Святослав Спасский - Коты в кактусах или Поцелуй юной блондинки
– Как же так? А если я, например, себе второго ферзя поставлю?
– Ставьте, – охотно согласился Воскобойников. – Ну, что же вы? Ставьте. Где только вы его возьмете? Желаете – могу вам выточить к следующему разу. А сейчас уж не обессудьте.
– Но это же черт знает что такое! – покраснев, закричал Маляев. – Судья! Куда вы смотрите?
Десятиклассник Саша с труднозапоминающейся фамилией резво, как официант-стажер, подскочил к столику.
– Действительно, – робея, произнес он. – Максим Семенович, уберите, пожалуйста, лишнего коня.
– Прямо. Сейчас, – благодушно отозвался Воскобойников. – Вот так сейчас возьму и уберу. Нет уж, родненькие. Это у меня примета такая, вроде суеверия. Мы, старики, суеверны. Вам, молодым, не понять этого. У каждого свои причуды. Вот мой визави, извиняюсь, очки все время протирает. А я коня ставлю на эф-семь.
– Отказываюсь играть, – хмуро сказал Женя, протирая очки.
– А вы не капризничайте, – посоветовал Воскобойников, – вы пока еще не Бобби Фишер, уламывать вас никто не будет.
– Я буду вынужден аннулировать игру, – плачущим голосом произнес арбитр с труднозапоминающейся фамилией.
– Аннулируйте, ваше право, – сказал Воскобойников. – А только сначала поглядите в зал.
Зал в нетерпении топал ногами. Слышались выкрики недовольных:
– Эй, претенденты! Скоро начнете?
– Кончай волынку! В ФИДЕ напишем!
– Большой скандал возможен, – скучая, сказал Воскобойников.
Саша побледнел и челноком заметался по сцене. Из-за кулис тоскливо простирал руки директор Дома культуры.
– Женя! Ну, может, уступите? – в отчаянии попросил арбитр.
– Но это же явное преимущество! – гневно сказал Маляев.
– Временное, – объяснил Воскобойников. – Стоит вам только выиграть у меня коня, и преимущество перейдет к вам. На целую пешку.
– Ну, Женя! – взмолился судья-десятиклассник.
– А-а, черт с вами, ходите! – сдался Маляев, протирая очки.
…Матч закончился быстро. Выигравший Максим Семенович отечески обнял за плечи соперника и арбитра:
– Что там ни говорите, а приметы – великая вещь! Вам, молодежи, не понять этого. Так выточить, Женя, вам ферзя? Из ясеня, а? Не отличите от фабричного, гарантирую.
СИТУАЦИЯ
– Кого это в такую рань? – недоуменно спросила сама себя Инна Ефремовна, спеша к двери.
На пороге возник Володя, сотрудник института, где работала Инна Ефремовна, стройный, подтянутый, черноусый.
– Володя? – удивленно сказала она. – Какими судьбами? Заходите, раздевайтесь. И простите, что я в таком виде; не ждала… Я сейчас, минутку!
Взбивая на ходу волосы, она унеслась в спальню, к трюмо, где молниеносно совершила ряд магических движений пуховке?» и губной помадой.
– Садитесь, Володя. Что привело вас в мою скромную обитель?
– А так уж вышло, – разведя руками, сказал Володя. – Судьба, стало быть. Планида. Вот оказался я вашим переписчиком.
– Не поняла.
– Проводится всесоюзная перепись населения, – толково шевеля бровями, разъяснил Володя. – И мне досталось переписывать население как раз в вашем доме.
– Ах, вот как? Очень рада, – сказала Инна Ефремовна. – Ну, что ж, пожалуйста.
Володя достал бланк переписи. Прошла минута тишины, лишь изредка нарушаемая скрипом самописки.
– И отлично, – сказал Володя, получая заполненный бланк. – До свидания, Инна Ефремовна, желаю вам самого…
Тут он вдруг осекся, помолчал и, вглядываясь в бумагу, смущенно произнес:
– Инна Ефремовна, вы не ошиблись ли в одном пункте?
– Что такое?
– Да тут вот, где возраст. Здесь спрашивается ваш возраст. А вы, по-моему… одним словом, как бы вам пояснить… вы написали: тридцать два года.
– Ну и что? – холодно осведомилась Инна Ефремовна.
– Вот мне и кажется, что не совсем… в общем, не соответствует он, возраст-то…
– Молодой человек, а вы знаете, что интересоваться возрастом дамы нетактично?
– Инна Ефремовна, вы поймите, если бы я для своих личных целей, а то… Это ведь дело государственное… Ей-богу же, вам не тридцать два! Не путайте общую статистику!
– Мальчишка! – возмутилась Инна Ефремовна. – Общую статистику… Молоды еще вы меня учить!
– В общем-то, может быть, и молод, – сказал Володя, – а согласно бланку, тут мы с вами ровесники…
– Хорошо, – покраснев, сказала Инна Ефремовна, – давайте начистоту, Володя. Вы что, потребуете от меня документы?
Володя вздохнул.
– Не имею права. Нас так инструктировали. Документами не интересоваться, всему верить на слово… Но подумайте, Инна Ефремовна, если все вдруг начнут писать липу, какая же неправильная картина в результате получится! Мол, у нас в стране – сплошь молодежь… И на этом основании государство начнет строить загсы или родильные дома вместо, допустим, санаториев…
– Володя, – спросила Инна Ефремовна, – а при распределении ваших переписчиков не советовались: может, к женщина лучше женщину посылать, а не мужчину?
– Да не смотрите вы на меня, как на мужчину, – взмолился Володя, – я лицо, переписывающее население. Лицо, оно среднего рода. Учтите, Инна Ефремовна, если вы будете упорствовать, я расскажу на работе, и пусть вам будет стыдно.
– Не расскажете, – сказала Инна Ефремовна.
– Почему? А вот расскажу.
– Вы не имеете права разглашать сведения, полученные от населения в процессе переписи. Я в «Труде» читала.
Володя упал в кресло и, трепеща, закурил сигарету.
– Да, – уныло сознался он, – не могу. Но не могу же я а передавать заведомо ложные сведения. Меня ведь уполномочили, войдите в мое положение!
– Подойдите ко мне, Володя, – торжественно сказала Инна Ефремовна. – Ближе, пожалуйста. Клянитесь самым, самым дорогим на свете, что эти сведения не проникнут в сферу нашего коллектива.
– Да не проникнут же! – воскликнул Володя. – Вы же сами читали. В «Труде»-то…
– Вот сейчас, – вздохнув, сказала Инна Ефремовна, – я напишу в вашем бланке чистую правду. Но вы не смотрите, хорошо? Ведь мужчине не положено интересоваться возрастом дамы.
– Конечно! – сказал Володя.
Пока он одевался, Инна Ефремовна сама положила заполненный бланк в его папку.
Прижав руку к сердцу, он медленно вышел на лестничную площадку. Но тут он не удержался от искушения, раскрыл папку и заглянул в бланк. В графе «Возраст» стояло: «32 года».
ЗАКОРДОННЫЙ КРЮК
(Нескромное подражание классику)Дед Купырь рванул удочку и обомлел: крючок как корова языком слизала. Дед подобрался, подбоченился и, обратя взор на таловые кусты, крикнул:
– Щукарь! Это ты ведь, затычка дегтярная, орудуешь! А ну, вылазь, вражина, студент одноносый!
Из-за кустов показался дед Щукарь и с явной неохотой приблизился к Купырю.
– Никак сазаник балует, кум?
– Ишо гутаришь? Я тебе такого сазаника покажу. Выкладывай крюк!
– Возьми, сваток! – Щукарь с трудом отцепил крючок с выцветшего околыша фуражки. – А только действия твои дюже на старый прижим смахивают, потому как не по своей воле откусывать крючок я полез, а на это толкнул меня земляк наш, Шолохов Михаила, что в Вешенской станице проживает. И кличку свою я через него же получил.
– Ты, дед, не финти. Тот случай сто лет уж как произошел. Ты скажи, сейчас-то зачем тебе крючок?
– Что ж, справный крючок. По всему видать, сват, ты его из-за кордону приспособил.
– Оно так. Найденов Ванька в Гэдээрию за обменом опыта послан был, так вместе с опытом мне и десяток крючков оттель вывез. А тебе-то, повторяю, крючок на что?
– Так ведь окунька либо там щуку за живца…
– Как гляну я, дед, на тебя, был ты недоумок земляной и остался им, кубыть, навсегда. Да ты морду не вороти, слухай, что говорят. Нешто удочкой кто ноне рыбалит? Шиш волосатый ты на удочку в нашей речке споймаешь, вот что!
Из трех своих мосластых пальцев Купырь соорудил наглядное пособие, но Щукарь отвел это сооружение ладонью и, хитро прищурившись, спросил:
– Так. А почему же, извиняй меня, сам-то ты, бугай прошедшего времени, на уду ловишь?
– То-то что не на уду ловлю я. Эта уда токмо для рыбнадзору при мне находится, для отводу глаз, стало быть, а для ловли у меня там, за укосом, в гирле, сетенка раскинута, и отседа я слежу за ней, потому как дюже хорошо видно ее с энтого берегу. Теперь понял, интеллигент пегий?
– Теперь понял, – с несвойственной ему серьезностью ответил Щукарь и, разведя руками, задумавшись, неторопливо зашагал к хутору.
В ПОМОЩЬ НАЧИНАЮЩЕМУ ПРОПОВЕДНИКУ
ОТ АВТОРА
Наука движется вперед. Это естественно.
И, естественно, верующих остается на Земле все меньше и меньше.
Естественно также, что служителей культа это не устраивает. Они ссылаются на библию, как на святую книгу, как на доказательство существования бога.
Но при изучении библии у читателя возникают вопросы. Скажем, история всемирного потопа («Бытие», главы 6-8). Действительно, как в ковчег могло поместиться «всякой твари по паре», когда тварей на земле миллионы видов? Как Ною удалось собрать всех представителей земной фауны? Чем он кормил их? Как удалось создать им такие оптимальные условия, чтобы они не передохли и не перегрызлись во время круиза? Это материальная сторона дела. А есть и морально-этическая: если бог решил потопом наказать людей за их «великое развращение», то за что страдала бессловесная скотина? Красиво ли, мудро ли выглядит это решение Саваофа?