Дмитрий Стародубцев - Вытхуянцы в Сочи
— Понимаешь, в чём твоя проблема, как личности? У тебя никогда не бывает собственного мнения! Ты только и можешь, что Бегемоту поддакивать!
Жирафф обиделся:
— Я имею собственное мнение, просто оно всегда совпадает с мнением нача-а-альства!
Зебр отмахнулся: мол, чего с дурака взять, — и попробовал предложенный на пробу ломтик соленого огурца.
— Зашибись огурчики! Профитроли, хапни пару штук на закусь!
— Почё-ё-ём у вас соленые огурцы? — поинтересовался Жирафф у продавщицы. — Сколько-сколько? Одна-а-ако!
Продавщица почему-то обиделась:
— Если денег нет, нечего тут шастать!
— Почему вы груби-и-ите? — возмутился восстановленный в должности старший советник.
— Я грублю?! — Владелица огурцов задохнулась от гнева. — Ах ты, хулиган! А ещё очки надел! Иди отсюда, а то милицию позову!
— Любаня, ты чего так раскричалась? Вытхуянцы оглянулись на голос. Перед ними застилала обзор тучная женщина с улицы Роз, увешанная килограммами золота. Жирафф в испуге схватился за сердце. Продавщица, напротив, расплылась в подобострастной улыбке.
— Любань, взвесь ребятам, сколько они хотят, и запиши на мой счёт!
Продавщица, сохраняя на лице сладость приятной встречи, поспешила воспользоваться весами:
— Килограмм хватит?
А «золотая» женщина уже приобняла Жираффа за талию.
— Федя, солнышко, почему ты мне не звонишь?
— Ну, не зна-а-аю… — Жирафф побледнел, потом покраснел, а затем, почувствовав крепкую руку женщины на своих ягодицах, ойкнул и шмыгнул носом. — Я был занят!
— Поехали ко мне. Я приготовила для тебя один маленький подарок! — она готова была распра- виться со старшим советником прямо у прилавка. — Тебе понравится!
— Вообще-то у нас ещё очень много работы! — заметил Зебр. — Я не могу его отпустить, иначе мне придется пахать за двоих!
Жирафф признательно посмотрел на соплеменника.
— А, это ты, клопик? — «Золотая» женщина фамильярно похлопала полосатого по щеке. — Сколько ты хочешь за то, что я заберу у тебя Федора до утра?
— Ну… — Зебр никак не мог определиться с суммой.
Женщина сама протянула ему несколько внушительных купюр.
— Ну, как говорится, совет да любовь! — согласился полосатый, пряча деньги. — Федя, так и быть, я тебя отпускаю! И не благодари меня!
— Я не хочу-у-у! — запричитал Жирафф на ухо товарищу. — Она извращенка! И что я скажу жене- е-е?!
— Да не боись! Каждый имеет право налево! — Зебр забрал у Жираффа пакеты с покупками: — Дай сюда, чего вцепился!
— Эй, ты! — послышался грубый окрик.
Все оглянулись. В проходе между лотками стоял мужчина-армянин в белой рубашке с расстегнутым воротом и ослабленным галстуком. Он был явно не в себе, а в руке держал настоящий пистолет. Какая-то покупательница шлёпнулась в обморок.
— Тебе говорю, урод!
Зебр оглянулся по сторонам:
— Мне?!
— Тебе, тебе! — мужчина уже прицеливался. — Отойдите все от него!
Остолбеневший Жирафф, «золотая» женщина, продавщица огурцов и все прочие, кто оказался поблизости, в ужасе попятились от полосатого. В мгновение ока он оказался совершенно один.
— Ну, ни фига себе! — возмутился Зебр. — А я-то тут при чём?!
— Ты сам знаешь! Любишь чужих женщин — умей за это отвечать!
— Женщин? — Зебр наморщил лоб, пытаясь сообразить, о каком из его многочисленных сочинских знакомств идет речь. — Вообще-то, так, между прочим: я — «голубой»!
— Вот только не надо мне заливать! — белая рубашка готов был выстрелить.
— Честное слово, «голубой»! Голубей не бывает! — Зебр оглянулся в поисках поддержки. — А вон, кстати, мой любовник! — Он показал на Жираффа.
— Эй, дорогуша, тебе понравилось, как мы вчера покувыркались?.. Мы с ним вчера занимались «голубыми» делами до посинения!
Мужчина повел пистолетом в сторону старшего советника.
— Я не его любо-о-овник! — Жираффа колотило в приступе дикого страха. — У меня первая любовь, жена, дети. — он покосился на «золотую» женщину.
— И ещё любо-о-овница!
Белая рубашка вернул пистолет в прежнюю позицию.
— Всё! Разговор закончен!
И с этими словами он разрядил всю обойму в сторону Зебра.
Из простреленной в нескольких местах бочки с огурцами брызнул рассол. Зебр схватился за сердце и осел на землю. Сквозь пальцы сочилась кровь.
— Священника! — попросил он слабым голосом.
— Я хочу покаяться!
Белая рубашка поспешил скрыться.
— Неудачники!.. Делов на копейку!.. Да счас!.. — бредил полосатый некоторое время. — Чего стоим, кого ждём?.. Жизнь тяжёлая!..
Но вскоре закрыл глаза и отключился.
— Друзья! Моей печали нет предела! Пред нами тело друга, брата тело! Он был нам дорог, что ни говори! Теперь же прах его — огнём гори!..
Зебр проснулся, но не стал выдавать своего наличия в этом мире, а лишь слегка приподнял ресницы. Он лежал в кровати, весь в бинтах, присоединённый посредством трубок и проводов к смышлёным блокам. Периодически пикал прибор, следящий за сокращением сердечной мышцы.
— Он не был идеальным гражданином, Смутьян, транжира, циник, хам, скотина, Любил приврать и стребовать аванс, Вносил средь нас раздрай и диссонанс!.. Полосатый осмотрелся. Он находился в чистенькой больничной палате с огромным окном, за которым уже давно клубился вечер. Рядом с койкой выстроились по росту вытхуянцы в белых халатах. Жирафф, с красными от слёз глазами; Бегемот, слегка скучающий; Осёл, разразившийся пламенной эпитафией, и Белка, от привычного лоска и гламура которой не осталось и следа. Чуть в сторонке переминалась с ноги на ногу Вася.
— Но, если глубже посмотреть, без перца,Любили Зебра мы, причём всем сердцем!..Гляжу я, Бог, на дело рук твоих,И не пойму, в чём смысл деяний сих?!
— Предлагаю, как старший советник, объявить в Вытхуяндии трехдневный тра-а-аур! — предложил со слезой в голосе Жирафф.
— Но он же — не видный политический деятель! — Бегемот покачал головой. — Если мы каждого этого. как его. вытхуянца будем по три дня оплакивать, то на праздники у нас совсем времени не останется!
— Тогда давайте учредим ежегодный траурный пра-а-аздник! — апеллировал Жирафф, полагая, что придумал нечто гениальное. — День Зебра! С военным парадом и карнавалом, как в Венеции!
— А что, это нормально! — задумался Председатель. — Глядишь, туристы к нам потянутся! А то в прошлом году мы к себе всего одного туриста заманили. Да и тот сбежал на третий день — выпрыгнул прямо из окна гостиницы!
— Боже, как страшно жить! — всхлипнула Белка. — Ещё сегодня утром я душила его вот этими руками!
— Я не врубаюсь, чего вы его раньше времени хороните? — Василиса пригляделась к монитору, на котором пульсировал сердечный ритм больного. — Он же ещё жив!
— У нас в Вытхуяндии, при нашем уровне медицины, принято оплакивать больного заранее, — сообщил Бегемот, прикуривая сигару.
Зебр, наконец, решил открыть глаза:
— А что вы тут, как дураки, по росту выстроились?
— А? Что-о-о? Кто это сказал? — изумился Жи-рафф.
— Кто-кто! В пальто! Я вам не эхо — дважды отзываться!
Обрадованные вытхуянцы поспешили поменяться местами.
— Как ты себя чу-у-увствуешь? — справился Жи-рафф, пряча от стыда глаза.
— Как-как! При смерти я! Не видишь — убили меня!.. Дайте зеркало!
Белка поспешила извлечь из сумочки зеркальце. Он заглянул в него, заметно опечалился и произнес трагическим тоном:
— Бедный Йорик!
— Зебр, прости меня за мою тру-у-сость! — всхлипнул Жирафф. — Когда этот наставил на меня пистолет, я так испугался! Я сразу не сообразил, что нужно сказа-а-ать!
— Бог простит! — Зебр облизнул сухие губы. — Десять раз «Отче наш» каждый день перед сном в течение десяти лет!
— Я не зна-а-аю «Отче наш»!
— Ну тогда «В траве сидел кузнечик»! Но только смотри у меня! А то я после смерти к тебе по ночам являться стану!
Жирафф в панике перекрестился.
— Студентик, ты помирать-то когда планируешь? — поинтересовался Бегемот с явным нетерпением.
— А то у нас тут кое-какие мероприятия намечены.
— Монсеньор! — Зебр попробовал приподняться, но сил ему не хватило. — Извините, что я вас задерживаю! Позвольте только сказать последнее слово!
— Ну, говори! Только про регламент не забывай! Одна нога здесь — другая там! — Председатель Советующихся глянул на часы.
Зебр всё-таки приподнялся на локте. Он был бледен, под глазами — черные круги.
— Прощайте, братцы! Я весь прострелен насквозь! Я погиб смертью храбрых за родное отечество! Но хрен с ним, делов на копейку! Короче, не поминайте матом! Кто старое помянет — тому кирдык! Не судите меня строго за мое вранье! Иная ложь может быть в десять раз благородней правды! Да здравствует Вытхуяндия! Искренне Ваш, Зебр! Растроганные вытхуянцы зааплодировали.
