверху чистой тряпицей, чтобы не садились мухи. Отвернув кран самовара, ополоснул тарелку, предварительно ссыпав в нее картофельную кожуру и крошки в ведро с помоями.
