Александр Федотов - Макароны по-флотски (сборник)
– Ладно, давай сюда, – я взял протянутый листок. – А куда ты её хочешь-то?
Коля звонко шлепнул рукой по незагорелому левому плечу.
– Не жалко плечо портить? – спросил Володя Селезнёв, по кличке Лом, неожиданно зашедший почистить зубы тёплой водой от турбогенератора.
– Лом, блин, «свои» кричать надо! Мы тут чай кипятим, а ты… – сказал я, дернувшись было прятать чайник.
– Ладно, начальник, понял, – протянул Лом и показушно взял под козырёк.
– К пустой голове честь не прикладывают, – поддел Коля.
– А вообще-то, медик говорит, что чистить зубы тёплой водой вредно, – сказал я.
– Почему?
– Потому что ее нет.
– Блин. Попадалово. И давно?
– Со вчера.
– Облом.
Лом с силой ударил самодельную боксерскую грушу (мы с Валерой Пуховым сшили её из брезентового мешка набитого песком), и теперь на ней отрабатывали удары все, кому не лень.
– А колоть тебе кто будет? – спросил Колю Лом, не оборачиваясь и сосредоточенно дубася грушу.
– Крот, – он говорит, что умеет.
– Ну, смотри сам.
Я расположился рисовать на пайолах, положив кальку поверх вахтенного журнала. На кальке постепенно появлялись выразительные девчачьи глаза, рот, очертания лица…
Вдруг броняшка в электростанцию резко распахнулась.
– Шура, атас! – крикнул Коля.
Я мгновенно спрятал кальку под вахтенный журнал и поднялся. Лом остановил качающуюся грушу и повернулся к входу.
В электростанцию неожиданно и быстро, как понос, ворвался хохол – мичман Пономаренко, белобрысый, щуплый, с детским конопатым лицом и оттопыренными ушами. Это был командир нашей с Колей группы электриков. Главный электрик на корабле. Хотя словосочетание «электрик Пономаренко» само по себе было оксюмороном, таким же нелепым, как и «воинский демократизм». Были у нас на корабле те, кто, как говорится, не мог отличить Бебеля от Бабеля, Бабеля от Кабеля, и Кабеля от Кобеля… и, наконец, были те, кто и Кобеля от Суки отличить не мог. Так вот, в электрическом смысле, мичман Пономаренко относился как раз к этой последней категории. Главный корабельный электрик знал об электричестве только то, что оно есть, и очень его боялся. К несчастью мичмана, в нашей электростанции этого самого электричества имелось очень много. Здесь располагался главный распределительный щит – ГРЩ, контролировавший всё электропитание корабля от светильников в гальюнах до пусковых ракетных установок. С лицевой стороны ГРЩ представлял собой длинный шкаф с рядами рубильников и выключателей, а с тыльной стороны – переплетение медных пластин (шин), под напряжением 380 вольт. Мичман относился к ГРЩ с большим уважением и даже немного побаивался.
Не только главный электрик опасался ГРЩ и боялся подходить к нему с тыла. На корабле многие находились в состоянии вполне объяснимого трепета перед этим реально существующем высоким напряжением. Мы с Колей Кондрашовым с успехом этим страхом пользовались. За щитом, под пайолами, мы прятали железный ящик со всем нашим общим неуставным добром, альбомами, фотографиями, дембельской формой. Кроме того, мы разместили за ГРЩ матрас и спокойно спали там во время приборок и авралов, незаметные для большинства проверяющих. Только однажды Коля неловко перевернулся во сне и задел рукой открытую электрическую шину. Коля довольно долго потом многоэтажно выражался по поводу электрика-француза Вольта. Это происшествие, однако, не помешало нам и впредь дрыхнуть за ГРЩ. Настоящий электрик от подобной электровстряски только крепчает. Не впервой. И мы спокойно посапывали в двадцати сантиметрах от гудящих под напряжением шин.
Главный электрик корабля мичман Пономаренко ворвался в электростанцию в поисках прихвата.
– Дежурный по электростанции матрос Кондрашов, – лениво отрапортовал Коля ворвавшемуся лопоухому начальству.
– Опять картошку жарите? – принюхался мичман.
– Устав изучаем, товарищ мичман.
– Сейчас проверим.
Мичман стал рыскать по электростанции, приподнимая пайолы, ища неуставное оборудование. Ничего не найдя, он осторожно подошел к ГРЩ, с опаской приоткрыл решетчатую дверь, прикрывавшую доступ за электрощит, и в нерешительности остановился.
– Там радиация, тащ, – как бы между делом, напомнил я.
Мичман недоверчиво покосился на меня.
– Слышите, как гудит? – прислушался Коля.
– Там ток идёт… И превращается в напряжение. Отсюда радиационный фон. Может развиться импотенция.
– Обманываете, Федотов? – неуверенно проговорил мичман, но отошел от ГРЩ подальше.
Коля усмехнулся.
– Где плитку прячете? – продолжил осмотр Пономаренко, уставясь на Колю Кондрашова.
– Да иди ты…
– Агрессивно настроен, – констатировал мичман, отходя в сторону и продолжая обыск.
– Ага! – просиял вдруг главный электрик: в дальнем углу электростанции, на приборном шкафу булькал и клубился паром чайник.
Блин! Из-за этой Колиной кальки я совсем про него забыл.
– Это залёт, воины! – торжествующе прокричал Пономаренко, подлетая к чайнику.
Он схватил чайник за ручку и рывком поднял его, демонстрируя нам. Тут лопоухое лицо мичмана перекосилось. Дикий вопль эхом разошелся по кораблю. Судорога от удара током заставила кулак мичмана сжаться и он, потеряв контроль над мышцами и не имея возможности выпустить чайник, стоял посреди электростанции, дико выл и, дёргаясь всем телом, судорожно тряс зажатым в кулаке чайником. Кипяток плескался во все стороны.
– А-а-аааа!!! У-ууууууу!
Это было посвящение. На наших глазах крик зелёного мичмана плавно переходил в вой настоящего электрика. Но тут самодельный кипятильник-бритва коснулся дна чайника. Вспышка и хлопок от короткого замыкания слились с воем мичмана в один душераздирающий звук. На пайолы с шумом грохнулся полупустой чайник, вылетевший наконец из пальцев главного электрика.
Мы подбежали к своему начальнику. Бледный, как полотно, Пономаренко на полусогнутых ногах стоял, облокотившись на турбогенератор. Его всего трясло.
– Вы в порядке, тащ?
Мичман некоторое время молчал, переводя дыхание. Потом вдруг резко повернулся в нашу сторону и визгливо заорал:
– Кондрашов, Федотов, вы мне за это ответите! Хватайте кипятильник и со мной – к Большому Заму! Там и о картошке поговорим! Я вам всё припомню!
Мы с Колей переглянулись.
– Шура, прикрой-ка броняшку, – проговорил вдруг Лом, направляясь к мичману.
Я подошел к двери, с усилием надежно задвинул обе ручки броняшки и встал к ней спиной, преграждая выход. Лом двинулся на мичмана. Тот попятился от него, опасливо озираясь по сторонам.
– Товарищ старшина, товарищ старшина … – залепетал мичман, прижимаясь к переборке.
Не обращая на лепетания Пономаренко никакого внимания, Лом подошел вплотную к главному электрику, сгреб его за грудки и оторвал от палубы. Мичман беспомощно повис в воздухе, болтая ногами.
– Ты, чучело, сам прошлой ночью с нами за обе щеки эту жареную картошку жрал!.. Помнишь? С комбижиром. А сейчас Большому Заму хочешь сдать?
– Товарищ старшина… – болтал ногами Пономаренко, боязливо косясь на запертую броняшку. – Товарищ старшина…
И тут из репродуктора донеслось: Командиру электриков, дежурному электрику прибыть в пост борьбы за живучесть (ПЭЖ)…
– В-в-вызывают, – обнадеженно пролепетал мичман.
Лом с грохотом опустил Пономаренко на пайолы.
– Повезло тебе. Короче, если ты ещё раз сюда с прихватом придёшь, – мы тебя здесь за ГРЩ и похороним. Я понятно объясняю? – и Лом деловито поправил на мичмане Пономаренко покосившуюся фуражку.
Мичман понятливо кивнул.
– Давай, дуй в ПЭЖ! – дал последнее указание Лом.
Я раздраил броняшку и вслед за мичманом стал подниматься по трапу. О кипятильнике мичман больше не заикался.
В ПЭЖе нас ждал командир БЧ-5 капитан третьего ранга Ериксонов. С ним находился незнакомый мне капитан второго ранга, с повязкой проверяющего на рукаве. Ериксонова в БЧ-5 все уважали. Он знал своё дело и не гнушался грязной работы. Он часто проводил время с матросами. Даже в душе он мылся не отдельно с офицерами, а в тесной матросской душевой, куда набивалось по 25 человек на пять душевых «сосков». Ему почтительно уступали место под струёй воды, и он залихватски намыливал свою густую рыжую шевелюру исключительно хозяйственным мылом. «Лучше любого шампуня», – любил приговаривать он.
– Командир группы электриков, мичман Пономаренко… – доложился мичман.
– Дежурный электрик, старший матрос Федотов! – отрапортовал я.
– Электрики, какое у вас на корабле сопротивление изоляции? – спросил проверяющий, переводя взгляд с мичмана на меня и обратно.
Мичман захлопал глазами.
– Надо замерять, товарищ капитан второго ранга, – проговорил я.
– Ну, так и замеряйте! – проверяющий протянул в нашу с мичманом сторону мегомметр.
Наступило никоторое замешательство. Было непонятно, кому этот мегомметр предназначается – мне или мичману. Я решил упростить выбор.
