Александр Маленков - Красные огурцы
Президент сверился с бумажкой, приблизился к Антону, повернулся к камере и сказал:
— Такие люди, как Антон Опушкин, — это, не побоюсь громких слов, соль земли русской. Ветеран спецназа, участник трех боевых операций. Сегодня мы награждаем его орденом Героя России.
Пресс‑секретарь поднес открытую бархатную коробку, президент достал из нее орден, приколол его на бронежилет и сжал кисть Антона в своей руке. От вспышек фотоаппаратов Антон сразу ослеп.
— И как говорится, не кипишуйте, попуститесь! — с улыбкой заключил президент, послышались аплодисменты, и пресс‑секретарь по ту сторону камеры поднял большой палец.
Первое, что увидел Антон, когда пятна от вспышек перед глазами растаяли, был дедушка Коробкин, стоящий чуть поодаль и радостно хлопающий в ладоши.
— Галлюцинации! Все это галлюцинации! Хватит! Хватит! — тоскливо вскричал Антон.
— Да, друзья! Нет никаких врагов, все это галлюцинации! — подхватил находчивый президент.
Аплодисменты усилились, Президент еще несколько секунд покачал руку Антона в своей и замер с натянутой улыбкой.
— Стоп! Снято! — воскликнул мужчина в кепке.
Президент быстро зашагал к воротам, на ходу вынимая из кармана носовой платок и вытирая им свою руку. Половина людей в костюмах устремилась за ним.
Но в то время, пока все сумасшедшие обитатели клиники неврозов и условно нормальные их гости были взбудоражены визитом президента и толпились у ворот, Аслан не разделял всеобщего волнения. Он разволновался по другому поводу. Дело в том, что в толпе, ввалившейся в ворота клиники, была женщина, которая — Аслан точно это знал — не имела отношения ни к Администрации президента, ни к телевидению. По‑хорошему говоря, ее вообще не должны были пускать, но, воспользовавшись кутерьмой, она пробралась на территорию, и, нимало не интересуясь исторической съемкой, принялась бороздить парк, кого‑то явно выискивая. Даже издалека, даже если не брать в расчет знакомый леопардовый комбинезон, по одной лишь походке, по той легкости, с которой она преодолела пропускной пункт, Аслан мог уверенно сказать — это была Анжелика.
Он прятался за деревьями, перебегал из одного угла парка в другой, но каким‑то чудом вдова в своих поисках, еще не видя жертвы, интуитивно сужала круги именно возле того места, где стоял и дрожал Аслан. Обежав парк по периметру, он снова оказался возле ворот, толпа уже рассасывалась. Антон покачивался с закрытыми глазами, плохо соображая, что происходит. Убедившись, что оторвался немного от леопардовой охотницы, Аслан подбежал к Антону и потряс его. Антон открыл глаза.
— Инженер! Дизайнер! — зашипел Аслан. — Она пришла! Анжелика эта пришла! Убери ее, клянусь!
— Я умер? — слабым голосом поинтересовался Антон.
— Нет еще! Но уже скоро. Сейчас Сусанна должна приехать. Если она увидит эту… Если они встретятся…
— Да как я ее уберу? — приходя в себя, спросил Антон.
Аслан хотел было веско ответить, но вдруг заметил подозрительное смятение в рядах выходящих из ворот. И действительно, против течения, расталкивая встречных, на территорию продиралась еще одна энергичная женщина — его жена. Аслан оглянулся, по дорожке к нему шла Анжелика, возбужденно махая рукой.
— Ааа! — закричал Аслан. — А! Нашла! Дизайнер! Антон! Жена идет! Все прощу! Долг прощу! Чемодан прощу! Только уведи, убери ту…
— Извините, уважаемый, у нас разговор, — сказал пресс‑секретарь президента, неожиданно возникнув между двумя пациентами. Пара серьезных мужчин в черных костюмах, черных очках и проводками в ушах бесцеремонно оттеснила Аслана.
— Президент вам очень благодарен. — сказал пресс‑секретарь, наклонившись к Антону. — Вы нам очень помогли. Что мы можем для вас сделать?
— А вы все можете? — как‑то по‑детски спросил Антон.
— Здесь в России — да. Если речь о других странах — попробуем.
— А если речь идет о Сомали?
— Сформулируйте поточнее.
Антон что‑то тихо сказал пресс‑секретарю и показал на неумолимо приближавшуюся Анжелику.
— Понял, — коротко ответил всемогущий пресс‑секретарь и в свою очередь что‑то быстро сказал своим помощникам с проводками в ушах.
Не прошло и трех секунд, как охранники уводили Анжелику за ворота, не без усилий преодолевая сопротивление целеустремленной вдовы. Аслан со слезами на глазах упал в объятия жены. Толпа людей в костюмах исчезла, парк снова был тих и пуст, и только мертвец Коробкин стоял на дорожке и улыбался.
48
Антон пришел в себя от того, что кто‑то гладил его руку. Он открыл глаза — на краю кровати сидела Дуня. Он обвел взглядом палату на предмет наличия в ней призраков, президентов и прочих симптомов острого психоза. Кроме прялки, вокруг не было ничего подозрительного. На всякий случай Антон слегка надавил на глазное яблоко, Дуня, прялка, часы на стене — все раздвоилось, что являлось верным признаком подлинности объектов. Галлюцинации, как вычитал он когда‑то, не раздваиваются. Осмелев, Антон объявил:
— Дуня, я сошел с ума. Это так страшно! У меня галлюцинации. Я видел твоего дедушку… И президента… Может быть, и Сомали — это галлюцинации? И «Останкино»? И вообще все? И ты? Сколько лет я здесь?
— Ну‑ну‑ну, — тихо сказала Дуня, — успокойся.
— Но самое страшное… Знаешь, я все время думал о тебе, о нас… Я люблю тебя, я думал, что смогу понравиться тебе, и, может быть, ты когда‑нибудь… А теперь я — обыкновенный сумасшедший. Меня надо привязать к кровати и кормить галоперидолом. Так что ты лучше иди, не трать время. — Антон отвернулся к стене, страстно надеясь, что Дуня не последует этому совету.
Дуня помолчала некоторое время, как будто собираясь с мыслями.
— Антон, — сказала она твердо, — я должна тебе кое‑что рассказать… Правда, давай я тебя лучше привяжу.
— Давай.
По бокам кровати как бы невзначай висели концы прочных черных ремешков. Антон обреченно позволил Дуне застегнуть пряжки, но с ужасом подметил в себе промелькнувшую гордость — я буйный! Не так уж часто тихому и не очень спортивному дизайнеру доводилось чувствовать себя опасным.
— Так вот, — сказала Дуня, убедившись, что ремни крепки, а Антон не может пошевелить ни рукой, ни ногой. — Все началось весной на мой день рожденья…
Антон выслушал историю молча, и только цвет его лица постепенно менялся от бледного до розового, а под конец и пунцового. Дуня закончила повествование и теперь с тревогой вглядывалась в покрасневшего Антона, сопящего со все большей интенсивностью.
— Развяжи меня! — потребовал он наконец тем голосом, которым обычно говорят граждане, вернувшиеся с того света к своим убийцам с недружелюбными целями.
— Ну да, конечно, — ответила Дуня и потуже затянула ремешок.
— Ах ты ж!.. Так это все ты подстроила! — возопил Антон. — Змея! Гадюка! Ненавижу! Отвяжи!
— Что ж ты так кричишь, смотри, главврач услышит, — сказала Дуня, наклонилась к буйному и стала его целовать.
Шмель Арсений (а именно так его звали) понял, что погорячился, когда в поисках лучшей доли покинул парк клиники неврозов «ЕвроАдекват» и отправился в пансионат «Железнодорожник». Некоторое время он пытался себя убедить, что местный жидкий клевер, вытоптанный оравами детей, полезней для здоровья, что он наконец немного похудеет, чтобы… Зачем ему, шмелю, нужно худеть, Арсений не смог себе объяснить, и с некоторым моральным усилием, которое всегда требуется для признания ошибки, решил вернуться. Когда же это решение было принято, мазохистическая сладость самобичевания подгоняла его полет через луга и леса интенсивней, чем голод или инстинкт размножения.
Плохо, плохо знаем мы еще психологию шмелей, но и с людьми дело обстоит не намного лучше. Казалось бы, после Дуниного рассказа Антон должен был испытать хоть какие‑то эмоции — обрадоваться, разочароваться, а еще лучше пережить катарсис на радость главврача (он очень любил катарсисы у больных). Но вместо этого Антон вдруг сделался очень спокойным и сосредоточенным. Проводив Дуню, он побрился, причесался и отправился к главврачу.
— А, наша знаменитость! — приветствовал его Алексеев. — Больше не кипишуем?
— Я здоров, — заявил Антон. — И кстати, ваш интерьер мне кажется претенциозным.
Главврач в своей обычной манере повертел в пальцах ручкой и что‑то записал в тетрадку.
— Вы пережили катарсис? — наконец спросил он.
— А у вас стены покрыты силиконовой краской?
Доктор украдкой глянул на стену.
— Не знаю, возможно. Это не моя компетенция.
— Ну вот. Я вижу, что у вас силиконовая краска. А вам наверняка виднее, был у меня катарсис или нет.
— Логично, — согласился главврач. — Так вы пришли поговорить об интерьере?
