Моя простая курортная жизнь (СИ) - Мэри Блум
Они почти всегда ходили впятером. В центре, впереди всех вышагивала, конечно же, Императрица, а с каждой стороны от нее по две фрейлины — в смысле, подруги. Разумеется, я знал имена всех — вся Восточная Старшая знала. С одной стороны стучали каблуками Инна и Руслана. Последняя была серьезной брюнеткой в очках, победительницей всяких разных олимпиад по математике и физике, однако, несмотря на замашки ботаника, вид у нее был такой же гламурный, как и у остальной компании. А с другой стороны от Катерины покачивали одинаковыми клетчатыми юбочками Марианка и Амина — тихая красотка восточной внешности, при одном взгляде на которую почему-то начинаешь думать про хентайные аниме.
Как я уже не раз замечал, все девушки носят школьную форму по-разному. У Даны, например, все аккуратно заправлено, разглажено и застегнуто, у Алены же наоборот: блузка небрежно лежала поверх юбки, а рукав жакета вообще торчал из рюкзака. А вот Катерина умудрялась совмещать обе крайности: белоснежная блузка мягко струилась по телу, сразу несколько верхних пуговиц игриво расстегнуты, не открывая толком ничего, но одновременно показывая, что она как бы не закрывается до конца, а школьный жакет расслабленно накинут на плечи, как модный аксессуар. Странным образом форма на ней превращалась в какой-то подиумный наряд.
В общем, это была Императрица и ее Свита во всем своем великолепии. Сложно было удержаться от того, чтобы не сопровождать их глазами — что собственно и делал целый коридор.
— Привет, — сказал я, когда эта компания поравнялась со мной.
Они прошли мимо — все пятеро — и даже не моргнули ресницами, словно вообще не услышали, вообще не увидели — словно, кроме них, в этом коридоре вообще никого не существовало. То есть подрочить парню — это еще не повод не то что добавить его в друзья, но даже поздороваться? Где-то на середине этой моей мысли Марианка вдруг повернула голову и коротко мне подмигнула. Видимо, она в этой компании отвечала за дружелюбие, как бы сглаживая ощущение, что ты просто пыль под царственными каблучками. Мило, конечно, с ее стороны, но мой запрос в друзья красотка все же не приняла. Что, тоже будет думать годами, как кое-кто?
В голове сам собой пронесся разговор годичной давности:
— Я в этой школе никого не знаю. Только приехал в город. Можно я немного побуду в твоей компании?
— Нет, — без раздумий ответила Катерина, — это не моя проблема.
— Но мы же столько лет знакомы. Что такого-то?
— А это не моя вина…
Внезапно, сделав еще пару шагов, Императрица резко развернулась и, выбивая дробь по полу, подошла к нам. Что, такая запоздалая реакция на поздороваться?
Даже не глядя на меня, она придирчиво осмотрела Алену и бросила:
— Блузку заправь. Пожалуйста.
От этого хлесткого, как плеть, «пожалуйста» парочка за соседним подоконником даже поежилась. Подруга же, не спеша что-либо делать, с вызовом уставилась на ее величество в ответ.
— А что не так с моей блузкой?
— Хочешь получить наказание в первый день? — надменно уточнила Императрица.
А она, в принципе, могла это устроить — глава школьного комитета по этике, как никак. Директор у нас однажды пересмотрелся зарубежных молодежек и решил, что наказывать через оставление после уроков — это отличный способ поддерживать дисциплину. А родительский комитет под председательством матери этой заразы охотно такую инициативу поддержал. По-моему, это была синекура в чистейшем виде, но никого это не волновало. С тех пор Катерина, будучи бессменной главой этого комитета, могла самоутверждаться на каждом бедолаге, чьи блузки, прически или поведение ей пришлись не по вкусу — вот он настоящий произвол власти. Не удивлюсь, если скоро она начнет управлять целым Карповым, сидя где-нибудь в мэрии и устанавливая свои законы — тем более у нее и там блат.
Поморщившись, Алена демонстративно затолкала блузку в юбку.
— Вот и хорошо, — сверху вниз оглядела ее Императрица, хотя девушки были примерно одного роста. — Так теперь и ходи, — и, развернувшись, величественно удалилась.
Свита, терпеливо ждавшая в сторонке, снова присоединилась к ней, и все пятеро продолжили свою проходку по коридору, синхронно выбивая дробь по полу каблучками — очень звонко и слаженно, такт в такт, словно тренировались годами — возможно, так оно и есть.
— Нет, все-таки стерва! — пробурчала Алена, провожая ее глазами. — А на пляже она не была такой ханжой. Да и в Версале явно не была…
Ну, школа — это не пляж и не Версаль. Хотя для подруги, как я понял в этот же день, особой разницы не было.
Вообще, парта Алены была в другом ряду аж за две парты за мной, и пересаживаться ко мне она не стала со словами «не могу же я предать подругу». Но на переменах все время у Даши она забрала и отдала исключительно мне, сидя за моей партой на моих коленях, горячо припадая к моим губам и вовсю гуляя по моему рту языком. Жар поцелуев дополнялся теплом девичьих рук на моей шее, моих рук на девичьей талии и девичьей задницы, давящей всем весом мне на пах. Мысли медленно текли, приятно спускаясь все ниже по телу. При желании можно подумать, что любовь весит именно столько, сколько весит девушка, которая хочет сесть тебе на член. От таких фантазий природа брала свое. Алена довольно отмечала мой стояк, собирающийся штурмовать ее задницу, и бодро по нему ерзала, возбуждая меня еще сильнее — и все это на виду у целого класса, который завистливо косился в нашу сторону. Для многих это были пока единственные поцелуи, которые они могли наблюдать поблизости. Подруга же двигалась на моих коленях так, что ни у кого не оставалось сомнений, что она мне еще и дает.
— И что ты творишь на виду у всех? — не выдержав, шепнул я.
— Рекламу тебе делаю, — игриво отозвалась Алена.
— Или себе?
Не спеша с ответом, эта хитрая попка еще немного поелозила по мне.
— Мне нравится, как на нас смотрят, — шепнула ее хозяйка. — Девчонки прям слюной исходятся, когда ты меня сосешь. А то, как ты меня хочешь, — это отличная реклама. Смысл скрывать? К тому же это и тебе реклама. Если хоть одна девушка посчитала тебя достаточно привлекательным, чтобы пустить твой язык себе в рот, а член — в киску, то для других — это заявочка. Значит, есть в тебе что-то, и они такие будут сидеть и думать «а что?» А потом напридумывают себе чего-нибудь и захотят проверить…
— Ага, а мне останется только сказать «эй, а давай я тебе отлижу», —
