Владимир Кунин - Кыся 3: Кыся в Америке
– Но если твои раздолбай только попробуют…
– Все, все! – прервала она меня. – Как ты сказал? "Абгемахт"? Так вот – абгемахт. Договорились. И кончай залупаться!
Проснулся в двенадцать.
То, что в двенадцать, – сомнений не было. День в окнах, а на больших Тимуровских часах с Дональд Даком на циферблате обе стрелки пиками строго смотрят вверх. А это – двенадцать. Я знаю.
Пить хочется, жрать хочется, гадить хочется – спасу нет!
В доме никого. Рут на работе, Тимур в школе.
Ноги мягкие, подламываются, хвост волочится по полу, самого качает – еще поспать, что ли?.. Так ведь недолго во сне и описаться! Этого еще не хватало. Не Котенок все-таки…
Тащусь в кухню. С диким трудом вспрыгиваю на подоконник, оттуда жутко неловко и некрасиво перепрыгиваю на дерево, плюхаюсь на ветку, как мешок с говном (в любом смысле этого слова), спускаюсь на землю и лезу под старый автомобиль.
Сижу, пытаюсь делать свои дела…
Заглядывает какой-то пожилой Кот.
– Хай! – говорит. – Я, извиняюсь, вчера так и не понял…
– Иди отсюда, дубина стоеросовая, – говорю. – Не видишь, я занят!
Ушел, слава Богу, кретин несчастный. Выбрал время…
Ох, батюшки… Что же я вчера такого сожрал, отчего меня так крепит?!.. Жидкости, жидкости нужно больше употреблять – супчики разные, сливочки жирненькие, сметаночку… Тогда и запоров не будет. И двигаться нужно больше – прыгать, бегать, трахаться! Чтобы организм работал на полную! И спать ложиться вовремя, а не под утро.
Вот отыщу Шурика Плоткина, обустроимся мы в Нью-Йорке, и начну я вести новый, здоровый образ жизни…
Фффу-у!.. Слава те Господи! Сработало.
Понимаю – натурализм, то, се, пятое, десятое… Но ведь – Жизнь. Куда от нее денешься?
Минут десять, наверное, зарывал. Вылез из-под автомобиля – этот Кот опять ко мне:
– У меня всего один вопросик…
– Вот вечером его и задашь, – говорю. – Сейчас мне некогда.
На дерево, с дерева на подоконник, а уже оттуда в кухню.
И сразу вижу: низенькая подставочка, на ней – две белые мисочки. В одной – какая-то замечательная жратва неведомая, во второй – нескисающее молоко. Вот как они его делают? И в Германии, и в Америке.
А вокруг все пахнет Тимуром и Рут… Какая женщина! И пацан, конечно, классный.
Я давай скорей умываться, приводить себя в порядок. Тут я ни времени, ни сил не жалею. Это у меня в крови.
А жрать хочу, как говорил Шура, будто семеро волков!
Это еще хорошо, что старый Крыс вывел меня ночью во двор совершенно другим, коротким ходом, а то я бы еще позже домой вернулся.
И тут же вспомнил картинку маслом! Идем мы со стариком Крысом по этому новому широкому проходу: впереди Охрана, сзади Охрана – все, как положено, а навстречу нам движется какой-то Крысиный цирк: две рабочие Крысы (у них там иерархия – строжайшая!), пятясь задом, волокут за хвост третью Крысу. Та лежит на спине и всеми четырьмя лапами плотно прижимает к животу большое куриное яйцо! А за ними, точно так же, движется еще одна тройка Крыс – две волокут за хвост третью с яйцом… А за второй тройкой – третья…
– Е-мое и сбоку бантик! – говорю. – Это что же такое?!..
– Это обычная, нормальная транспортировка сырых яиц для Мадам и нашего Детско-Крысятного сада. Очень, очень древний способ! Мадам говорила, что он даже описан в "Жизни животных" у Брэма. А мы как раз сейчас освоили новый продуктивный склад ресторана "Регистан", а там этих яиц – видимо-невидимо! – объяснил мне старый Крыс.
Короче, пожрал я, снова умылся, почистил лапы между когтями и пошел осматривать квартиру. Я ведь нигде, кроме кухни-столовой и комнаты Тимура, и не был.
Большая квартира. Больше нашей ленинградской раза в три. В Нью-Йорке вообще – все очень большое. По объему. Уж на что в нашей квартире питерской, в кухне, на восьми с половиной метрах, человек по десять собиралось, а на этой, американской, можно было принять всех пассажиров трамвайного вагона в часы пик! А про холодильник я уже говорил…
Комната Рут тоже была большая – с огромной кроватью, больше, чем у Фридриха фон Тифенбаха. Наверное, после Фреда осталась. Шкафы по стенам, фигурки всякие смешные, фотографии на тумбочках и туалетном столике – здоровый простоватый парень с симпатичной физиономией в полицейской форме – скорее всего, Фред Истлейк. И без формы, в одних трусах. На пляже, а вокруг пальмы. И с Рут… И свадебное фото: Рут в белом платье, а Фред в сером фраке. И цветы, цветы, цветы… И похороны Фреда. Тоже очень много цветов. Рут в черном, с черной шляпки на лицо свисает такая черная сеточка. Я в каком-то кино такую видел…
А вот Рут в полицейской форме с Тимуром у типичной полицейской машины. Такие машины обычно по телику показывают. Они приезжают с воем и мигалками к концу фильма, когда уже обычно все сделано и закончено.
Из комнаты Рут есть выход прямо в ванную. Очень удобно. И там же все остальное…
Гостиная просто необъятная! Как вся наша квартира на Гражданке. Была, была… Сам понимаю, а все никак не могу свыкнуться с мыслью, что всего лишь "была", а теперь – нету…
Хотя, помню, кто бы ни приходил, все говорили: "Какая у вас с Мартыном миленькая квартирка! Только зачем так много книжек? Они же пыль собирают…" Но это в основном говорили или Шурины поблядушки, или Шурины "друзья детства".
Вот кого я не переваривал, это Шуриных друзей детства!!!
Им всем почему-то казалось, что они имеют на Шуру больше права, чем остальные. И все время им хотелось вспоминать "правду" об их совместном детстве. Но не про себя, а про Шуру. А все вокруг, кто познакомился с Шурой позже, должны знать, что если для вас Шура – известный, скандальный журналист и какой-то там "правозащитник" (что это такое – по сей день понять не могу!..), то для друга детства он всего лишь "Шурка Плоткин". И кто, как не друг детства, скажет правду в глаза?!..
И говорили. Пили Шурину водку, жрали иногда мой хек и говорили: "Нет, Шурик, а ты помнишь, как тебя из пионеров исключали?.." Или: "Ой, ну, не могу! Счас обхохочетесь!.. Шурка в четвертом классе написал любовные стихи одной дурочке – Нинке Кошич, а учительница русского МарьБанна – помнишь, Шурка? – эту записочку перехватила и давай вслух всему классу разбирать Шуркины грамматические ошибки в этих стихах!.. Мы все – в покат со смеху, а Шурка наш стоит, слезки катятся, красный весь, аж малиновый!.."
Помню, я тут не выдержал, прошмыгнул под стол, отыскал вонючие, потные лапы Шуриного школьного друга и обосрал! А когда он дернулся и заблажил, я его за ногу так рванул клыками, что этот мудак у нас больше никогда не появлялся. Шура мне за это потом целую банку оливок купил. Испанских.
Гостиная у Рут и Тимура Истлейк была просто прекрасная! Очень красивая. Мебель стильная. Белая, кожаная. Телек огромаднейший. И книжек – до чертовой матери. Вот ведь что замечательно!
У Тимура оказался свой собственный душ и туалет. Я приглядел, как там спускается вода. Мало ли что? Забудут приоткрыть мне окно в кухне, или еще что-нибудь…
Шурик один раз уехал в Москву и забыл оставить ключи соседям. Они обычно во время его командировок кормили меня и на пустырь выпускали. А в этот раз – привет! Я взаперти, у соседей ключей нет, квартира наша на восьмом этаже, зима, окна заклеены – что делать? Пришлось ходить в уборную на горшок и спускать за собой воду. Но там от бачка шел такой рычаг, и на нем нужно было повиснуть, чтобы смыть горшок. А здесь просто такая большая кнопка.
Попробовал, нажал лапой – все работает, вода бежит. "Нам не страшен серый волк…" – пел в таких случаях Шура.
У Тимура в комнате книжек тоже было до хрена. Только не в таком порядке, как у Рут. Надо будет сказать ему…
А еще у него был компьютер, которого я сначала не заметил. Всякие радио, магнитофоны, кассеты разные. И очень много старых игрушек, которые ему уже не по возрасту. И фотография – Рут и Тимур стоят в обнимку со здоровым Котом Томом из мультяшного сериала "Том и Джерри", а вокруг – дети, дети, дети и какая-то совершенно сказочная обстановка! И ни одной фотографии из России. Будто России и не было в его жизни…
Есть в квартире и еще одна небольшая комната, рядом с комнатой Тимура. Так называемая "гостевая". Там обычно раньше останавливались родители Рут, когда прилетали на недельку к дочери и зятю. Об этом мне еще вчера ночью Рут сама рассказала.
Сейчас эта комната закрыта на ключ. Рут собрала там все вещи Фреда, оставшиеся после его смерти, а часть разных симпатичных мелочей, принадлежавших Фреду, Рут раздарила на память о нем его близким друзьям.
Я подошел к этой запертой двери и принюхался. Не было никаких запахов. Я не поверил своему носу и улегся у самой нижней щели. Из-под двери не пахло ничем, словно с уходом из Жизни Фред Истлейк унес даже все свои запахи. Странно…
Но в общем квартира мне очень понравилась!
Большая, удобная, уютная и, что всегда для меня очень важно, – чистая. Без вылизанности, без назойливого педантизма, без показухи – просто очень аккуратная, прибранная квартира. Это как раз то, за что я всегда боролся с Шурой Плоткиным!
