Пэлем Вудхауз - Этот неподражаемый Дживз
- Слава всевышнему, - сказала она, - наконец то я пристроила Юстаса и Клода.
- Пристроила? - спросил я, не имея ни малейшего представления, о чём идёт речь.
- В пятницу они отплывают в Южную Африку. Мистер Ван Альстайн, друг бедной Эмилии, устроил их на работу в свою фирму, и мы надеемся, теперь они образумятся и сделают карьеру.
По правде говоря, я ничего не понял.
- В пятницу? Ты имеешь в виду послезавтра?
- Да.
- В Южную Африку!
- Да. На пароходе "Эдинбургский Замок".
- Но зачем? Сейчас середина семестра.
Тётя Агата холодно на меня посмотрела.
- Должна ли я понять, Берти, что тебя так мало волнуют дела твоих ближайших родственников, что ты впервые слышишь об исключении Юстаса и Клода из Оксфорда? Это случилось две недели назад.
- Нет, правда?
- Ты безнадёжен, Берти. Мне казалось, что даже ты:
- Но за что их вытурили?
- Они вылили лимонад за шиворот младшему декану колледжа: не вижу ничего смешного, Берти. Это безобразие!
- Да, да, конечно, - торопливо согласился я. - Поперхнулся дымом. Что-то застряло в горле, знаешь ли.
- Бедная Эмилия, - продолжала тётя Агата. - Безумная мать, которая только губит детей своей любовью. Она хотела оставить их в Лондоне и отдать на военную службу, но я настояла на своём. Колонии - единственное место для таких безрассудных молодых людей, как Юстас и Клод. Последние две недели они жили с твоим дядей Кливом в Уорчестершире. Завтра им придётся провести день в Лондоне, а в пятницу рано утром они сядут на поезд, чтобы успеть к отплытию парохода.
- Немного рискованно, тебе не кажется? Я имею в виду, оставлять их в Лондоне одних почти на сутки.
- Они будут не одни. Ты за ними присмотришь.
- Я?!
- Да. Я хочу, чтобы Клод и Юстас остановились в твоей квартире, а наутро ты проследил бы, чтобы они сели на поезд.
- Ох, нет, послушай!
- Берти!
- Нет, пойми меня правильно, я о них самого лучшего мнения, и всё такое, но оба они психи, знаешь ли: нет, конечно, я всегда рад их видеть, но когда речь идёт о том, чтобы они остановились у:
- Берти, если ты так занят самолюбованием, что даже на минуту не можешь отвлечься, когда к тебе обращаются с пустяковой просьбой:
- Ох, ну хорошо! - сказал я. - Хорошо!
Само собой, спорить не имело смысла. Когда я вижу тётю Агату, мне всегда кажется, что мой позвоночник размягчается до желеобразного состояния. Она относится к тем женщинам, которых называют волевыми. Должно быть, такой же была королева Елизавета. Когда тётя Агата сверкает на меня глазами и говорит: "А ну-ка, живо, мой мальчик" или что-нибудь в этом роде, я повинуюсь, не рассуждая.
Когда она ушла, я позвал Дживза и сообщил ему последние новости.
- Послушай, Дживз, - сказал я. - Завтра к нам приезжают Клод и Юстас. Они останутся на ночь.
- Сэр?
- Я рад, что ты так спокойно к этому отнёсся. Лично я далеко не в восторге. Ты ведь знаешь Клода и Юстаса!
- Энергичные молодые джентльмены, сэр.
- Придурки, Дживз. Придурки, каких мало. Кошмар, что меня ждёт.
- Я вам больше не нужен, сэр?
Как вы понимаете, тут я распрямил плечи и высокомерно на него посмотрел. Мы, Вустеры, становимся холодными как лёд, когда ищем сочувствия, а получаем вежливые отговорки. Я, конечно, знал, в чём было дело. Последние два дня в атмосфере нашего дома витала некоторая напряжённость из-за шикарных штрипок, которые я откопал в магазинчике берлингтонского Пассажа. Одному из чертовски толковых парней, может, даже тому, кто изобрёл разноцветные сигаретные пачки, недавно пришла в голову блестящая мысль выпускать также разноцветные штрипки. Я хочу сказать, вместо обычных серых с белыми вы сейчас можете купить штрипки, копирующие флаг или штандарт школы, где вы учились. И, поверьте, только человек бесчувственный отказался бы от улыбнувшихся ему с витрины совершенно потрясающих добрых итонских штрипок. Я нырнул в магазинчик и совершил покупку, даже не подумав, как к этому отнесётся Дживз. А он не оправдал моих ожиданий. Дживз, хотя его можно во многих отношениях считать лучшим камердинером в Лондоне, слишком консервативен. Старомоден, если вы понимаете, что я имею в виду. Одним словом, враг прогресса.
- Можешь идти, Дживз, - с достоинством сказал я.
- Слушаюсь, сэр.
Он бросил на штрипки ледяной взгляд и исчез. Прах его побери!
* * *
На следующий день, когда я переодевался к обеду, близнецы ворвались ко мне в квартиру, и хотите верьте, хотите нет, давно я не видел таких радостных и весёлых парней. Я всего лет на шесть старше Юстаса и Клода, но, непонятно по какой причине, чувствую себя рядом с ними как старец, которому два шага до могилы. Я и оглянуться не успел, как они заняли мои лучшие кресла, стянули пару моих особых сигарет, налили себе по бокалу виски с содовой и принялись болтать с развязностью честолюбцев, достигших своей заветной цели, - словно это не их только что выперли из колледжа и, можно сказать, отправили в ссылку.
- Привет, Берти, старичок, - поздоровался Клод. - Как славно, что ты согласился нас приютить.
- Да ну, брось. Я был бы рад, если б вы погостили у меня подольше.
- Слышишь, Юстас? Он был бы рад, если б мы погостили у него подольше.
- Надеюсь, у него останется впечатление, что мы гостили достаточно долго, - философски заметил Юстас. - Ты в курсе наших дел, Берти? Я имею в виду, знаешь, как нам не подфартило?
- О, да. Тётя Агата мне рассказала.
- Мы покидаем родину на благо родины, - изрёк Юстас.
- И пусть за нас поднимут бокалы, - добавил Клод, - когда мы выйдем в море. Что тебе рассказала тётя Агата?
- Что ты вылил лимонад за шиворот младшего декана.
- Я предпочел бы, прах побери, - раздражённо произнёс Юстас, - чтобы люди не искажали фактов. Это был не младший декан, а старший преподаватель.
- И не лимонад, а содовая, - пояснил Клод.
- Дело было так. Я сел на подоконник с сифоном в руке, а старикашка стоял под окном. Он поднял голову, и: сам понимаешь, если б я не всадил ему струю между глаз, я б упустил блестящую возможность, какая раз в жизни бывает.
- Упустил бы раз и навсегда, - согласился Клод.
- Такое больше могло не повториться, - сказал Юстас.
- Сто к одному, что не повторилось бы, - заявил Клод.
- Ну, Берти, - спросил Юстас, - как ты собираешься развлекать своих дорогих гостей?
- Пообедаем дома, - ответил я. - У Дживза почти всё готово.
- А потом?
- Ну, я думал, мы поболтаем о том, о сём, и вы ляжете спать. Ведь вам завтра рано вставать - поезд уходит около десяти.
Близнецы с жалостью переглянулись.
- Берти, - сказал Юстас. - В твоей программе есть хорошие моменты, но их недостаточно. Я представляю себе наш вечер следующим образом: сначала мы обедаем, а затем отправляемся в "Киро". Там ведь закрывают поздно, верно? Ну вот, до половины третьего, а может, до трёх, нам будет чем заняться.
- После чего, - вставил Клод, - с божьей помощью мы развлечёмся где-нибудь в другом месте.
- Но мне казалось, вам надо хорошенько выспаться перед дальней дорогой.
- Выспаться?! - воскликнул Юстас. - Старичок, неужели ты мог подумать, что сегодня мы ляжем спать?
* * *
Должно быть, я уже не тот, что был раньше. Я имею в виду, ночные бдения не кажутся мне такими привлекательными, как несколько лет назад. Помнится, когда я учился в Оксфорде, мы гуляли на балу в Ковент-Гардене до шести утра, затем завтракали у Хэммамза и изредка устраивали потасовки с уличными торговцами овощами - тогда мне казалась, это именно то, что доктор прописал. Но сейчас два ночи - предел моих возможностей, а в два часа ночи близнецы только разгулялись и взялись за дело засучив рукава.
Насколько я помню, после "Киро" мы отправились играть в железку с какими-то типами, которых я видел первый раз в жизни, и до дому нам удалось добраться что-то около девяти утра. Должен вам признаться, что к этому времени я туго соображал, на каком я свете. По правде говоря, у меня едва хватило сил попрощаться с близнецами, пожелать им доброго пути и удачной карьеры в Южной Африке, а затем завалиться в постель. Последнее, что я помню, - весёлое пение двух придурков, принимавших холодный душ, которое изредка прерывалось требованиями к Дживзу поскорее подать яичницу с беконом.
Проснулся я около часа дня, чувствуя себя как нечто забракованное Комиссией Пищевых Продуктов, но одна мысль меня утешала: в этот момент близнецы прощались со своей страной, стоя на палубе лайнера. И поэтому можете представить, какой шок я испытал, когда дверь открылась и в спальню вошёл Клод.
- Привет, Берти! - сказал он. - Отоспался? Как насчёт доброго, старого ленча?
За эти несколько часов мне приснилось такое количество кошмаров, что сначала я принял Клода за один из них, причём самый ужасный, и только когда он уселся мне на ноги, я убедился, что не сплю.
- Святые угодники и их тётушка! Что ты здесь делаешь? - с трудом прохрипел я.
