Борис Привалов - Не проходите мимо. Роман-фельетон
— Воровство! — воскликнул Юрий.
— Да это и ребенок догадается. Но другой вопрос: кто ворует?
— Нет ничего проще, — усмехнулся Юрий. — Надо найти владельца чемодана!
— Это тоже не так просто, когда в Красногорске прописано триста тысяч человек. Но его нашли.
— Ну и все! — возбужденно потирая руки, сказал Юрий. — Допросили его, и он во всем сознался?
— А если, предположим, он сознался только в том, что купил эти кожи на базаре у неизвестного человека? Что бы ты делал дальше?
— Да-а, — растерянно протянул Юрий. — Сложновато.
— И вот такие «сложноватости», браток, на каждом шагу. А ведь нужно еще уточнить многое: кто ворует кожи с комбината, что из них шьют, куда сбывают изделия? Дело проясняется постепенно… Вот пришел к нам ты, другой, третий… Да и сотрудники наши не спят…
Разговор прервал дежурный милиционер, который смущенно доложил:
— Там, на крыльце, этот гражданин (он кивнул на Можаева) оставил приятеля, так тот волнуется. Спрашивает, когда завтра передачу принимают…
Юрий улыбнулся и встал.
— Я злоупотребил терпением своего друга. Мне пора итти. Рад, что мы встретились. Мне теперь легче станет на душе.
Бывшие моряки простились.
— Так держи связь, браток, — напутствовал Юрия капитан.
— Есть держать связь!
Мартын бродил вдоль фасада дома милиции и заглядывал в окна.
— Так вот, Март, — сказал Юрий, — пожалуй, не придется нам заниматься только своим делом, а Самозванцеву — своим.
И Мартын, забыв о том, что «все молочное — его самое любимое блюдо», прошел мимо кафе «Ацидофилин», — так заинтересовал его рассказ Юрия о встрече с начальником милиции.
Операторы шагали, не обращая внимания на болтающиеся над их головами круги и треугольники с перечеркнутыми гусями и коровьими головами; на задиристых коз, хождение которых по магистралям города забыли запретить. Оставлены были без внимания и веселенькие лаконичные плакатики «ШТРАФ ОДИН РУБЛЬ» (причем нигде не было указано, за что именно взималась такая сумма).
На древних, вылинявших заборах ветерок шевелил свежие наклейки: «ОСТОРОЖНО: ОКРАШЕНО!»
Фельетон шестнадцатый. Сады Восьмирамиды
— Отец города у себя? — проскользнув в приемную и. о. председателя Кудеяровского горсовета Закусил-Удилова, спросил Сваргунихин.
— Ой, вы меня напугали! — воскликнула секретарша. — Я даже не слышала, как вы вошли! Нет, нет! Туда лучше не ходите, — кивнула она в сторону кабинета, — у и. о. короткое замыкание. Уже голосом охрип, и на обоих кулаках синяки — стол-то дубовый все-таки.
— Кого? — переспросил Сваргунихин и, бесшумно приоткрыв дверь, юркнул к Закусил-Удилову.
— Беда с этим новым сотрудником, — сочувственно вздохнула секретарша. — Глух, бедняга! Ох, и даст ему сейчас жару наш и. о.!
Действительно, из кабинета донесся хриплый вопль:
— Кто посмел?!
И следом наступила гробовая тишина.
— Мистика! — поразилась секретарша. — Укрощение укротителя!
— Кто посмел?! — прохрипел Закусил-Удилов и уставился на храбреца телячьими очами. — А, это ты! — уже спокойно добавил он.
— Кому? — по привычке приставил ладонь к уху Сваргунихин, но спохватился и уточнил: — Это я.
— Boвремя явился. Ну, выкладывай, что про меня говорят.
— Методами благоустройствия недовольны. Иркутьев из жилотдела в Красногорск писать собирается.
— Пусть пишет, — самоуверенно произнес и. о. председателя. — Пока там читать будут, мы озеленение проведем. А тогда нам никто не страшен. Я превращу Кудеяров в рассадник зелени! В дремучий сыр-бор! Озеленю с головы до ног! А раз я сказал — значит, все!.. Так и будет. Ты чего улыбаешься?
Сваргунихин мечтательно закатил припухшие глазки:
— Легенда! Былина! Сады Семирамиды!
— Чьи? — с подозрением спросил Закусил-Удилов.
— Семирамиды. Была такая царица, которая специализировалась на озеленениях.
— Ты что, читал про нее?
— Слышал, — сказал глухой.
— Это плохо. Если б книжку достать про царицыны методы… А то я лично подобрал кое-что насчет зеленых насаждений, но вроде не соответствует…
Сваргунихин прищурился, разбирая названия на корешках книг: «Зеленая улица», «Белая береза», «Повесть о лесах», «Вишневый сад», «Книга о Лесе Украинке», «Русский лес».
— Не смею мешать мыслить, — сказал Сваргунихин. И исчез, как бесплотный дух.
Закусил-Удилов грузно шагал по кабинету. Жалобно хрустел паркет. Испуганно звякали крышечки чернильниц.
Тезисы, положения и резолюции роились в голове исполняющего обязанности. Вдруг одно из деловых соображений стало перерастать в конструктивное предложение, а затем обернулось проектом решения.
Жирный закусил-удиловский лоб разгладился.
— И директиву области выполню и снова во славе буду!
Через пять минут личный состав горсовета и всех стройремконтор Кудеярова был брошен на выполнение чрезвычайного задания.
…С той поры как состоялся общегородской девичий переполох по поводу приезда на гастроли знаменитого столичного тенора Красовского, кудеяровские старожилы не помнили более беспокойных часов.
Всю ночь город бодрствовал. Едва привыкший спать по ночам кудеяровец смыкал очи, как под окном раздавался какой-то устрашающий лязг. Кудеяровец вскакивал, и тут ему в глаза ударял яркий прожекторный луч. Ослепленный и оглушенный представитель населения валился на подушки и торопливо глотал снотворное. Но забыться не удавалось. И без того короткометражный сон то и дело прерывался мощным грохотом и истошными воплями «майна», «вира».
Наиболее упрямые кудеяровцы изыскивали все же способы выспаться: они затыкали уши ватой, обматывали головы шерстяным ширпотребом, забирались под подушки и на несколько минут обретали желанный покой. Но потом выяснялось, что кровать дрожит, как в ознобе, а пол и стены нервно вибрируют.
Когда взошло солнце, то, пугая друг друга бледными после бессонной ночи лицами, появились на улицах первые прохожие. Глазам их предстало сказочное зрелище: за ночь обе доселе пыльные центральные магистрали города обросли деревьями! Густолапчатые липы бальзаковского возраста роняли на тротуары фиолетовую тень. Возле горсовета убедительно высилась мощная шеренга дубов.
На балконе горсовета стоял Закусил-Удилов и вдаль глядел.
Его телячьи очи горели преобразовательским огнем.
— А все-таки они выросли! — воскликнул он голосом несгибаемого реформатора. — Как мне было благоугодно! Войдет теперь Закусил-Удилов в самые анналы. Хватит быть «врио» да «и. о.»! Воспользуюсь моментом — всех потрясу. Пока председатель на курортах полощется, а зам в больнице лежит, пора достигнуть высшей славы! Будет теперь моя Виктория Айсидоровна довольна наконец…
Игоря Олеговича обуревали тщеславные мысли.
— История меня не забудет… И еще посмотрим, чьи сады будут в хрестоматиях фигурировать — Восьмирамиды или удиловские. Мои-то как приказал, так и выросли!
И, бросив руководящий взгляд на озелененную магистраль, Закусил-Удилов величавой поступью перешел с балкона в свой кабинет.
В приемной слышались голоса. Вахтер удерживал кого-то рвущегося в кабинет.
— Нет его, — умолял вахтер, — выходной нынче. Завтра приходите, завтра!
— Да здесь он, — доносился сердитый мужской голос, — сейчас только на балконе видели!
— Подавай его сюда, подавай без задержки! — сурово требовал женский.
— Кто это там превышает полномочия? — пробурчал недовольно Закусил-Удилов. — До чего житель обнаглел: в выходной день и то мешает жить.
Дверь чуть-чуть приоткрылась и бесплотной тенью в кабинет проскользнул Сваргунихин.
— А ты почему еще на работе? — вопросил и. о. председателя. — Воскресенье же?
— Ночью, как приказали, авралил, — произнес Сваргунихин, — а сейчас мне душа не позволяет уйти, пока вы здесь, у кормила, так сказать… И потом публика там, внизу, скопилась… Несколько… активно настроенная… Так я думаю, может, вы меня на своей машине подбросите? Выйти можно со двора да там и отъехать…
— Не бойся, — покровительственно похлопал по плечу Сваргунихина Игорь Олегович. — Держись возле меня, с начальством не пропадешь! Я из тебя личность сделаю! Вот назначат меня председателем горсовета…
Дверь распахнулась с шумом и треском. На пороге выросли две фигуры — полная женщина в пестром сарафане и пожилой мужчина в синем комбинезоне.
— Грабеж среди темной ночи! — сказала женщина.
— Непорядок! — подтвердил мужчина. — Выкрали вишневое дерево из сада…
— Выхожу утром из дому, — перебила женщина, — и что ж я вижу? Не вижу я дубка в нашем дворе!
— По какому праву изъяли вишню? Мичуринский сорт, специально наливочный, собственноручно сажал…
