Михаил Серегин - Дембельский аккорд
– Простаков, ко мне! – скомандовал Мудрецкий, как только хлюпанье затихло. Леха, пошатываясь и придерживаясь за стенку, постарался выполнить приказ. – Так, иди сюда, иди, дорогой... Вот эти три таблетки ты обязан проглотить. Не удержишь в себе – заставлю подобрать и снова проглотить... и не булькай мне тут! Как генеральское вино ведрами жрать, так вы все здоровые! Пей, говорю! И не шарахайся ты так от фляги, там вода! Кто-нибудь еще на ногах остался?
– Последний я, товарищ лейтенант. – Леха малость отдышался и припал к фляге так, словно там была не простая вода, а сказочная, живая.
– Не пей много, опять вывернет. – Юрий решительно отобрал фляжку, хотя сделать это оказалось не так уж просто: вывернутый наизнанку сибирский организм желал восполнить потерю жидкости и стойко сопротивлялся любому разумному вмешательству в этот процесс.
– Последний, говорю, остальные еще раньше полегли. – Простаков утерся рукавом, и только сейчас до его командира дошел очевидный, но невероятный факт: его измученный боец стоял на посту в бронежилете. Все как полагается. Особенно если вспомнить, что старый советский бронетюфяк, который напялил на себя последний уцелевший химик, весит пуд. А пуд, если кто не знает, он и для младшего сержанта Простакова шестнадцать килограммов... – Кроме меня, дольше всех Резинкин продержался, он много не пил – все говорил, может, ему за руль, за вами ехать. А Забота сразу начал, месяц до приказа отмечал...
– Погоди, как месяц? – ошалел Юрий. – Какое нынче число?
– Да вот уже первое наступило. Сентября то есть. День знаний, – робко подсказал из-за плеча Ларев.
– Едрицкая сила! – Ноги у лейтенанта подкосились, и он сел прямо в пыль и на камешки. – А мы-то в школе бухали! А завтра туда детишки зайдут!
– Да что вы, товарищ лейтенант, так переживаете, – удивился Леха и помог своему командиру подняться. Обоих шатало, но в разные стороны, поэтому никто не упал. – Ну, выпили, ну, чего-нибудь поломали даже – так у Чирка, то есть у товарища коменданта, там целый взвод, они за ночь все отпидо... уберут, значит.
– Не, ты не понял, – простонал Мудрецкий. – Ты не понял, что ли, какую именно дрянь мы пили?
– Да ну, дрянь как дрянь, – махнул рукой Простаков, от чего оба нестойких химика опасно накренились. – И потом, товарищ лейтенант, там же точно с хлоркой убирают – ну, чтобы запах отбить, если там сейчас то же самое везде... А от хлорки, говорят, еще ни одно живое не выжило!
– И ни одно мертвое не умерло, – пробормотал Юрий, несколько приободрился и попробовал встать самостоятельно, без посторонней помощи. Получилось. – Ладно, поживем, будем посмотреть, как говорил один наш препод. В принципе, титр нужен большой...
– Чего нужно, товарищ лейтенант? – заинтересованно прислушался Леха. – Может, у нас с собой есть, мы же барахла всякого из Шиханов полную «шишигу» привезли. Может, и это найдется, так поделимся со школой-то!
– Лучше бы и у нас этого не нашлось, но уже поздно, – вздохнул взводный. – Пошли устранять последствия.
– Пойдемте, товарищ лейтенант. Только... того, под ноги смотрите. Территория, извиняюсь, сильно заминирована, особенно к казарме поближе. Не все успевали за угол отбежать, – пояснил Простаков. – Там кое-кого прямо на месте скрутило, так что нам завтра уборка сильно понадобится. Как там генерал Крутов, не собирается приехать?
– Генерал Крутов сейчас в том же состоянии, что и наши орлы. – Мудрецкий вздохнул и тут же пожалел об этом. – Даже похуже, потому что выпил как любая половина взвода. Генерал Дубинин выпил не меньше, но сильно начал до нашего прибытия, поэтому по общему количеству не догнал. Но ему хватило. – Несмотря на вонь и прочие неприятности, Юрий не смог сдержать мстительную улыбочку. – Так что товарищи генералы сейчас собираются отбыть в госпиталь, где их, скорее всего, попробуют лечить левомицетином, как при дизентерии. Если у них баклаборатория умная – быстро сообразят, что к чему, и вылечат примерно за неделю. После чего еще неделю генералы не будут уезжать далеко от диетической столовой и прочих культурных мест. Понял?
– А если не сообразят? – обеспокоился судьбой начальства добродушный сибиряк.
– Если не сообразят, тогда товарищей генералов можно будет лечить очень долго. Хотя кто его знает, какие для них антибиотики припасены. – Мудрецкий на несколько секунд задумался. – В любом случае не меньше трех дней. Понимаешь, просто у меня культура была именно к левомицетину устойчивая, для отбора на среде...
– Не понимаю, – честно сознался Простаков.
– И не должен, – отмахнулся лейтенант. – Это я так, мысли вслух. Потопали, потопали...
Первым делом Мудрецкий решил добраться до «бээрдээмы» и включить на ней прожектор, чтобы хоть как-то подсветить себе дорогу. Пошли вдоль периметра, где не должно было валяться ничего лишнего. Дошли без происшествий.
Темная туша бронемашины казалась подбитым танком. Для полного сходства из люка водителя свисало тело павшего танкиста – силы оставили Резинкина в тот момент, когда он героическим усилием дополз до борта и свесил голову так, чтобы не сильно запачкать родное транспортное средство.
– Витек! – Лейтенант слегка похлопал ефрейтора по щекам. Никакой реакции. – Резинкин! Резина, подъем, тревога!!!
– А... ага, товарищ лейтенант. – Сил у Виктора хватило только на то, чтобы приоткрыть один глаз и чуть приподнять голову, узнав своего командира. – А у нас – вот... – Глаз закрылся, голова упала. Мудрецкий вовремя успел перехватить идущий на столкновение с броней черепок.
– И это еще один из лучших, – подвел горестный итог Юрий. Запрыгнул на броню, заглянул внутрь, отшатнулся. – А Валет не успел выползти, так и остался на боевом посту... Может, сначала за противогазом сходить? Ладно, нырнем на вдохе.
Мудрецкий и в самом деле набрал побольше воздуха и свесился в люк. Несколько секунд со скрежетом и щелчками нашаривал нужный выключатель, и, наконец, в ночь устремился ослепительный бело-голубой луч.
– Порядок. – Лейтенант взялся за прожектор и провел лучом по двору. Присвистнул. – А может быть, и нет...
Выхваченные из темноты участки двора напоминали поле жестокого боя. Взвод сражался с неожиданно и предательски напавшим внутренним врагом до последнего, но все-таки был подавлен. И выдавлен. Подсохшие кляксы могли бы на первый взгляд сойти за кровавые, но ветерок доносил совсем иной запах, да и коричневый цвет пятен имел не кроваво-красный, а скорее желтоватый оттенок. Мудрецкий, как и положено выпускнику биофака, прекрасно знал, как выглядят разные жидкости человеческого организма, и в происхождении клякс ошибиться не мог.
Кабина «шишиги» была откинута, рядом валялись металлически поблескивающие детали. Может быть, после попадания снаряда или гранаты грузовик и выглядел бы по-другому, но сейчас эта разница была не слишком заметна. На том месте, где Искандер обучал расчет «зушки», желтовато отсвечивала россыпь гильз. Ящики, днем лежавшие аккуратными штабелями, сейчас были разворочены и выпотрошены – не все, правда, а только те, в которых должен был храниться сухой паек потенциальных военно-стратегических партнеров из НАТО.
Картину страшной битвы дополняли тела павших. Багорин тоже остался на боевом посту – свесился через борт «шишиги», зацепившись ногами за зенитку. Его напарника Заморина не было видно – или не залез в кузов, или успел спрыгнуть до того, как прихватило окончательно. Чуть подальше прилег в очень неудобной позе – со спущенными штанами – рядовой Бабочкин. Кислый упал под колесами своей машины, а тело, лежащее у самой двери, могло принадлежать только без месяца дембелю Заботину. Остальных не было видно, и Мудрецкий еще раз попытался припомнить, не оставил ли он свой противогаз в «бээрдээме» – заходить в помещение без средств защиты ему совсем не хотелось. Без бахил в том числе, а лучше, на всякий случай, прямо в резиновых штанах от костюма «Л-1». Да и куртка в общем-то не помешала бы, потому что нельзя было исключить и того, что дерьма и блевотины внутри окажется по колено и даже по пояс. Особенно если споткнуться об кого-нибудь в темноте и полететь дальше по коридору...
– А-а... товарищ лейтенант, – слабо донеслось от соседнего люка. Свежий воздух и чувство воинской дисциплины сделали свое дело – Резинкин сделал еще одну попытку пошевелиться и чуть не упал головой вниз, затормозила его скольжение только самодельная броня. Вот и она на что-то пригодилась... Юрий поймал водилу за ботинок, снизу подхватил Простаков. Вяло лягающегося Витька удалось спустить на землю и прислонить к колесу без дальнейших происшествий.
– Так, Ларев, ты тут остаешься сторожить окрестности, а мы потопали дальше, – принял решение взводный. – Пошли, Леха, а то там сейчас Багор дернется и шею себе свернет...
Лейтенант Мудрецкий потуже натянул кепку, повесил автомат на шею и в сопровождении своего верного заместителя двинулся на боевой и трудовой подвиг – ликвидацию очага бактериального заражения. Подвиг, как обычно, стал необходимым из-за чьего-то раздолбайства. То, что этим «кем-то» на этот раз был сам героический лейтенант, утешало его слабо. Точнее – совсем не утешало. Скорее совсем наоборот.
