Андрей Яхонтов - Учебник жизни для дураков

(Вспомните, как повел себя Миша, когда я пытался его прогнать. Не хотел уезжать — и не уехал, хоть бы я взял ему тысячу билетов на самолет).

То-то и оно. В этом-то и ошибка. Мысль моя была: Маргарита — слабая, я — сильный и гордый. К тому же с ней — моя дочь. Разве мог я выгнать женщину на улицу?

На самом деле я был слабым, я, а не они. Я был гораздо слабее, вот и уступил. Подумаешь, быть обузой. Мешающим. Лишним. Ничего страшного! Пусть бы потерпели. Они мне не мешали. Я им мешал? Пусть бы тогда и убирались, и искали себе пространство для жизни, а я бы вполне был доволен, оставшись в маленькой нашей квартирке.

Я с детства воспринимал людей как дружественно, сердечно, доброжелательно настроенных ко мне особей. И то сказать: разве правильно подозревать человека во всех мыслимых грехах, едва его встретил и увидел? Разве порядочно приписывать ему дурные наклонности — на основании того, что кто-то когда-то вас однажды обманул? Подвел? Кинул?

Папа мне твердил: ты живешь, чтобы помогать другим. Заботиться о них. Но зачем тогда жили другие?

* И ЖЕНЩИНЫ, И МУЖЧИНЫ, ВСЕ — ПОСТУПАЮТ КАК ИМ УДОБНЕЕ.

Почему я должен был заботиться о счастье и благополучии Маргариты, Маркофьева и своей дочери, а не они — о моем? С какой стати я всем постоянно уступал? Подчинялся? И если бы просто уступал и подчинялся! Нет, я всем буквально навязывал свои услуги! Чем только навлекал новые неприятности на свою голову.

КОНТРОЛЬНЫЙ ВОПРОС. В чем была мудрость Миши?

Правильный ответ. В том, что он не строил из себя оскорбленную добродетель, не кривлялся и не манерничал, а добивался того, чего хотел.

Задание. Сравните поведение Миши с поведением Маркофьева. С моим поведением. С вашим собственным поведением. И дайте правильный ответ.

Предположим, вы притащили домой крокодиленка, тигренка, волчонка. Кормили, растили… Он что, в благодарность за вашу заботу не должен потом задирать принадлежащих вам коров и овец? Или он обещал изменить свою хищническую природу, намеревался с ней бороться? Глупо этого ждать!

Если, к примеру, чертополох выпалывают с грядки, он что, оскорбляется и больше не растет там, откуда его изгоняют? Как бы не так! С утроенной энергией осваивает и завоевывает прежние и новые участки.

Ну, а если хотите зачахнуть — валяйте, позволяйте себя выполоть и выкорчевать.

И не надо говорить, что подсчитывать, кто кому сколько должен и кто чем обладает — непорядочно. Порядочно!

Или валяйте, продолжайте жить, не считаясь, — и пусть у вас отбирают все, и пусть у вас не останется ничего!

А до чего доводит стремление к манящему райскому свету, видно на примере мотыльков, кружащих всю ночь возле фонарей. Итог — обожженные лбы и обгорелые крылышки.

Разумеется, я сознавал всю бессмысленность того, что делаю на работе. Но такой уж у меня был характер — обязательный, не имел же я права свои личные передряги переносить на служебные отношения!

Если удавалось, с утра пораньше заливал в себя мензурочку-другую разведенного спирта — и все расплывалось перед глазами, душа оттаивала, мир делался добрым, хотелось рыдать от сознания доброты, которой он меня окружал. Я и рыдал иногда.

И домой я захватывал бутылочку спиртяги, садился в кресло, включал телевизор, смотрел на экран, ничего не понимая, потом ложился и засыпал. Мама гладила меня по голове, я это чувствовал сквозь дрему, отец, встав надо мной, растянувшимся на постели прямо в одежде, строгим голосом вразумлял:

— Возмутительно так себя вести! Взрослый мужчина не имеет права распускаться? Вспомни примеры из литературы. «Мартин Идеи». «Жажда жизни». «Каштанка». Всегда надо бороться до конца!

Я их слушал. Вместо того, чтобы послать куда подальше.

Мне было жалко своих родителей. Мама недавно ушла на пенсию, не знала, куда себя девать. У отца пошаливало сердце (да еще я досаждал ему своими неурядицами).

А за что, спрашивается, их жалеть? Что хорошего они мне сделали?

Правильно говорил Маркофьев: ВСЕ РОДИТЕЛИ — КОЗЛЫ.

Уже потому хотя бы, что произвели вас на свет. Они ведь не подумали заранее, каково вам здесь будет. Им, видите ли, забавно было тешить себя живой куклой. А вам пришлось ходить в школу, институт, во дворе вас лупили хулиганы, преподаватели измывались, друзья обманывали, женщины бросали.

— ОХ, ЧТО Ж Я МАЛЕНЬКИМ НЕ СДОХ, — теперь я повторял маркофьевскую поговорку.

Ваши родители — козлы еще и потому, что требуют благодарности. За что? За то, что ввергли вас, свое дитя, в пучину самых разных бед? Уж не говорю про то, что заранее обрекли своего ребеночка на смерть в конце пути. Об этом хотя бы могли подумать, когда в ослеплении сладкого экстаза вас зачинали. Черта с два, им было хорошо, об остальном они не заботились. Сами догадайтесь, какой благодарности они за это заслуживают.

— Я думала, ты будешь счастлив, — всплакнула мама, когда я расстался с Маргаритой. — Мы с папой хотели, чтоб ты был счастливее нас.

Хотели — так и надо было готовить к жизни соответствующим образом, а не лепить ни к чему не пригодного идиота!

Вспомните, что говорит своему сыну Тарас Бульба. «Я тебя породил, я тебя и убью». То есть связь между воспроизводством жизни, появлением наследника и искусственным прерыванием его бытия — прямая. Все рассуждения о том, что наша жизнь якобы принадлежит не нам, а дарована свыше, следовательно, небесам ею и распоряжаться — отсутствуют начисто. То есть мы вправе сделать вывод, что мать или отец, принимавшие участие в так называемом таинстве зачатия, имеют право распоряжаться совместным плодом собственных усилий.

Но разве у детей и их родителей не одинаковые пра-, ва? И если вы, создавшие меня, имеете право отнимать у меня то, что подарили, зачастую не сознавая, чем именно занимались в мокрых спутанных простынях, то и я, результат вашего барахтанья и пыхтения, имею право на ваше бытие, ибо все мы трое — части единого целого. Разве не так?

ЕСЛИ РОДИТЕЛИ МОГУТ ПОСЯГАТЬ НА ВАШЕ БЫТИЕ (что сплошь и рядом делают, лишая вас права появиться на свет — с помощью абортов, лишая вас права самостоятельно существовать на этом свете, подвергая насилию и подавлению вашей личности), ТО И ВЫ ВПРАВЕ ОТВЕЧАТЬ ИМ ТЕ ЖЕ.

Если у вас родится хороший ребенок и вырастет славным человеком, он всю жизнь будет мучиться.

А если получится негодяй — с ним будут мучиться окружающие.

Хорошего жалко — за что ему страдать?

Негодяй — зачем он нужен-то?

Вот и подумайте: нужно ли вам потомство?

Ах, почему я не родился вором? Лжецом? Обманщиком? Зачем сделался обязательным, исполнительным человеком?! Они ведь меня еще и генетически обрекли на несчастья, мои предки!

Ненависти они заслуживают, а не повышенного внимания, наши родители! Прав Маркофьев, который своих маму и папу заживо похоронил.

Так им и надо!

На защиту диссертации он пришел с траурным черным платочком в верхнем кармане пиджака. Был бледен, стискивал зубы, но больше ничем, кроме этих гримас, своего внутреннего состояния не выдал.

Защита маркофьевской диссертации прошла блестяще. Шумно. Произвела фурор в научных кругах. И запомнилась всем. Исчезновением Маркофьева. Тем, что на банкете после триумфа Маркофьев подсыпал толченую смесь засушенных трав в стоявшие на столах угощения. Так он шутил. И все бы ничего, но он сам не выдержал и разболтал: эти травы, оказывается, сильно возбуждали. В ту ночь троих старичков-академиков увезли на «неотложках» прямо из их постелей, все они чуть не заработали инсульты и инфаркты. Хорошо, обошлось без летальных исходов.

За неделю до защиты Маркофьев исчез. Как сквозь землю истаял. Его обыскались, однако, не могли обнаружить даже следа. Мне звонили Лаура и Маргарита, мне звонил его тесть-академик.

— Ведь небось опять загулял, — восхищался он зятем. — Да, если запьет, тогда, конечно, может не защититься. Ты же помнишь, ты знаешь его. Как уходит в загул — так все! Не найти! Широкая душа, настоящая широкая натура! Загуляет — ему и море по колено. Ух, какая душа… Могучая… Красивая… Во какая… — видимо, академик широко развел руки, показывая размеры души, потому что телефонная трубка, которую он держал, грохнулась на пол.

Еще в студенческие годы я заметил: медлительность и солидность Маркофьева внушали уважение. А я — сколько ни зубрил, сколько ни корпел над книгами — все не мог внушить почтения. Даже напротив, мельтешением своим, постоянной готовностью ответить на любой вопрос, раздражал.