Джонатан Линн - Да, господин Премьер-министр. Из дневника достопочтенного Джеймса Хэкера

Я недоуменно посмотрел на него.

– Так вы что, тоже против?

– Нет, господин премьер-министр, я только против чересчур поспешных решений. Мне кажется, нам нужно немного подождать, поглубже разобраться в деталях…

Странно все это. Ведь всего неделю назад они были полностью согласны, что моя новая политика принесет нам много голосов. Что ж, похоже, надо серьезно подумать.

В заключение Хамфри пообещал лично оформить протокол нашего заседания, чтобы, так сказать, оставить двери открытыми. Огромная помощь, ничего не скажешь.

Сегодня утром получил от Поля из МО данные их последнего опроса – 73% высказались против обязательного военного призыва. Странно, ведь наш партийный опрос показал, что 64% населения за него! И как это прикажете понимать?

А ближе к полудню принесли стенограмму того самого заседания комитета Кабинета.

Пункт 7: «Великий почин»

В принципе, члены комитета Кабинета полностью согласны с тем, что новая политика ПМ, безусловно, заслуживает всяческого одобрения. Однако в виду некоторых высказанных сомнений было принято решение: после тщательного рассмотрения вопроса комитет считает, что, несмотря на безусловное одобрение предлагаемой новой политики в принципе и полное понимание того, что некоторые из ее принципов имеют достаточно принципиальный характер, а определенные соображения настолько неординарны и практически настолько тонко сбалансированы, что не могут не заслуживать самого глубокого изучения, с учетом высокой важности базовых аргументов в принципе было предложено считать наиболее разумной и приемлемой практикой ее дальнейшее, более детальное рассмотрение, включая, само собой разумеется, требуемые согласования с соответствующими ведомствами с целью подготовки и предложения более всеобъемлющего и масштабного предложения, при этом делая упор на очевидно менее противоречивые аспекты проблемы и обращая особое внимание на преемственность нового предложения в соответствии с существующими принципами, которые должны быть должным образом представлены сначала на рассмотрение парламента, а затем, если, конечно, потребуется, на публичное обсуждение в СМИ и, если, конечно, потребуется, в соответствующих опросах общественного мнения, когда для такового общественного мнения будет создан достаточно подготовленный общественный климат, чтобы адекватно рассмотреть как сам подход к должному рассмотрению, так и сам принцип принципиальных аргументов для принятия сбалансированного решения.

Перечитал эту стенограмму несколько раз подряд. Похоже, комитет Кабинета не хочет, чтобы в своем телеобращении к народу я даже упоминал о «великом почине».

У меня нет ни малейшего намерения отказываться от моего «великого почина», но, судя по всему, за него предстоит драться. И еще как драться!

Я немедленно проинформировал Бернарда, что для своего телеобращения предпочитаю светлый костюм, современную обстановку, экстремально-желтые обои, несколько абстрактных картин на стенах и, само собой разумеется, Стравинского.

4

Ключ

Первым, кто пришел ко мне в кабинет сегодня утром, была Дороти Уэйнрайт, мой главный политический советник. Весьма привлекательная блондинка лет сорока, стройная, элегантная, деловитая и на редкость прагматичная.

Хотя я говорю «мой» главный политический советник, это вряд ли соответствует действительности, поскольку она занимала этот пост при моем предшественнике, и мне не советовали ее менять. Но сэр Хамфри Эплби откровенно дал понять, что толку от нее мало. Ну нет, мне нужны, очень нужны люди, которые не зависят напрямую от секретаря Кабинета. Однако с тех пор, как я предложил ей остаться, ее нигде не было видно. Каково же было мое удивление, когда я увидел ее сегодня утром, причем вызвано оно было не столько тем, что она вошла в мой кабинет без стука и приглашения, сколько обращением к премьер-министру, то есть ко мне.

– Послушайте, Джим, если я не нужна вам как политический советник, лучше так и скажите, – свойственным ей отрывистым тоном вместо приветствия отчеканила она.

Поразительно! А зачем же тогда я предложил ей остаться? Ведь она была по сути единственной, которой удалось удержать моего предшественника от утраты контакта с реальным миром. Неужели у нее сложилось ложное впечатление, что ее собираются лишить персонального кабинета и отправить на «чердак».

– Мой кабинет всегда находился рядом с вашим, разве не так?

Это что, риторический вопрос, или он требует ответа?

– Да, – на всякий случай осторожно ответил я.

– Значит, это вы распорядились перевести меня на «чердак» в другое крыло здания: три этажа выше, вдоль по коридору, две ступеньки вниз, за угол, четвертая дверь справа? Рядом с фотокопировальной лабораторией!

Для меня это новость. А кстати, где она пропадала?

– Вообще-то мне казалось, что вы в отпуске или что-то в этом роде. – Честно говоря, я был настолько занят все это время, что даже не заметил ее отсутствия. (Что вряд ли следует считать причинно связанным. – Ред.)

– Может и была, – резко ответила она. – Но когда через неделю вернулась, то увидела, что мой кабинет превратили в приемную для членов Кабинета, министров и прочих визитеров, а все мои вещи были перенесены туда, на «чердак». Хамфри сказал, что это было сделано по вашему прямому распоряжению. Ну и как прикажете все это понимать?

Как это понимать? Неужели я на самом деле давал такое распоряжение? Нет-нет, вряд ли. И тут я вспомнил. Да, давал! Не прямое, конечно, а, так сказать, в своем роде.

– Видите ли, Дороти, Хамфри действительно приносил мне на утверждение план, как он тогда сказал, более эффективного использования офисных помещений, ну и…

Она покачала головой. С явным осуждением.

– Неужели вы до сих пор не поняли, что госслужба вот уже три года пытается выгнать меня из этого кабинета. Любыми средствами!

Откуда мне знать?

– А почему?

– Потому что топографически этот кабинет занимает ключевое, стратегическое положение во всем нашем здании.

Я пожал плечами.

– Не вижу здесь никакой разницы. Вы же все равно в Номере 10.

– Не более того, – поджав губы, ответила она.

– Вы получаете все необходимую документацию.

– Да, получаю. Кое-какую, – признала она.

– Вы можете сколько угодно говорить по телефону.

– Только когда коммутатор мне это позволяет.

Мне показалось, что у нее приступ самой обычной женской неврастении, о чем я ей честно и откровенно сказал. В ответ Дороти почему-то начала объяснять мне разницу между Албанией и Кубой. Первая, по ее мнению, практически не имеет никакого влияния на политику Соединенных Штатов, а вторая имеет, причем достаточно сильное. Почему? Да потому что Албания далеко, а Куба рядом! Номер 10, по ее мнению, тоже что-то вроде зарубежья, где степень влияния напрямую зависит от расстояния.

– А меня, главного политического советника премьер-министра, взяли и отселили на самую обочину политической жизни! – раздраженно воскликнула она.

– Но вы не в Албании, – заметил я.

– Нет, на «чердаке»! Вот, смотрите! – и мой главный политический советник начала двигать все, что находилось на моем письменном столе. – Перед вами схематический план Номера 10. Эта папка – кабинет, в котором мы с вами сейчас находимся. Там, за дверью, – она приложила первую попавшуюся книгу к одной из сторон папки, – ваша комната для отдыха. Эта линейка – коридор. Этот коридор, – Дороти схватила нож для резки бумаги и положила его вдоль папки и книги, – идет от вашего кабинета к закрытой светло-зеленой двери, за которой находится кабинет секретаря Кабинета, которым будет вот это пресс-папье. Эта кофейная чашка будет лестницей к вашему кабинету, это блюдце – мужской туалет, а вот это – мой кабинет, то есть было моим кабинетом, – она поставила пепельницу рядом с папкой, изображавшей рабочий кабинет ПМ.

– Итак, мой письменный стол стоял прямо напротив входной двери, которая практически всегда была открыта. И что, по-вашему, мне было там видно?

– Ну, наверное, вам было видно, как кто-либо входил или выходил из моего кабинета или из кабинета секретаря Кабинета, или поднимался или спускался по лестнице, – медленно и осторожно ответил я.

Последовала многозначительная пауза, затем Дороти подняла блюдце и снова поставила его на место.

– Кроме того, я сидела напротив мужского туалета. Мне просто положено находиться против этого туалета.

Я поинтересовался, не стоит ли ей обратиться к доктору, но, похоже, чего-то недопонял.

– Мужского туалета, Джим, – напомнила она мне. – И поскольку практически все члены Кабинета – мужчины, то мне удавалось услышать почти все, о чем они говорили, входя туда. Тем самым я имела прекрасную возможность информировать вашего предшественника о всех их недостатках и слабостях.