Александр Федотов - Новые записки матроса с «Адмирала Фокина» (сборник)

– Убью!!! – заорал Чилим и дернулся к двери, но было уже поздно.

– Не шуми. Это чтобы вам там жизнь медом не казалась! – послышался из коридора мстительный голос Полупидора. – Отдыхайте, ребята…

Намокшая хлорка пузырилась под ногами. Камера стала быстро заполняться едкими хлорными испарениями. Глаза резало, с каждым вдохом к горлу подступали колики. Костик и Чилим, не сговариваясь, привстали на цыпочки, чтобы хоть чуть-чуть приблизиться к маленькому тусклому окошку под потолком, к той единственной отдушине, из которой тянуло хоть холодным, но все же чистым воздухом.

Стоять так дальше становилось невыносимо. Плотно зажмурив, заполненные слезами, красные как у кролика, глаза, Чилим стал колотить ногой в дверь камеры – бесполезно. Костик начал задыхаться и кашлять.

– Слушай, – прохрипел Чилим, – давай поднимать друг друга и дышать из окна по очереди. Иначе сдохнем оба… Давай, карабкайся на меня. Ты первый…

Чилим встал, расставил ноги, уперся руками в стену и чуть присел, чтобы Костик мог взобрался ему на спину, а затем встать на плечи. Костик, стоя на цыпочках, на плечах друга, тянулся к окну и жадно глотал струйки свежего воздуха. У Чилима, внизу, из зажмуренных глаз ручьём текли слезы. Он хрипло кашлял и с отвращением через силу вдыхал в себя едкие испарения хлюпающей под ногами хлорной жижи.… Через пять минут Чилим не выдержал и, хлопнув ладонью стоявшего у него на плечах Костика, прохрипел:

– Всё, брат, не могу больше. Твоя очередь…

Костик спрыгнул в хлюпающую хлорную кашу, и подставил здоровяку Чилиму свою тощую спину.

– Потерпи, брат, – извинялся Чилим, карабкаясь на шатающуюся спину Костика.

Костик скрипел, ноги его дрожали, но он держался. Чилим, балансируя на худых плечах друга, приподнялся на цыпочки и жадно, большими глотками втягивал ртом морозный воздух. На промокшую одежду ни один из них внимания не обращал. Когда нечем дышать, тут не до мокрой робы.

Прошло нескончаемых часа полтора, а может быть, два, пока Полупидор не приказал, наконец, конвою перевести задыхающихся, кашляющих и полуослепших матросов в другую камеру. Если бы было возможно, то Полупидор, несомненно продержал бы ребят в карцере и подольше, но он перестраховался. Вдруг сдохнут, проверяющие понаедут, объяснительными замучают.

Новая камера по габаритам оказалась такой же, как та, где они смотрели «узбекский» телевизор. В ней, однако, был один бо-ольшой минус – это был холодильник. В окне под потолком камеры были выбиты все стекла. Даже нарисованная на одной из стен камеры, как очаг в сказке про Буратино, раскалившаяся докрасна отопительная батарея покрылась инеем. У ребят посинели губы, мокрая одежда начала дубеть. Чилим с Костиком прыгали и бегали по промерзшей камере, чтобы хоть как-то, хоть чуть-чуть согреться, но это слабо помогало.

– Сдохнем здесь, как Карбышевы! – прохрипел осипшим голосом Чилим.

И вдруг из-за решётки послышался до боли знакомый голос:

– Ну как? Перевоспитались маленько? Зла на меня не держите. Вам же за дело досталось. У вас всё нормально?

– Нормально, – прохрипел Чилим, – только малость холодновато…

– Холодновато?! – удивился Полупидор. – Да вы что, ребята?! Вон у вас батарея уже докрасна раскалилась – грейтесь!

Маска доброжелательной заботливости сошла с лица Полупидора. Мстительно сверкнули в темноте коридора его колючие глаза. Он повернулся спиной и медленно вразвалочку направился в свой кабинет.

Чилим просидел тогда на киче, в полной власти Полупидора, около двадцати суток. Костик десять. Однажды после очередного бега с дембельскими бетонными дипломатами Полупидор построил запыхавшихся арестантов на плацу и сам неожиданно рассказал им одну свою маленькую историю:

– Собрался я однажды в отпуск, – начал Полупидор, – …иду по Москве, по улице Горького. Красивый такой, при полном параде, медальки на груди позвякивают. И погода прекрасная, солнышко сияет. Вдруг навстречу идет морячок с дембельским дипломатом, значки, бескозырка, тоже весь такой из себя – с иголочки. Смотрю, и он меня приметил, улыбнулся, плечи расправил и дипломат из правой руки в левую переложил – честь готовится отдать. Ну, я естественно, тоже выпрямился, иду чуть ли не строевым шагом, по субординации ожидая, чтобы он мне первый честь отдал, и я тогда тоже «козырну». Поравнялись с ним. Ну, его рука вверх пошла, и я «к козырьку». Вдруг удар! Мне в морду! Да такой силы, что я об тротуар затылком грохнулся…из глаз искры… всё потемнело… а, когда очухался и фуражку нашел, морячка и след простыл. Видать у меня сидел, – подумал я…

Полупидор закатил кверху глаза, улыбаясь нахлынувшим воспоминаниям.

Простое решение

Где совок – там и мусор.

(Фольклор)

25 июля 1986 года, в канун дня ВМФ, ожидался приезд во Владивосток Генерального секретаря ЦК КПСС Михаила Сергеевича Горбачёва. В преддверье этого знаменательного события город стоял на ушах. Уже месяц побледневшее и осунувшееся флотское начальство бегало с выпученными глазами, выкрикивая осипшими голосами разнообразные распоряжения по подготовке торжественной встречи. Надо было охватить всё. Никто точно не знал, что захочет посетить Генеральный секретарь. Ходили разные слухи. Ну, торжественный парад – это наверняка, какое начальство не любит, удобно расположившись на трибуне, понаблюдать за стройными рядами матросов, чеканящих шаг на солнцепёке. А что ещё? Неожиданно пошёл слух, что высокий гость может удостоить своим посещением Дальзавод. Тот самый завод, где в разномастном ряду ремонтирующихся разнокалиберных судов стоял, прилепившись ржавым бортом к стенке (причалу), наш ракетный крейсер.

«Для матроса праздник, что свадьба для лошади: голова в цветах, а спина в мыле», – говаривали бывалые моряки. Нам, карасям, эта истина стала наиболее близка и до боли понятна, когда к нам на корабль взбежал по трапу запыхавшийся представитель флотского начальства: – Корабль привести в порядок! Убрать! Покрасить! Два дня! Исполнять! – рявкнул сиплым голосом офицер и слетел вниз по трапу в направлении очередной жертвы.

Командир корабля вытер с ушей испарину и вызвал боцмана: – Всё убрать! Покрасить! Построение команды! Большой сбор! Аврал!

Какой к черту аврал!? На корабле за семь лет ремонта строительного хлама накопилось, мама не горюй. От ракетного крейсера осталось одно название да начищенная до блеска медная рында на юте, возле рубки дежурного. Везде торчат сварочные кабели, паровые шланги, доски, кандейки (вёдра), арматура – завал, в общем! Два дня – срок нереальный. Что делать? Командир матерится на боцмана, боцман на команду, но понимают: тут и за месяц не управишься. Командир чешет репу и принимает волевое и гениальное по своей простоте решение: корабль стоит к стенке правым бортом, значит только правый борт и будем убирать и красить. Всё строительное барахло убрать с корабля, конечно, возможности нет, а перетащить за два дня с правого борта на левый можно, если поработать ночью, конечно. Левый борт со стенки не видно. На левом борту бардак, конечно, удвоится, но это ничего, пока Генеральный секретарь здесь, недельку потерпим, а потом обратно по всему кораблю рассортируем. Главное, чтобы Горбачёв на корабль подняться не надумал или со стороны бухты Золотого Рога на катере не решил подойти. Тогда – попа. Но это маловероятно – прорвёмся. И закипела работа.…

К слову сказать, Горбачёв в «Дальзавод» так и не заехал. Зато наш корабль своим выкрашенным правым бортом почти месяц радовал глаз проходившим мимо работягам. 

Буксир

Что такое флотское счастье? Это когда по тебе промахнулись.

(Поговорка)

Перед визитом во Владивосток Михаила Горбачёва планировались артиллерийские стрельбы. Маленький, но резвый буксир «Бурный» принимал в этих стрельбах самое активное участие – он тащил мишень. Мишень – ржавую баржу, прикрепили на длиннющем тросе к юту (корме) буксира. А стрелять по мишени предназначалось флагманскому артиллерийскому крейсеру.

Первый залп всегда самый оглушительный. Второй… Третий… Десятый… Огромный артиллерийский крейсер покачивается от отдачи орудий, как игрушечный. Наконец, долгожданный приказ: уничтожить мишень! «С-с-сссс!» – весело свистит первый учебный снаряд.

Как говорил командир одной артиллерийской боевой части: «Снаряд летит сначала по параболе, а потом по инерции». И вот, судя по свисту, этой инерции сейчас ощущалось куда больше, чем следовало. На буксире вдруг напряглись.

«Буххх!» – первый снаряд вырывает огромный столб воды в двадцати метрах впереди буксира. Экипаж и охнуть не успел, как второй снаряд со зловещим хлюпом поднял столб воды в метрах десяти за кормой. Ветер обдал экипаж брызгами.

Холодный душ вывел капитана буксира из оцепенения. Он бросился к радиопередатчику, и как раз в тот момент стальная болванка третьего учебного снаряда с грохотом и скрежетом ударяет по корме буксира, вырывая рваные куски металла из палубы и обшивки правого борта.