Софи Кинселла - Шопоголик спешит на помощь
– Ты говоришь, как Эркюль Пуаро, – вторит ему Сьюз. – Реймонд в жизни не купится.
– Все равно у нас больше нет вариантов, – парирую я. Если честно, я немного обижена. Да что они смыслят в акцентах?! – Ладно, «о-ла-ла» говорить не буду. Ну что, выдвигаемся?
Сьюз играет роль моей ассистентки. Она оделась во все черное, надела очки, забрала волосы в тугой хвост и накрасила губы ярко-красной помадой. По словам Дэнни, именно так и должна выглядеть сопровождающая французской художницы.
Я встаю и под преисполненными надежды взглядами подхожу к двери трейлера.
– Пожелайте, что ли, удачи.
Алисии, само собой, с нами больше нет. Понятия не имею, куда она делась. Наверное, вызвала очередную машину и укатила обратно в Лос-Анджелес. (В трейлере остались кое-какие ее вещи; Дэнни предлагал все сжечь, но мы решили отправить их почтой.) Вчера за ужином я объяснила маме и Дженис, какая гадина эта Алисия и что она с мужем хотела ограбить Таркина и Сьюз. Обе тут же сказали, что подозревали ее с самого начала и предупреждали меня!
Представляете, да? Меня – и предупреждали!
– Бекки, а если тебя арестуют? – пугается вдруг Дженис. – Мы ведь уже имели неприятности с полицией.
– Кто меня арестует? – фыркаю я. – Разве противозаконно выдавать себя за другого человека?
– Вообще-то да! Господи, Бекки, это же мошенничество! – Люк хмуро закрывает лицо ладонью.
Вот любит он придираться к словам.
– Мы всего лишь хотим узнать правду. Нас даже полиция не осудит. И я уже одета, так что все равно иду. Пока!
– Постой! – окликает меня Люк. – Помни: если вдруг пропадет сигнал на телефоне, или что-то пойдет не так, сразу уходите!
– Люк, ну что со мной может случиться? – закатываю я глаза. – Это же папин друг, помнишь?
– Хм… – Он по-прежнему сомневается в нашей затее. – Все равно, будь осторожна.
– Конечно. Сьюз, пошли.
Мы выходим из трейлера и направляемся к ранчо. Люк отгоняет автодом подальше, за поворот. Впереди маячат массивные ворота, и мне почему-то становится не по себе, только Сьюз я этого не показываю. Иначе она скажет: «Давай вернемся». А я не хочу отступать, отказываться от нашего последнего шанса.
Ну и… дело не только в этом. Каким бы нелепым ни был мой план, я вновь чувствую себя живой. Полной сил. Сьюз наверняка тоже. С прошлого вечера ничего не изменилось: Тарки больше не звонил, о «Совиной башне» она нового не узнала. Но пока Сьюз занята делом, о плохом она думать не будет.
– Мы справимся. – Я ободряюще пожимаю ей руку. – Ты ведь ходила в драмкружок, помнишь?
Вблизи деревянные ворота выглядят огромными, на нас нацелены сразу три камеры. Все это здорово нервирует, но я напоминаю себе, что я – Полин Одетт, уверенно шагаю к панели интеркома, нажимаю кнопку и жду ответа.
– Постой-ка, Сьюз, – застываю я на месте. – А какое у нас кодовое слово?
– Вот черт. – Она глядит на меня круглыми глазами. – Не знаю.
Мы все утро говорили о кодовом слове, однако так его и не придумали.
– Картошка, – осеняет вдруг меня.
– Картошка? Совсем спятила?! Как я смогу упомянуть «картошку» в разговоре?
– Тогда сама предлагай. Ну же! – шиплю я, но Сьюз молча хлопает глазами.
– Не могу, – наконец бормочет она. – Ты сбила меня с толку. Я теперь думаю об одной лишь картошке.
– Здравствуйте, – слышится в интеркоме приятный женский голос, и душа у меня уходит в пятки.
– Здравствуйте, – выпаливает Сьюз. – Меня зовут Дженни де Блур. Я сопровождаю Полин Одетт, она решила навестить мистера Реймонда. Полин Одетт, – как можно четче повторяет она имя.
Насчет Дженни де Блур Сьюз сама придумала. Она решила, что Дженни родилась в Гааге, живет в Париже, по выходным ездит к любовнику в Антверпен, говорит на пяти языках и учит санскрит. (Когда речь заходит о создании персонажа, Сьюз очень дотошная. Она даже все записала, чтобы не забыть.)
Интерком молчит, и мы со Сьюз обмениваемся недоуменными взглядами. Только я хочу предложить ей попробовать еще разок, как тот вновь оживает.
– Здравствуйте, – сквозь помехи пробивается мужской голос. – Это Реймонд Эрл.
Господи. Живот крутит от страха, но я все-таки выхожу вперед.
– Прьивет, – говорю я в интерком. – Менья зовут Полин Одетт. Ви мне писали.
– Вы – Полин Одетт? – ошеломленно переспрашивает он.
– Я вьидела ваши рьяботы на выставке. И хотела бы о них поговорьить, но не смогла вас застать. Так что пр-риехала к вам домой.
– Видели мои работы? Хотите о них поговорить? – в восторге кричит Реймонд.
Мне становится чуточку стыдно. Какая я все-таки нехорошая – разбиваю мечты ни в чем не повинного гончара.
Хотя сам виноват – нечего было прогонять маму и Дженис. Око за око.
Ворота распахиваются.
Есть!
– Дженни, – говорю я специально для камер. – Не отходьи от меня ни на шаг и дьелай записи.
– Хор-рошо, – старательно отвечает та.
До дома идти не меньше полумили. Реймонд наверняка решил, что мы на автомобиле. Но нельзя же взять и вернуться за трейлером. Так что мы тащимся пешком, поглядывая на расставленные повсюду скульптуры. Здесь и бык, собранный из запчастей, и железная голова кричащего мужчины, и какие-то непонятные штуковины из автомобильных шин… Они до того странные, что я ускоряю шаг. У самых дверей мы слышим бешеный собачий лай.
– Жуткое место, – бормочу я Сьюз, нажимая кнопку звонка.
Когда-то этот дом был шикарным, но сейчас изрядно обветшал. Он из камня и дерева, с фронтонами, и верандами, и солидной арочной дверью, однако доски местами сгнили, а окна кое-где выбиты. Лай становится громче, и мы испуганно жмемся.
– У тебя сигнал есть? – бормочу я, и Сьюз достает телефон.
– Да. А у тебя?
– Угу. Все нормально, – говорю я громче, чтобы успокоить Люка. На телефоне Сьюз работает диктофон, а мой включен так, чтобы нас слышали в трейлере.
– Лежать! – доносится из дома голос Реймонда. – Тихо!
Внутри хлопает дверь. Долго лязгают замки и засовы – словно их штук двадцать, не меньше, – и наконец на пороге возникает Реймонд Эрл собственной персоной.
«Пыльный» – вот первое слово, которые с ним ассоциируется. Длинная седая борода толстым одеялом укрывает грудь. Голова обмотана сине-белым платком, а старые джинсы заляпаны то ли глиной, то ли обычной грязью. Из дома тянет табаком, псиной и затхлой пищей, а еще немножко гнилью.
Как бы здесь пригодились ароматические свечки… Я еле сдерживаюсь, чтобы не посоветовать Реймонду продукцию «Джо Малон».
– Мисс Одетт! – Он низко кланяется, едва ли не подметая бородою пол. – Такая честь!
Господи. Теперь мне совсем стыдно. Надо поскорее попасть в его студию и покончить с этим.
– Я давно подумывала с вами встрьетиться. А когда пр-риехала в Уилдерньесс, срьязу вспомнила месье Реймонда, который писал мне такие льюбезные письма.
– О, я счастлив с вами познакомиться! – Он хватает меня за руку и трясет. – Какая неожиданная встреча!
– Давайте пр-ройдем в студию и посмотрьим ваши р-работы, – предлагаю я.
– Конечно-конечно! – Реймонд вне себя от восторга. – Я просто… Да, идемте!
Он проводит нас через большой зал с камином и сводчатыми деревянными потолками – грандиозное место, не будь здесь такого беспорядка. Повсюду вперемешку валяются грязные сапоги, куртки, собачьи подстилки, какие-то ведра и старые кирпичи, даже свернутый в рулон ковер.
– Может, хотите пива? Или лучше минеральной воды со льдом?
Теперь мы идем по такой же грязной кухне, где пахнет чем-то мясным. Задняя стена увешана полками, на которых громоздятся аляповатые картины и кривые скульптуры. Экономка как раз стирает с них пыль, но не очень-то успешно.
– Осторожнее! Ничего не трогай! – рявкает на нее Реймонд и поворачивается ко мне. – Так что насчет выпить, мисс Одетт?
– Нет, мер-рси. Я хотела бы взглянуть на ваши рьяботы. Понять, что вам больше всего нрьявится в искусстве.
Я пытаюсь поторопить его, но Реймонд, видимо, никуда не спешит.
– У меня к вам столько вопросов! – бормочет он.
– О, взаимно, месье.
Что ж, я хотя бы сейчас не вру…
– Вы обратили внимание на моего Дарина? – указывает он куда-то на полки.
Какого еще Дарина? Это такой художник или еще кто?
– Абсолюмент, – оживленно киваю я. – Так мы идем?
– Что скажете о его работе с формой? – Реймонд не сводит с меня влюбленного взгляда.
Черт, именно таких вопросов я и боялась. Надо срочно придумать какой-нибудь убедительный ответ. Что там обычно говорят о форме? Жаль, в школе я прогуливала уроки по изобразительному искусству.
– О, форма мер-ртва, – говорю я в нос с самым сильным акцентом, на который только способна. – Се мор-рте.
Отлично. Если форма мертва, то и говорить о ней незачем!
– Идемте же в студию, – добавляю я в надежде вытащить Реймонда с кухни. Но он не двигается с места.
– Форма мертва? – глухо повторяет он.
– Ви, се фини, – киваю я.
– Но ведь…
