Борис Кригер - Сквозняк
Авантюризм
Хвала авантюризму! Не слушайте тех, кто, брызжа слюной и прочей жидкостью, поносит инициативных нахрапистых мечтателей! Именно благодаря им мы стали людьми. Хорошо это или плохо – вопрос уже другого плана, но так или иначе без здоровой толики авантюризма не движется ни одна шестеренка истории… Пускай в этой истории авантюристы не всегда будут на первых ролях. Им на смену придут благомысленно шмыгающие носами бюрократы, но авантюристам всегда останется кусочек белесой целины, неосвоенного края, влекущего головные отряды искателей пленящего мельтешения. А что, если попробовать иначе? А что, если осмелиться и сделать так, как здравый смысл поступать не велит? Сколько счастливых открытий и прозрений принесли эти устремления… Сколько горьких жертв и похоронных процессий вместе с тем они накликали на голову несчастных Икаров…
Нынешняя эпоха, как и всякая другая купель времени, не празднует авантюристов, хотя, впрочем, им на это наплевать. Крохоборческая медлительность им не по духу. Если нам следует быть во всем своем образе подобными Творцу, то на роду нам словно написано «Будьте авантюристами», ибо невозможно сотворить мир, не уповая на собственную значимость и способность делать то, чего не делали ни до тебя, ни после, что требует непомерной наглости и выразительности, светлой памяти и сосредоточенного ума, чувства меры и неумеренного оптимизма, футуристических вожделений и праздничной игры воображения – короче, всего того, чем и обладает наш изящный в своей простоте и неприхотливости Создатель. А то как же? Давайте посмотрим на себя в зеркало, и сразу станет ясно, что такие рожи мог создать только очень неприхотливый в своих эстетических притязаниях Бог.
Люди учатся не замечать авантюризма своих собратьев, ибо, как выражались (тоже по-своему очень древние) римляне: «То, что позволено быку, не позволено бифштексу», – хотя и то, и другое имеет в своей основе близкую по духу субстанцию. Это плохо поддающееся толкованию древнеримское высказывание может означать следующее: «Поздно бодаться, когда из тебя сделали котлету»…
Несчастные пророки христы да заратустры. Им вкладывают в уста всяческие бренности о благе или вреде власти, и всегда – о безбрежности человеческого естества. Слабо соотносящийся со своим, да и с любым веком Ницше шептал сухими губами великих и, как и всякий умалишенный, свято верил в подкрадывающееся к нему чувство прозрения, пробуждения, отчужденности и в то же время всеобщей причастности. «Но наконец изменилось сердце его – и в одно утро поднялся он с зарею, стал перед солнцем и так говорил к нему: “Великое светило!”…» А кто из нас хотя бы однажды не разговаривал с Солнцем поутру? Кто из нас вечером, впотьмах, не рассуждал, что это «Великое светило» – лишь ничтожная, заурядная звездочка в супергалактическом выводке звезд? Кто из нас подспудно не ощущал нестерпимого позыва авантюризма, заставляющего предполагать, что мир – лишь неудавшаяся игра нашего больного воображения? Впрочем, отчего же больного? Ведь если я один, то нет болезней, ибо хворобу можно выявить, лишь сравнив со здоровьем… В противном случае любая аномалия покажется нормальной. Так, может быть, и вся наша Вселенная больна, или, попросту говоря, ненормальна в каком-то своем основополагающем устремлении? Недаром нам не дано вникнуть в существование иных вселенных, и сделано это, видимо, исключительно для того, чтобы стал невозможен критический подход к единственно возможному миру, имеющемуся у нас в наличии.
А если бы Бог сошел с ума, как бы мы могли об этом узнать? Как бы Он сам мог себе в этом признаться? И разве в этих вопросах не заключается высший, сокровенный шарм авантюризма?
Таким образом, авантюризм заложен в самом составе Вселенной. И неважно, нравится это населению или нет: поголовный авантюризм нынче снова начинает входить в моду, приближая эру Неизбежного Всеобщего Авантюризма. Это как раз то самое время, когда каждому что ни есть заброшенному сантехнику придется соображать и выискивать необычные пути починки троноподобных отхожих мест, чинно восседая на коих, мы проводим лучшие моменты наших медитаций.
Так что же являет собой здоровый авантюризм? До какого предела следует его терпеть? До какой степени он здоров и полезен, а что находится уже за гранью? Где кончаются свежесть помыслов и фейерверк инициатив и начинаются безответственность, непросчитанные риски, напрасно загубленные души?
Авантюризму следует учиться, как и всякому иному виду деятельности голобрюхих, плавно отпочковавшихся от рода питекантропов… Невозможно представить, что человек, которого в течение всей его текучей посредственности пытались расстрелять за любой шаг в сторону, научится задаваться простым, как мудрость незашоренного глаза, вопросом: «А что, если попробовать по-другому?» Между тем этот вопрос, подобно привычке оглядываться при переходе улицы, может значительно продлить жизнь. Вот чему нужно учить детишек в школе. Не повторять наши затрапезные глупости, а задаваться вопросами: «А что, если?..»
Ну, тут на меня набросятся блюстители традиций… Они скажут: хватит-де дурманить молодому поколению голову. Допробовались, мол, и доизобретались, и нам только великих революций снова и не хватает.
На это нечего возразить. Конечно, такие перемены никого счастливее не сделают. Но я боюсь, революции происходят как раз не оттого, что авантюристов поощряют, а оттого, что их преследуют и третируют.
Мне возразят, что чем терпеть авантюризм Гитлера, лучше всю жизнь ходить пешком, не подозревая о возможности создания автомобиля или аэроплана. Но дело в том, что всякое действие имеет свой знак, и подобное возражение несостоятельно, потому что у Гитлера авантюризм сочетался с прекрасно отлаженной бюрократией концентрационных лагерей. Авантюризм здесь вообще ни при чем. Конечно же, удобно развешивать ярлыки и припечатывать на лбы штампы. Хорошему живому авантюризму нужно учить и учиться. Ведь решение большинства неразрешимых проблем лежит где-то рядом, они сосуществуют с нами в будущем, откуда их так легко достать, если задаться вопросом: а что, если?…
Альтруизм
Альтруизм – это эгоизм на уровне семьи, общины, рода, человечества… Делая благо другим, всегда совершаешь благо себе. А эгоизм, в некоторой мере, это альтруизм по отношению к самому себе, если слегка отстраниться от себя и начать относиться к себе как к чужому человеку. Какое бредовое рассуждение, не правда ли? Все, что хорошо другим, хорошо и мне… А как же насчет жертвы каннибалов?
Самцы, стоящие ближе всего к корыту с кормом, хочешь не хочешь, диктуют нам свое понимание альтруизма. Они навязывают кажущийся им единственно возможным язык – язык жратвы и размножения, которое считается абсолютным благом, но, в общем, бессмысленно, если его не объяснять себе и даже тем, кому до нашего стремления размножаться нет никакого дела.
Если нет Бога – все дозволено. Если Бог есть – ничего нельзя. Сиди под кустом да помалкивай. Высшая форма альтруизма – это не дать себя съесть проголодавшимся собратьям, а найти союзный нашему Богу путь, именно такой путь, который оправдывал бы наше ковылянье вдоль мировой стрелы времени, неизбежно сонаправленной с термодинамикой кипения чайника. А отвечая на вопрос о причинах незавидного состояния нашего мира, всегда можно пожать плечами и веско произнести: «Наверное, мы плохо молимся…» Во всяком случае, должно быть что-то одно из трех: либо мир вполне нормален, либо Бога нет, либо мы просто плохо молимся…
Хотя, впрочем, Бога не может не быть, особенно если он нам необходим. Природа и прогресс дали нам все необходимое для того, чтобы мы могли свободно и восторженно предаваться различным разновидностям альтруизма, но самцы по-прежнему отпихивают друг друга от корыт, а самки подсиживают друг друга на службе, в чем, собственно, и состоит все уникальное содержание современной человеческой жизни.
Зачем природе нужно столько человеческих костей? Почему ей было не остановиться на анатомии и эмбриологии низших морских животных и моллюсков? Если выдалось тебе значиться человеком, так изволь тянуться к познанию и любви, и в этой тяге и будет проявляться истинный альтруизм, оправдывающий не только человеческое стадо, но и прочие проявления мирских кошмаров. Неважно, кто нашаманил нам эдакую судьбу: высшие светлые силы в виде испытания, или силы темные в виде опять же испытания, или мы попросту брошенные на произвол судьбы недоноски, ожидающие конца света, как праздника, лениво проводящие время в рассуждениях об альтруизме.
Так или иначе, не только в альтруизме вещей, но и в альтруизме идей нам следует найти свое истрепанное и, казалось бы, никому уже не нужное кредо.
Американизм
Представьте себе, что на свете есть страна более американская, чем сама Америка. Правда, невозможно себе такое вообразить? Америка в ее современном виде не готова на вторые роли. Давно прошли времена умеренного изоляционизма и провинциального шарма. Они остались в учебниках истории да обстоятельных томиках Марк Твена. Ядерный арсенал в сочетании с отсутствием достойных противников и вовсе развратил и без того нахрапистую Америку. Теперь в любом ее слове сыщется намек на пренебрежение, и их мужлан-президент говорит об Английской Королеве в третьем лице в ее присутствии, стоя к ней спиной, в шутливой форме называя ее старой матушкой, а та скромно терпит, сглатывая королевскую слюнку.
