Марк Твен - Янки при дворе короля Артура
Всѣ эти лица были сѣраго цвѣта отъ слоя налегшей на нихъ пыли. Конечно, многимъ приходилось видѣть, какъ налипаетъ пыль на скульптурныя украшенія въ нежилыхъ домахъ и какъ по этой пыли какой-нибудь лѣнтяй напишетъ что-нибудь пальцемъ; мнѣ припомнилось это, когда я смотрѣлъ на лица нѣкоторыхъ женщинъ, въ особенности на лица молодыхъ матерей, которыя несли своихъ дѣтей, близкихъ къ смерти и къ освобожденію; что происходило въ ихъ сердцахъ, то, казалось, было написано на ихъ запыленныхъ лицахъ; жаль было смотрѣть, а еще болѣе жаль было это читать. Одна изъ этихъ молодыхъ матерей была сама еще почти ребенокъ и грустно стала смотрѣть, какъ такое ужасное горе посѣтило этого ребенка, которому слѣдовало бы только радоваться утру своей юной жизни. Безъ всякаго сомнѣнія…
Она остановилась ненадолго, измученная отъ усталости, но тотчасъ послышался ударъ ремнемъ, который выхватилъ кусокъ кожи съ ея обнаженнаго плеча. Я вздрогнулъ, точно кто ударилъ меня самого. Начальникъ остановилъ всю партію и соскочилъ съ лошади. Онъ кричалъ и бранился на эту несчастную, говоря, что она и такъ причиняетъ много безпорядка своею лѣнью; но теперь, онъ непремѣнно сведетъ съ нею счеты. Несчастная бросилась на колѣни, подняла къ нему руки и стала просить о пощадѣ, умоляя его со слезами и съ громкими воплями. Онъ вырвалъ у нея ребенка и приказалъ рабамъ, скованнымъ съ нею съ задней и съ передней линіи, повергнуть ее на землю и держать, а самъ сталъ неистово хлестать ее ремнемъ; вся спина несчастной была изсѣчена и представляла ужасный видъ. Одинъ изъ мужчинъ, державшій молодую женщину, отвернулся; онъ былъ не въ силахъ смотрѣть на это ужасное зрѣлище, но за такое проявленіе человѣколюбія его выбранили и наказали. А несчастная жертва жалобно стонала отъ боли.
Остальная же партія рабовъ смотрѣла на эту экзекуцію и обсуждала между собою, по собственному опыту, какъ дѣйствовалъ тотъ или другой взмахъ ремня. Эти люди слишкомъ огрубѣли отъ каждодневнаго соприкосновенія съ рабскою долею, иначе они нашли бы, что при видѣ такого зрѣлища можно было бы подумать о чемъ-либо другомъ, чѣмъ о пересудахъ. Слѣдствіемъ рабства было полное извращеніе самыхъ лучшихъ человѣческихъ чувствъ; но между тѣмъ, всѣ эти рабы были люди съ сердцемъ и при другихъ обстоятельствахъ не допустили бы такого обращенія съ лошадью, не только что съ человѣкомъ.
Мнѣ было желательно прекратить эту ужасную сцену и освободить рабовъ, но я не могъ этого сдѣлать. Мнѣ не слѣдовало слишкомъ много вмѣшиваться въ такія дѣла; этимъ я заслужилъ бы славу, что объѣзжаю страну и дѣйствую противъ ея законовъ и противъ правъ ея гражданъ. Если бы я прожилъ долѣе и мнѣ удалось бы достигнуть извѣстной силы и могущества, то я нанесъ бы смертельный ударъ рабству, я уже рѣшился на это; но я положилъ устроить это такъ, что когда буду исполнителемъ этой реформы, то сдѣлаю это по приказанію народа.
Какъ разъ у дороги стояла кузница; въ это время пріѣхалъ одинъ сельскій собственникъ, купившій еще за нѣсколько миль отсюда ту самую молодую женщину, которую подвергли наказанію; кузнецъ долженъ былъ расковать ея кандалы; но тутъ произошелъ споръ между начальникомъ партіи рабовъ и сельскимъ собственникомъ, кому слѣдуетъ платить кузнецу. Лишь только молодую женщину освободили отъ оковъ, какъ она бросилась со слезами и съ рыданіями на грудь къ тому рабу, который отвернулся, когда ее били. Онъ прижалъ ее къ своей груди; осыпалъ поцѣлуями и ея лицо и лицо ребенка, обмылъ эти дорогія ему лица потоками слезъ. Я узналъ, что это были мужъ и жена. Пришлось силою оторвать ихъ другъ отъ друга; несчастная женщина рыдала и металась какъ безумная, пока не повернула въ сторону и не скрылась изъ виду. Теперь невольно является вопросъ: неужели этотъ несчастный отецъ и мужъ никогда не увидитъ ни жены, ни ребенка? Я никакъ не могъ смотрѣть на этого человѣка и поскорѣе уѣхалъ; но я знаю, что эта ужасная картина никогда не изгладится изъ моей памяти; даже теперь, лишь только я вспомню объ этомъ, какъ чувствую сильное біеніе сердца и тоску.
На ночь мы остановились въ деревенской гостинницѣ. На слѣдующее утро, когда я проснулся и взглянулъ на дорогу, то увидѣлъ ѣдущаго по ней рыцаря, залитаго лучами солнца; я узналъ въ немъ одного изъ моихъ рыцарей — сэра Озана ле-Кюръ Гарди. Онъ стоялъ у меня на линіи джентльменовъ и его спеціальностью были шляпы. Онъ былъ одѣтъ въ стальную кольчугу и въ прекрасномъ вооруженіи того времени. Конечно, къ такому одѣянію ему слѣдовало бы надѣть на голову шлемъ, но у моего рыцаря вмѣсто шлема была надѣта блестящая, въ видѣ трубы, шляпа; этотъ рыцарь, конечно, представлялъ крайне оригинальное зрѣлище, какое когда-либо можно было встрѣтить; это также служило къ изгнанію рыцарства, представленнаго въ смѣшномъ и глупомъ видѣ. Сѣдло сэра Озана было все увѣшано кожанными картонками для шляпъ; лишь только онъ встрѣчалъ какого-либо странствующаго рыцаря, какъ вербовалъ его ко мнѣ на службу, снабжалъ его шляпою и заставлялъ ее носить. Я одѣлся и пошелъ къ нему на встрѣчу узнать отъ него новости.
— Какъ идетъ промыселъ? — спросилъ я его.
— У меня осталось всего четыре, ихъ было всѣхъ шестнадцать, когда я выѣхалъ изъ Камелота.
— Вы, конечно, хорошо вели дѣла, сэръ Озана. Гдѣ вы были въ послѣднемъ мѣстѣ?
— Я ѣду изъ Валлей Голиндесъ; тамъ изсякла вода въ долинѣ, а такого бѣдствія не было уже двѣсти лѣтъ…
— Такимъ образомъ, въ источникѣ перестала течь вода! Тамъ опять, вѣроятно, кто-нибудь вымылся?
— Нѣтъ; только подозрѣваютъ, но врядъ-ли это такъ. Источникъ изсякъ, вотъ уже девять дней. Послали за тобой, сэръ Патронъ, чтобы ты испробовалъ надъ источникомъ твои чары; но такъ какъ ты не могъ пріѣхать, то послали за Мерлэномъ; онъ уже три дня тамъ и говоритъ, что заставитъ течь воду, хотя бы ему пришлось для этого разрыть весь земной шаръ и причинить гибель всѣмъ его царствамъ; вотъ все это время онъ усердно работаетъ и взываетъ ко всѣмъ обитателямъ преисподней, чтобы тѣ поспѣшили придти къ нему на помощь, но нѣтъ даже и признака какой-либо влажности…
Завтракъ былъ готовъ; лишь только мы вышли изъ-за стола, какъ я показалъ сэру Озана нѣсколько словъ, написанныхъ на внутренней сторонѣ его шляпы: «Химическій департаментъ, Лабораторный отдѣлъ, Отдѣленіе G Pxxp. Пришлите два первой величины, два № 3 и шесть № 4, со всѣми ихъ мельчайшими принадлежностями — и двухъ моихъ ученыхъ ассистентовъ»; и сказалъ:
— Теперь поспѣшите въ Камелотъ, поѣзжайте какъ можно скорѣе, мой храбрый рыцарь; покажите мою записку Кларенсу; скажите, чтобы онъ доставилъ это какъ можно скорѣе въ Валлэй Голинессъ.
— Все исполню въ точности, сэръ Патронъ, — сказалъ рыцарь и уѣхалъ.
ГЛАВА XXII.
Цѣлительный источникъ.
Странники были человѣческія существа. Въ противномъ случаѣ, они дѣйствовали бы совершенно иначе. Они совершили продолжительное и трудное путешествіе; но вдругъ, когда этотъ утомительный путь былъ оконченъ, они узнаютъ, что то, для чего они пришли — болѣе не существуетъ; конечно, они поступили не такъ, какъ поступили бы лошади, кошки, или какія-либо другія животныя — или повернули бы назадъ и пошли бы искать чего-нибудь лучшаго — первые же, какъ жаждали прежде видѣть этотъ источникъ, такъ теперь въ сорокъ разъ болѣе жаждали видѣть то мѣсто, гдѣ былъ этотъ источникъ. Человѣческія существа бываютъ иногда непостижимы.
Наше путешествіе прошло совершенно благополучно; за два часа до захожденія солнца мы уже были на пограничной возвышенности Валлэй Голинессъ; намъ видны были какъ долина съ одного конца до другого, такъ и ея очертанія. Въ этой долинѣ возвышались три массивныхъ зданія, которыя были совершенно отдѣлены одно отъ другого, а пространство между ними казалось совершенно пустыннымъ. Такой видъ всегда бываетъ крайне мраченъ, точно мѣстность погружена въ какую-то мертвую тишину. Но время отъ времени тутъ раздавался звукъ, нарушающій тишину; это былъ чудный заунывный и тихій звукъ колоколовъ, его доносилъ до насъ вѣтеръ и такъ тихо, томно, что мы не знали, ощущаемъ-ли мы этотъ звукъ слухомъ или мыслями,
Мы достигли главнаго зданія Долины еще до наступленія темноты. Мужчины были отправлены въ мужское отдѣленіе, а женщины въ женское. Суевѣрное отчаяніе овладѣло каждымъ обитателемъ и это было видно по ихъ безцвѣтнымъ лицамъ. Эти люди всѣ въ черномъ, въ мягкихъ сандаліяхъ, съ вытянутыми лицами появлялись всюду, какъ призраки, проходили мимо и исчезали безшумно, какъ видѣнія тревожнаго сна или какъ привидѣнія.
Старый патеръ, увидѣвъ меня, очень обрадовался и даже прослезился, но тотчасъ же и выдалъ себя, сказавъ:
— Не откладывай, сынъ мой, приступай къ дѣлу. Если у насъ не будетъ воды, то мы совершенно раззоримся, и доброе дѣло, существовавшее двѣсти лѣтъ, должно прекратиться. Не можешь-ли ты устроить такъ, чтобы тутъ не участвовала нечистая сила.
