Даровые деньги. Задохнуться можно - Пэлем Грэнвилл Вудхауз
– Пожалуйста, дам совет. Иди туда сам, побеседуй. Если он чувствует то, что я после этих капель, он тебе очень обрадуется. Ну, оторвет голову, ну, выбросит из окна – чего там, все одно умирать.
Мистер Моллой, и раньше не слишком сообразительный, после своей поездки совсем лишился сметливости. Вот если бы тут была жена, она бы мигом подкинула идей, и самых отборных.
– Нельзя ж его вечно там держать, – печально вымолвил он.
– И не нужно, если ты согласен на тридцать процентов.
– У тебя что, есть план?
– Как не быть!
Моллой пригорюнился. Он знал: когда Шимп поделится планом, он сразу увидит, что тот буквально лежал под рукой, бери – не хочу.
– Ну как? – поторопил медик. – Тридцать – лучше, чем ноль. И не говори, что сам так думал!
Мистер Моллой сделал последние усилия. Он был мастером своего дела – продавал фантомные акции несуществующих нефтяных компаний, – но своего, не чужих.
– Хорошо, Шимпи, – сказал он, покорно вздохнув.
– Значит, мне – семьдесят, вам – тридцать?
– Да. Только уж не знаю, как сообщить ей… Она рассердится, Шимпи. Что там, она расстроится.
– Пускай хоть треснет, – невежливо ответил Твист. – Лилию, видите ли! Ну ладно. Значит, Фланнери отнесет ему с утра кофе, а в кофе мы кое-чего добавим. Потом идем туда, берем квитанцию, и привет!
Мистер Моллой застонал. Предчувствия его оправдались.
– Да я сам мог это придумать… – сокрушался он.
– Мог бы, если бы у тебя были мозги, а не мякоть от тыквы. Бутафорские головы хороши, но только с виду. Обменял бы, а? – посоветовал Твист.
Глава XIII
Мистер Моллой беседует по телефону
1
Над «Курсом» взошла заря, обещающая много интересного, но поначалу было довольно пасмурно. К семи часам утра солнце кое-как пробилось сквозь туманы, а к восьми один из его лучей коснулся сержанта Фланнери. Тот хрюкнул, открыл глаза и, обнаружив, что начался новый день со всеми его трудами и заботами, встал, чтобы проделать простую солдатскую гимнастику, а потом – приняться за несложный туалет. После всего этого он направился в кухню, откуда шел густой запах бекона и кофе.
Сотрапезницы, горничная Рози и кухарка миссис Ивенс, приветствовали его с той теплотой и той почтительностью, которые приличествуют человеку таких дарований. Как бы плохо ни относились к сержанту некоторые пациенты, скажем – сэр Джеймс Ригби-Радд, неоднократно делившийся желанием содрать с него шкуру, на симпатию служанок он мог положиться. Рози пленили его усы, миссис Ивенс – беседы.
Сегодня, однако, усы были, и во всей своей славе, а беседа не клеилась. Как правило, сержант начинал ее острым замечанием о погоде или захватывающим пересказом сна, но этим утром молчал или, точней, молчал в той мере, в какой мог молчать за едой.
– И о чем вы задумались, мистер Фланнери? – обиженно спросила кухарка.
Старший сержант вздрогнул, заметив, что выказал небрежение к дамам.
– Можно сказать, мэм, – отвечал он, подцепляя вилкой кусок бекона, – что я задумался о тяготах жизни.
– Да, – согласилась миссис Ивенс. – Жизнь – это вам не кот начхал.
– Ах! – прибавила Рози, которую лишь из милости допускали на пиршество духа.
– Вот этот нервотик, – развил свою мысль сержант, глотая кусок и тыкая вилкой в следующий. – Простите за выражение, сердце кровью обливается. Чего у него не было? Учили, лечили, лелеяли. А пошел по дурному пути и, пожалуйста, сидит под замком.
– А выйти он не может? – спросила Рози, ибо они с кухаркой взволнованно шептались об этом весь прошлый вечер.
Фланнери удивился:
– Выйти? Ну нет! А и вышел бы, ничего, раз уж я в доме.
– Мы так рады, что вы здесь, мистер Фланнери! – заверила кухарка.
– Вот и его сестрица сказала точно эти слова: «Старший сержант, – говорит, – я так рада, что здесь такой человек! Я уверена, что на вас можно, – говорит, – положиться». – Он вздохнул. – Я и задумался. Какая барышня, а ее… это… ы… снедает тревога из-за какого-то, простите, психа.
– Не больно-то она красивая, – заметила Рози. Повисло тяжелое молчание, какое воцаряется, когда (если это бывает) младший лакей возразит дворецкому. У сержанта буквально вылезли глаза, и он сурово отхлебнул кофе.
– Не говорите чепухи, моя милая, – произнес он.
– А что, и сказать нельзя? А что, и пикнуть нельзя?
– Можно, – отвечал он, – да, можно, только, – прибавил он со спокойной строгостью, – не всякую чушь. Барышня очень красивая. Я таких и не видел. Глаза, – он поискал сравнение, – как звезды.
Он помолчал и закончил так:
– Пожалуйста, миссис Ивенс, когда все для него приготовите, велите отнести мне в сад. Покурю под деревом.
– Неужели уходите? Вы ж не доели!
– Сколько мог, столько съел, – отвечал сержант. – Мне не до еды.
И он удалился, хотя Рози умоляюще глядела ему вслед. Эффект, произведенный усами, он давно заметил, но полагал, что женщин надо держать в узде. Конечно, Рози – очень даже ничего, однако не ей судить о богинях.
В кухне застольная беседа сменилась монологом. Миссис Ивенс поделилась взглядами на современных девушек. Поскольку взгляды эти не отличались своеобразием, перескажем их кратко. Миссис Ивенс не понимала, куда эти девушки катятся. У них нет ни совести, ни уважения к старшим, а вот наглость есть – лезут, когда не спрашивают. Доводят мужчин до того, что те есть не могут. Если бы миссис Ивенс в юные годы так себя вела, ее матушка… Нет, нельзя и представить, что бы та сделала.
Ответила Рози теми словами, которые помешали сержанту доесть свой бекон:
– Не больно-то она красивая.
Мы не знаем, сдалась бы кухарка или снова принялась за нотации, поскольку зазвонил звонок.
– Это он, – сказала миссис Ивенс. – Сходи, погляди, чего он хочет. Если насчет завтрака, я через минутку.
Хозяина она всегда называла он, выделяя это местоимение, тогда как ее соратница предпочитала прозвище «Обезьян».
Вернувшись, она сообщила, что требуется завтрак, но не хозяину, а узнику, и прибавила:
– Велел сперва занести ему.
– Кто, он?
– Уж известно, Обезьян.
– Какой он тебе обезьян?!
– Похож очень. Что, нет?
Кухарка вместо ответа стала рассуждать о том, что сделала бы ее мать. Однако Рози это не заинтересовало.
– Значит, надо туда отнести бекон, яички, тосты и кофей. Только сперва Обезьян посмотрит. А насчет барышни, это как кому. Волосы выкрасить, глаза подвести, как эти, вампы…
– Хватит, – сказала кухарка. – Помолчи-ка.
И впрямь, воцарилось молчание, лишь бекон потрескивал на сковородке да фыркала девица, иначе понимающая красоту, чем те, кто мудрее и старше.
– Ну вот, – сказала наконец миссис Ивенс. – Бери
