Сергей Шапурко - Два миллиона (сборник)
– Что за собственнические настроения?! – взвизгнула Саломея.
– А ты вообще молчи! Где деньги, что у меня стырила?
– Я же тебе говорила, папе отдала, он в дело пустил.
– Не ссорьтесь, дети. Хорошо, завтра на Коленьку дом перепишу. Пусть хозяином себя почувствует.
На следующий день подъехала машина с буровой вышкой. Возле нее с час посуетились рабочие, и бур вгрызся в землю.
Глубоко за полдень возле техники Николай заметил оживление.
– Вода! – крикнул он и выбежал во двор.
Из скважины ударил мощный фонтан. Но это была не вода. Жидкость была темной.
– Канализацию пробили, дебилы!
Но тут отчаянно запахло нефтью. Это буровики случайно и несанкционированно врезались в нефтепровод «Дружба». Но Николай решил, что он открыл новое месторождение на переписанном на него участке и богатство, которое он не смог найти на поверхности Земли, пришло к нему из ее недр.
Он купался в черной пахучей жидкости, плясал и пел под фонтаном. Он кричал что-то очумевшим рабочим и барахтался в маленьком нефтяном море, образовавшемся на месте огорода. Он был абсолютно счастлив!
А на втором этаже дома, в углу спальни, стояла на коленях и неистово молилась Колина теща, так и не успевшая вчера полностью оформить Николаю дарственную на дом и участок.
…А непокорный колосок все стоит на своем месте. Из его братьев давно уже намололи муки и испекли хлеба. Он же гордо сохнет на солнце, не сгибаемый и упрямый, так и не склонивший головы перед силами природы. А вокруг Поле…
«Поле, Русское по-о-оле!..»
Помогите!
Повесть
Когда Иван Гайкин вышел из междугороднего автобуса, доставившего его в город Зеленодар, он абсолютно не знал, что делать дальше.
Еще с утра в нем, как вода в самоваре, кипела злость на несправедливость начальства. Он взял у мастера отгул, собрал кой-какие вещи и, оставив жене записку, поехал в областной город.
Там, и только там, по его мнению, он мог рассчитывать на понимание и помощь…
И вот что из этого вышло…
Глава 1
Анна Викторовна вошла в раннее весеннее утро вполне привычным образом – будильник прервал ее сон. Сладко потянувшись, она нехотя покинула кровать и вторглась в ванную комнату. Кран пропел свою песню, выпустив необходимое для смывания остатков ночи количество воды. Далее наступило время расчески, кремов, туши и прочих атрибутов усиления женской красоты. Когда, в общих чертах, портрет был готов, Анна Викторовна проследовала в кухню. Поставив на плиту чайник, она вынула из холодильника вареную колбасу и парочку яиц. На сковородке недовольно зашипело подсолнечное масло. Завтрак, благодаря отработанным годами движениям, очень быстро приобрел осязаемые формы и был тут же с аппетитом съеден.
Подойдя к платяному шкафу, Анна Викторовна вдруг почувствовала тревогу. Все сегодня шло так же, как и тысячу раз перед этим, но что-то было по-другому. Она испуганно оглядела комнату, вновь зашла на кухню, повторно посетила ванную комнату. Ничего необычного она не обнаружила, но тревога не прошла.
Маясь, она еще раз подошла к шкафу, и тут ее осенило!
– Иван! Где Иван?! – слегка хрипловатым голосом, сорванным профессией автобусного кондуктора, прокричала женщина.
Она бросилась в спальню. Кровать была пуста! «Как же я сразу не заметила?!» – удивилась она, и это навело ее на некоторые размышления о том, что двадцать лет супружеской жизни не прошли даром.
Вспомнив предыдущий день и не найдя в нем ничего предосудительного, Анна Викторовна пришла к неожиданному выводу:
– Бросил меня Иван! Совсем бросил!
Почему именно этот из всех возможных вариантов выбрала она, женщина вряд ли могла бы вразумительно объяснить.
Работа не ждала, и подавленная Анна Викторовна, глотая слезы, принялась собираться. От этого занятия ее отвлек, неожиданно обнаруженный на журнальном столике, клочок бумаги. Это была записка от Ивана Гайкина, ее мужа.
Сердце женщины оборвалось. «Предсмертная!» – мраком пронеслось в ее голове. Ход их совместной жизни вовсе не предполагал подобной развязки, но издерганная работой и бытом женщина уже мало хорошего ждала от судьбы.
Дрожащей рукой она взяла листок и принялась читать.
«Дорогая Аня! Извини, что не сказал. Думал, вот увижу твои заплаканные глаза и не решусь…»
Слезы брызнули из глаз бедной женщины.
«…Я поехал в Зеленодар…»
Эта строка вызвала в ее душе некоторое замешательство.
«…Буду правду искать…»
Удивление женщины росло.
«… Должна же быть на Земле справедливость! Где это видано, чтобы за тали (а это не я их стащил, а, наоборот, у меня украли) работника с двадцатипятилетним стажем премии лишали?!..»
Анна Викторовна еще ничего до конца не поняла, но одно уяснила: ее муж жив, хотя и находится неизвестно где.
«…Найду я на Магарычана управу, пусть не думает! Не переживай, через пару дней (это в крайнем случае) вернусь…»
– Так это он жаловаться поехал! – почти с радостью воскликнула женщина. Она встряхнула головой, отчего ее русые кудри пришли в движение, надела плащ и сапоги. Перед выходом из квартиры она заглянула в зеркало и увидела, что тушь растеклась по лицу. Быстро поправив макияж, она вновь задумалась.
«А чего ж он мне ничего не сказал? Да, и не помню я, чтобы он недовольство когда-нибудь высказывал. И в выходные его работать заставляли, он молча шел. И с отпуском два раза обманывали, тоже стерпел. Он же послушный, как теленок, и вдруг – в Зеленодар! Что-то тут не так! Может, гад, любовницу завел?!»
Закрывая дверь, Анна Викторовна решила: «Приедет – поговорим!» и заспешила на работу. Ее слегка расплывшаяся, но еще довольно сносная фигура сорокалетней женщины скрылась за дверцами лифта.
Глава 2
Судоремонтный завод, уже не надеясь на социалистический энтузиазм рабочих масс и еще не опираясь на их капиталистическое отношение к делу, завяз в экономических проблемах, как трактор в болоте. Госзаказа больше не существовало и, следовательно, на манну небесную больше надежд не было.
– Ничего! Сами к нам прибегут! Еще увидим! – хорохорился директор завода господин Магарычан Аванес Аркадьевич.
В эти трудные для предприятия дни он особой активностью не отличался. Его непомерно большой живот вплывал в кабинет с утра и выплывал из него в районе пяти часов.
Однако, несмотря на смутные надежны заводского руководства, судовладельцы не спешили доверять свои пароходы заботам судоремонтников. На это у них была масса причин в основном, разумеется, экономического характера.
Стальные доки, словно попадавшие в воду огромные кубики, деловито покачивались на волнах. В их недрах покоились лишь кильблоки, и не было ни одного корабля. В цехах не слышен был веселый свист токарных станков. Не носились между литейным и доковым цехами желтые кары, ведомые девушками-хохотушками. Не ходили по электроцеху молчаливые всезнающие рыцари электрических цепей, знатоки закона Кулона и поклонники Ома. Не сбивали пескоструйные пушки с подводных частей пароходов засохшие ракушки и ржавчину, не носились по «лесам» замотанные с головы до пят маляры. В заводской столовой было тихо, как в деревенской церкви, и повар тетя Паша не кричала, что сметана сегодня не жидкая, «а просто такой сорт». Лишь только фрезеровщик Михаил Харитонович возился возле своего станка, доводя до совершенства какую-то деталь, да и то не по необходимости, а так, по привычке.
По полупустому механическому цеху широким шагом двигался слесарь-судоремонтник 5-го разряда Иван Петрович Гайкин, сорокапятилетний мужчина, имеющий выгодную внешность былинного богатыря и румяные щеки. За ним семенил профсоюзный лидер товарищ Головко.
– Да ты пойми, Ваня, тебе же самому это и нужно! Времена сейчас какие? – спросил т. Головко и сделал попытку ухватить слесаря за рукав промасленной робы.
Гайкин, не обращая внимание на липнувшего к нему профсоюзного босса, быстро шел дальше.
– Правильно, сложные времена, – продолжил т. Головко. Росту он был небольшого, шаг имел мелкий, поэтому гнаться за большим слесарем ему было нелегко, – Да, постой же ты! Выслушай меня!
Ваня лишь слегка сбавил темп.
– Кто тебя, рабочего человека, защитит от произвола администрации? Никто! Кроме, естественно, профсоюза. Захочет тебя, к примеру, директор уволить…
– А чего ему меня увольнять? Я работник хороший. Восемь грамот имею и лампу настольную наградную, – не поворачивая головы к бегущему за ним, как собачка, агитатору, сказал Гайкин.
– Я же говорю: к примеру. Ну, или отпуск там не дадут. Или еще что…
Ваня неожиданно остановился, поправил тали, которые он нес на плече, и сказал:
– Отвяжись ты, Головко, не до тебя сейчас. Некогда мне в профсоюз ваш новый вступать. Танкер послезавтра на ходовые выгонять надо, а на главном двигателе еще два движения не собрано. Потом как-нибудь поговорим.
