Георгий Эсаул - Рабочий
Пациентка ругала регистраторшу по делу — затеря-лась карточка в недрах поликлиники, как теряется вишне-вая косточка между ягодиц толстухи.
Очередь нетерпеливо ждала, но не поднимала бунт ни против посетительницы — потому что, возможно что, толстая бабушка съела карточку свою, сжевала, да и забы-ла о ней; не ругали и регистраторшу, оттого, что медики теряют карты, или растапливают карточками больных ка-мины в зимние вечера.
— Посмотрите на полу, под шкафом, может быть, вы подложили мою карту под ножку шкафа, чтобы он не сва-лился на вас, когда чаи гоняете с женихами, — бабушка по-учала регистраторшу, но в раж особый не входила, разо-гревала себя для ругани с врачом: — Не воруете, не лижи-те пятки, не низкопоклонничаете, не интригуете, потому что никто вам не даст воровать, и нечего воровать в поли-клиниках, кроме анализов сифилитиков.
Если бы дали возможность, то вы бы Королеве Ан-глийской подол целовали, но до королевы вас не допустят, а до моей карты допустили, и вы в унитаз её спустили, по-тому что ни денег, ни славы вам моя карта не даст, а она тяжелая, со всеми болезнями и справками, поэтому вы её выкинули, чтобы не мешала вам, не оттягивала руки.
Вот умру, попляшете на моей могилы, хотя — не до-ждетесь.
Молчите, не говорите, потому что знаю ваши оправ-дания и добрые советы — так советует палач приговорено-му к смерти, советует вымыть шею перед повешением.
— Не знаете, а говорите, женщина в годах, — опытная регистраторша не теряла профессиональных навыков, губкой впитывала ситуацию. — Встаньте на моё место, вмиг свои жиры растрясете на голодных хлебах.
Из милости работаю, людям помогаю почти задаром, потому что моя зарплата — тьфу, на неё.
Карточка ваша мне даром не нужна, не теряли мы её, а вы её потеряли, домой взяли и засунули в стиральную машинку.
Не говорите о моих делах и обязанностях, пока я вас не спрошу, не учите деликатности, вы же не учитель тан-цев.
— Вы тоже не учительница, и даже не повар, потому что завидуете моей фигуре, а она ценится в Индии на вес медной проволоки, — старушка с трудом извлекла из недр тела огромный носовой платок — и раздался трубный зов Великого Суда: — Вы в молодости играли на гитаре, меч-тали, что поедете в США и охмурите местных фермеров в шляпах и с телками в постели.
Я говорю не о телках бычьей породы, а телками при-личные женщины обзывают неприличных женщин, я имею на это право, потому что знаю о вас всё.
Не сложилась судьба у медички, не поехали вы в США, и гитару забросили, распилили на щепочки для ко-выряния в зубах.
В зубах ковыряете слишком часто, поэтому теряете амбулаторные карты больных людей.
Где моё счастье, где история моей болезни?
Не рыскайте глазами по сторонам, вы же не рысь, а — медицинский работник в белом халате убийцы.
Впрочем, оставим белый халат в покое, он вам при-годится в магазине, когда вас продавцы узнают и заброса-ют тухлыми помидорами.
На счету убийц много человеческих жертв, а на ва-шем счету — огромное количество потерянных амбулатор-ных карт, а в каждой карте — судьба человека с большими глазами.
Я не охотница за мужчинами с большими глазами, но иногда употребляю молдавских мальчиков.
И не округляйте лицо в удивлении, я вас видела — шли под ручку с толстым кавказцем — не сын же он вам, а — любовник с усами и видами на квартиру.
Знаю, что он в уши вам дул — о любви распинался, а вы верите, поэтому хохотали до изнеможения, до отслойки сетчатки.
Конечно, самый большой подвиг московской ста-рушки — выйти замуж за жителя Средней Азии, или Кав-казца и отписать ему все своё имущество, чтобы оно не отошло к постылым детям и противным внукам, которые не моют ноги бабушке.
Вы — невеста, и, если не найдете мою карточку, то я отобью у вас жениха с усами, пусть Достоевский и Тол-стой отдыхают со своими слабыми сюжетами.
Станете мне прислужницей, бабушкой на побегуш-ках, бесплатно будете работать у меня по дому, лишь бы только ваш бывший жених на вас посмотрел, и слово лас-ковое молвил об отвисших грудях.
Никаких великодушных чувств у меня нет, может быть, гаденько играю, но всё из-за моей карточки, и её по-лучу любой ценой, даже ценой вашего семейного счастья с баранами в прихожей.
Не надоело вам, милая, мучить меня подозрениями, что вы держите карточку в столе и нарочно испытываете меня, словно загадали, чтобы я во время разговора с вами усохла от голода и жажды?
Если я умру от голода, то вы умрете от досады, что не добили меня до конца, как добивают эскимосы раненого тюленя.
Не дождетесь, не оголодаю, не умру, и с места этого не сойду без своей карты — как не сошла Жанна де Арк с костра. — Старушка извлекла из тележки батон докторской колбасы, творог, пакет с кефиром — будто шла на войну с китайцами. Она разложила еду на полочке, откусила от ба-тона, запила кефиром, жевала и смотрела в глаза регистра-торши, словно выбирала: с каким соусом они лучше бы пошли на жаркое. — Скушаю всё, а потом, с новыми сила-ми не умру, а пойду за вашим женихом.
— Вы нарочно меня оскорбляете, потому что я — стройная, березку делаю по утрам, танцую под фонограм-му Пугачевой, и вы завидуете моей изящности, словно я — балерина театра пенсионеров, — регистраторша нервно хлопнула рукой по столу, разлила чей-то анализ мочи, но не заметила, а размахивала рукой, словно помелом (капли мочи летели через окошко на колбасу толстушки): — Жду, когда вы подавитесь, но, видно, не дождусь, потому что глотка у вас разработана на слонах, пища в неё провалива-ется и попадает в преисподнюю вашего желудка.
Представляю, как страдают сантехники, когда каж-дую неделю меняют вам треснувшие унитазы.
Только из любви к утонченным жителям Кавказа, к их неповторимому внутреннему миру, сотканному из де-ликатной дорогой материи, я отступаю на этот раз, но в следующий раз, когда я выйду замуж за Гивико — у него Замок в Грузии — я не пощажу вас! — регистраторша доста-ла из ящика стола пухлую карточку, килограммов на во-семь макулатуры, швырнула в кефир толстой посетитель-ницы: — Следующая, — и тихо, но слышно даже в конце очереди, прошептала, — тварь!
К окошку подошла беременная девушка с лицом иг-рушки из Японского магазина.
Девушка подкрасила губки, не обращала внимания на требовательные взгляды конкурентов по очереди, провела языком по линии губ и затем только произнесла в окошко, словно делала одолжение регистраторше:
— Мне нужен талон к гинекологу, к самому лучшему мужчине, потому что я — малолетка!
АХАХА-ХА-ХА! — девушка согнулась в смехе под взглядом регистраторши, смеялась, но затем ударила себя ладошкой по животу, ойкнула, будто проглотила ежа: — Не смотри на меня грозно, старая вобла в очках минус ты-сяча.
Я в эту минуту тебе не прошмандовка с улицы, а — пациентка с паспортом гражданки Российской Федерации.
Счастья, хочу счастья себе, и счастье моё в ребенке.
По возрасту я еще на учете в детской поликлинике, но у них нет акушера, а — надо бы: и акушера, и гинеколога и венеролога.
Представляешь, тётенька, мне сейчас пятнадцать лет, а, когда стукнет по темечку тридцать три, моему ребенку исполнится восемнадцать, словно он украл лишние годы в Мэрии города Москвы.
В тридцать пять я — ягодка свежая — старикам бес-платно не отдамся, а ребенок по Конституции Российской Федерации обязан меня содержать, потому что ему больше восемнадцати!
ХА-ХА-ХА!
Все будут меня содержать: Государство — потому что я красивая, молодая и перспективная инвалидка; ребенок — оттого, что я обязую его через суд содержать меня; любов-ники — потому что обязанность любовника содержать кра-савицу.
Оставь на минуту бычий вид, тетушка, не пыхти па-ровозом, у тебя еще не всё так плохо в жизни, как у покой-ников на кладбище.
Я слышала, что у тебя жених кавказец — поздравляю с праздником любви.
Купи палатку, езжай с женихом на природу на стан-цию «Жаворонки», жарь шашлыки из просроченной бара-нины: в киосках на рынках продают просроченное мясо — его маринуют, обрабатывают, подкрашивают, поэтому оно никогда не тухнет.
Меня на тухлом мясе не купишь, знаю, потому что я — Королева ночных клубов!
В мои пятнадцать лет я перепробовала мужиков, пар-ней и дедов больше, чем ты видела в своей жизни амбула-торных карт больных.
Ты думаешь, что я шалава? Да?
Но я решила, что выйду замуж, как только нагуляюсь — лет в сорок пять, потому что в сорок пять лет американ-ские тетеньки задумываются о первом ребенке и свадьбе.
Опять на меня искры из твоих глаз летят, словно у тебя в голове ад кромешный.
— Жду, когда вас перекосит от счастья, — регистра-торша протерла очки листком из истории болезни. — Я вам напишу талончик на сдачу крови на СПИД и тропическую гонорею.
Берегите здоровье будущего малыша, мамаша. — Ре-гистраторша отдала с опаской бумаги беременной мало-летке, и осветила улыбкой старичка задохлика, но с сереб-ряной тростью в зубах, как у пса Полкана: — Что вам надобно, миляга?
