Сергей Уткин - История болезни
Юрий Викторович затушил окурок папиросы, вздохнул.
– Два бухарика тут же с лица сбледнули и вылетели из автобуса как ошпаренные. Честно говоря, я чуть сам следом не выскочил, хотя к чаче не прикасался.
Да здравствует!
Кстати! Не знаю у кого как, а лично у меня все эти первомаи и седьмые ноябри вызывают в памяти следующую картину маслом:
Первое мая тысяча девятьсот восьмидесятого, Ленинград, Суворовский проспект. Семь часов утра. По проезжей части проспекта во весь опор несется невысокая полноватая женщина лет сорока. За руку тащит полусонного пацана младшего школьного возраста. Женщина, не стесняясь ребенка, во весь голос кроет матом первомай, предстоящую демонстрацию и городское руководство, которое за каким-то хером отменило весь общественный транспорт в центре города. Именно по этой причине женщине с ребенком приходится пешедралом пилить от Смольного до Московского вокзала...
Как вы, наверное, уже догадались, женщина моя мать, а полусонный пацан я сам. Все то время, что мама работала в психоневрологическом интернате номер семь, ей неизменно выпадало дежурить во все праздничные дни. А поскольку дежурства суточные, а дома меня оставить не с кем, то приходилось маршировать непарадным строем вслед за разъяренной матушкой, изредка вздрагивая от очередного матерного залпа.
Самое удивительное, что ни разу матушку не тормознули милиционеры, хотя стояли парни буквально на каждом углу...
Видимо, тогда я и намаршировался на всю оставшуюся жизнь. Сколько раз пытались меня затащить на демонстрацию! В седьмом классе участие в праздничном шествии, посвященном годовщине Великой октябрьской революции стало обязательным. Но я и тут отмазался – заблаговременно загремел с очередным обострением гломерулонефрита и выцыганил у нефролога справку с освобождением от подобных мероприятий.
Ну не понимал я людей, которые добровольно гробят свой законный выходной на многочасовое топтанье по асфальтовым мостовым. Хорошо еще, ежели с погодой повезет. Но у нас же Питер! То дождь без снега, то снег без дождя, то оба сразу.
Как обычно, ларчик открывался просто. В первый же год моей работы на "Ленинце" руководство цеха стало собирать списки, желающих участвовать в очередной демонстрации. Я привычно отказался, а Юрий Викторович Парфенов желание изъявил. Чем изрядно меня удивил, поскольку лояльностью к совдепии не отличался.
– Дурень! – ухмыльнулся Юрий Викторович. – Что мне в мае делать? Дома сидеть, телевизор смотреть? Тоска! А так за день демонстрации получу два отгула когда захочу. Летом к отпуску прицеплю!
Тут я задумался. С одной стороны: два лишних дня отпуска летом не помешают. Но с другой: переться к восьми утра на "Ленинец", потом несколько часов траурным маршем в праздничной колонне плестись... На фиг!
Третьего мая рабочий день начался со скандала. Компания отъявленных лоботрясов и опытных демонстрантов, кроме разрешенных бутербродов и термосов с чаем, умудрилась притащить несколько литров запрещенной водки. Профорг Толя Андронов только руками разводил, поскольку непосредственно перед демонстрацией лично обшмонал алконавтов и даже в термосы заглянул. Где мужики прятали водку так и осталось невыясненным. Ну а дальше дело техники: мужики за время шествия к Дворцовой площади успели накеросиниться до поросячьего визга. Не помешали даже транспаранты, которые этим бухарикам доверили нести.
На минуточку: вы только попробуйте себе представить всю виртуозность принятия горючего внутрь, когда обе руки заняты, а вокруг тьма народу и каждый может настучать!
На подходе к Дворцовой количество бухла на тело превысило все допустимые нормы и алкогольные пары сорвали предохранители. Мужики начали буянить и привлекать к себе внимание. Но все вероятные точки, где их можно было незаметно выкинуть из колонны, уже были пройдены. Оставалось только одно – тащить их в центре колонны, по возможности нейтрализуя пьяные выходки.
Несколько крепких молодых парней взяли охламонов в плотное кольцо. Во избежание потасовки пьянчуг крепко держали, не давая поднять руки. Единственное, что не смогли зафиксировать, были пьяные языки.
На Дворцовую площадь колонна вошла под незапланированные лозунги расшалившегося выпивохи:
– Да здравствует третий фонарный столб Невского проспекта! Ура!
– Ура-а!!! – Подхватывал нестройный хор пропитых глоток...
Русский вьетнамцу кормящая мать!
Ну вот, опять история повторяется. Опять Россия дружит с Вьетнамом, снова деньгами подкармливает. Осталось дождаться, когда к нам опять пачками вьетнамские "специалисты" повалят...
В две тыщи десятом, когда Путин был премьер-министром, Полупрезидент Митя похвастался самоличными фотографиями современного Ханоя. К его приезду город украсили символикой времен советско-вьетнамской дружбы.
Интересно, какой из тех лозунгов соответствовал самым первым словам, которые осваивали вьетнамцы, приехав в Ленинград? Работать они не хотели, зато у каждого магазина стояла кучка узкоглазой мелюзги, канючившая волшебную фразу:
– Мама, ням-ням!
Года эдак с восемьдесят четвертого в универсам на Тульской улице (сейчас там круглосуточный супермаркет) было нереально пройти чтобы тебя не дергали со всех сторон эти мявкалки. Приставали в первую очередь к женщинам за сорок, крича наперебой "Мама, ням-ням!" и "Мама, дай!". Расчетливые, на жалость били. Мелкие, все детских пальтишках и шапочках... Правда, не всегда прокатывало. На моих глазах в троллейбусе пятого маршрута вьетнамки пристали к женщине с сумками. На их "Мама, дай!" женщина так гаркнула матом, что вьетнамозы в другой конец троллейбуса отлетели...
В восемьдесят седьмом мы переехали в Веселый поселок. Кто бывал на проспекте Большевиков, наверняка видел квартал желтых домов между улицами Тельмана и Новоселов. В один из этих домов мы и вселились. А соседний дом был отдан под общежитие – там обретались иногородние с фабрики "Рабочий" и с прядильно-ниточного комбината имени Кирова. Несколько квартир отдали вьетнамцам. Меньше чем через год во всех домах практически не осталось живых счетчиков – они там на лестницах установлены. Грешили на наркоманов, но ворами оказались все те же вьетнамцы – поймали с поличным, жилец общаги оказался.
Очень забавно было наблюдать метаморфозу вновь приехавших "специалистов". Первый год щеголяли в купленных в комиссионке детских шмотках. А через год гардероб кардинально обновлялся, появлялись импортные джинсы, модные дутые куртки, меховые шапки. И морды начинали лосниться как начищенные медные пятаки...
К участковому врачу нашему тогда можно было даже не соваться: вьетнамцы шли без очереди, обменивали рубли на больничные листы. Тут я сам свидетель, одна узкоглазая вломилась в кабинет врача когда я был на приеме у терапевта.
Где-то году в восемьдесят девятом вьетнамцы доигрались. В одной из выделенных им квартир полыхнул пожар. Пожарная часть буквально за домом, приехали за пять минут, тушили четыре часа. И не потому что огонь сильный – горел диван в коридоре и занялись обои. А в квартиру с лестницы не войти было: вся квартира была доверху забита цветметом. Из-за этого пожарным пришлось вызывать лестницу (восьмой этаж) и выкидывать через окно весь этот хлам. Под окнами выросла такая куча, что было абсолютно непонятно – как столько барахла влезло в малогабаритную квартиру и где сами вьетнамцы обретались? Кроме алюминиевых кастрюль и медного кабеля в этом хламе оказались катушки, выломанные из лифтов.
Думаете, после этого вороватых азиатов пинком из страны вышибли? Черта с два. В Живом Журнале знакомый рассказал:
"Я собственными глазами видел, как толпа вьетнамцев разгромила отдел посуды в Пентагоне, это такой дом напротив метро "Площадь Мужества", там магазин хозтоваров был.
Это было в девяностом году было.
А в девяносто первом я мирно пил пиво в общаге горного института на Наличной, в комнате своего кореша. Кореш делил комнату с вьетнамским "студентом", который уже три года не сдавал ни одной сессии, но исправно фарцевал всяким электронным дерьмом, которым было забито полкомнаты.
Этот "студент" пришел и принялся поливать нас матом, а когда я ему намекнул, что слишком уж нежно их американцы бомбили, вьетнамец схватился за нож, но воспользоваться им ему духу не хватило. Мой кореш, который до кучи состоял в общажном ДНД, по горячим следам сообщил об этом замечательном факте своему начальству. Начальство кореша чуть не расцеловало, ибо вьетнамец уже задолбал абсолютно всех в общаге, а выгнать его было не за что – отчислить его было практически нереально. Правда, упаковали "студента" не за пару часов, а за неделю, но в итоге выпинали нафиг."
