Пэлем Вудхауз - Тетки – не джентельмены
И такова была сила его магнетизма, что я послушно подписался там, где он указал.
Орло выразил одобрение.
– Ты поступил мудро, Вустер. Что бы ни сказал тебе доктор после осмотра, сколько бы тебе ни осталось жить на свете, можешь утешаться мыслью, что твоя вдова и малые детки обеспечены. Высади меня здесь, Вустер.
Я высадил его и поехал на Харли-стрит.
3
Хотя демонстрация и задержала меня, все же я приехал несколько раньше назначенного часа, и мне сказали, что целитель пока еще занят с другим джентльменом. Я сел и начал рассеянно листать декабрьский номер «Иллюстрейтед Лондон Ньюс» за прошлый год, как вдруг дверь из берлоги Э. Джимпсона Мергэтройда распахнулась, и на пороге возник немолодой господин с характерным лицом строителя империи, квадратным и загорелым, выдающим любителя сидеть на солнце без зонтика. Завидев меня, он на мгновение замешкался, а затем произнес: «Привет»,- и представьте себе мое состояние, когда я узнал в нем майора Планка, путешественника и футбольного болельщика, с которым виделся последний раз в его доме в Глостершире, когда он обвинил меня в том, что я якобы хотел обмануть его на пять фунтов. Само собой, обвинение было безосновательное, я чист, как свежевыпавший снег, если не чище, но тогда дело приняло довольно скверный оборот, и похоже было, что и на сей раз мне не миновать неприятностей. Я замер, ожидая разоблачения и пытаясь представить себе возможные последствия, но, к моему изумлению, майор Планк заговорил со мной в самом благодушном тоне, словно со старинным приятелем.
– Мы с вами встречались. У меня отличная память на лица. Вас ведь зовут Ален, или Алленби, или Александер, или как-то в этом роде?
– Вустер,- уточнил я, с облегчением переводя дух, поскольку воображение уже нарисовало мне ужасную сцену.
Он прищелкнул языком.
– Я готов был поклясться, что ваше имя начинается на «Ал». Это все малярия. Подхватил ее в Экваториальной Африке, и теперь у меня провалы в памяти. Так вы, значит, изменили имя? Вас преследуют тайные враги?
– У меня нет тайных врагов.
– Обычно имя меняют по этой причине. Мне самому пришлось взять себе другое имя, когда я застрелил вождя племени мгомби. Разумеется, речь шла о самообороне, но это ничего не меняло для его вдов и оставшихся в живых родственников, они устроили на меня настоящую охоту. Попадись я им в лапы, меня бы зажарили живьем на медленном огне. Но я обвел их вокруг пальца. Они старались выследить человека, которого звали Планк, и не догадывались, что некто по имени Джордж Бернард Шоу и есть тот самый парень, который им нужен. В тех краях соображают туго. Итак, Вустер, как вы поживали со времени нашей последней встречи? Весело проводили время?
– Прекрасно, благодарю вас, только вот на груди появились какие-то пятнышки.
– Пятнышки? Скверно. Сколько их?
Я честно признался, что не подсчитывал, но на взгляд вполне достаточно. Он мрачно покачал головой.
– Вероятно, бубонная чума, а может быть, спру или шистосомоз. У одного моего носильщика-туземца появились пятнышки на груди, так мы его закопали еще до захода солнца. Пришлось. Хилые создания, эти туземные носильщики, хотя по виду не скажешь. Подцепляют, что ни попадя, любую заразу- спру, бубонную чуму, шистосомоз, тропическую лихорадку, насморк- всего не перечислить. Что ж, Вустер, приятно было повидаться. Я бы пригласил вас вместе отобедать, да тороплюсь на поезд. Уезжаю в деревню.
С этими словами он удалился, посеяв в моей душе некоторое смятение. Бертрам Вустер, как всем известно, не робкого десятка, и его не так-то просто запугать. Но эти разговоры о туземцах-носильщиках, которых пришлось закопать еще до захода солнца, нагнали на меня страху. И первый взгляд на мистера Э. Джимпсона Мергэтройда не помог мне вновь обрести утраченное душевное спокойствие. Типтон предупреждал меня, что доктор похож на старого угрюмого мизантропа, и таким он и оказался,- старым угрюмым мизантропом. У него были мрачные задумчивые глаза и длинная борода, и вообще он походил на лягушку, которая всегда, начиная еще с головастика, видела одни только темные стороны жизни. Я совсем пал духом.
Однако, как часто бывает, когда узнаешь человека поближе, понимаешь, что внешность обманчива, и доктор оказался не таким уж безнадежным пессимистом. Сначала он поставил меня на весы, потом перетянул мне бицепс какой-то резиновой штукой, проверил пульс, простучал меня всего с головы до пят, точно бородатый дятел, и после всех этих манипуляций он явно повеселел, и из него полились слова ободрения, как имбирное пиво из бутылки.
– Полагаю, у вас нет оснований для беспокойства,- заключил он.
– Вы так считаете? – воспрял я духом.- Значит, это не спру и не шистосомоз?
– Разумеется, нет. С чего вы взяли?
– Мне сказал майор Планк. Он был здесь передо мной.
– Никогда не слушайте, что вам говорят люди, особенно такие, как Планк. Мы вместе учились в школе. Его звали Придурок Планк. Нет, пятнышки не заслуживают ровным счетом никакого внимания. Через день-другой они пройдут.
– Это большое облегчение,- обрадовался я, и он выразил удовлетворение, что успокоил меня.
– Однако…- продолжил доктор.
И уже владевшая мной joi de vivre [адость жизни (франц.).] слегка померкла.
– Однако, что?
Теперь он стал похож на кого-то из малых пророков, который собрался бичевать грехи своего народа, в основном из-за бороды, но из-за бровей тоже. Я забыл сказать, что у него еще были косматые брови. Мне стало ясно, что сейчас я услышу плохие новости.
– Мистер Вустер,- начал доктор,- вы типичный представитель столичной золотой молодежи.
– О, благодарю вас,- откликнулся я, его слова прозвучали как комплимент, а на вежливость всегда приятно ответить взаимностью.
– И как все молодые люди вашего типа, вы пренебрегаете своим здоровьем. Слишком много пьете.
– Только по важным поводам. Вчера, например, мы с приятелем справляли счастливый конец, увенчавший его юные грезы любви. И, возможно, я немного перебрал, но это случается редко. Меня так и зовут: Вустер – Одно Мартини.
Мергэтройд оставил без внимания мою мужскую откровенность и продолжал:
– Вы слишком много курите. Очень поздно ложитесь спать. Мало двигаетесь. В вашем возрасте вам следует играть в регби в команде выпускников вашей школы.
– Я учился не в Регби.
– А где?
– В Итоне.
– А-а,- произнес он пренебрежительным тоном.- Короче говоря, вот какова картина вашего здоровья. И вот как вы его подрываете всеми возможными способами. В любой момент может наступить полный коллапс.
– В любой момент? – содрогнулся я.
– В любой. Если только…
– Если только? – Вот это уже другой разговор.
– Если только вы не оставите тот нездоровый образ жизни, который ведете в Лондоне. Поезжайте в деревню, на свежий воздух. Ложитесь рано спать. И много двигайтесь. В противном случае я не ручаюсь за последствия.
Он меня здорово напугал. Когда врач, пусть даже и с бородой, говорит вам, что не ручается за последствия, это уже серьезно. Но я не поддался панике, поскольку прикинул, как последовать его совету, не подвергая себя мукам. Таков он, Бертрам Вустер. На ходу соображает.
– А если я поеду к своей тетушке в Вустершир? – спросил я.- Это благотворно скажется на моем здоровье?
Мергэтройд задумался, почесывая нос стетоскопом. Во время нашей беседы он то и дело чесал нос стетоскопом – видно, был сторонником свободы чесания, как Барбара Фричи. Поэт Нэш, несомненно, почувствовал бы к нему симпатию.
– Не вижу причин возражать против того, чтобы вы пожили у своей тети, если там подходящие условия. Где именно в Вустершире она живет?
– В окрестностях города под названием Маркет-Снодсбери.
– Там чистый воздух?
~~ Туда привозят экскурсантов, специально подышать.
– И вы будете вести там спокойный образ жизни?
– Полуобморочный.
– Будете рано ложиться спать?
– Непременно. Ранний ужин, тихий отдых с хорошей книгой или кроссвордом и отход ко сну.
– Тогда поезжайте.
– Отлично. Сейчас же созвонюсь с ней.
Я имел в виду мою добрую и достойную тетю Далию, – не путать с тетей Агатой, которая жует битые бутылки и, как подозревают, на полнолуние превращается в оборотня. А тетя Далия, добрая душа, в молодые годы часто выезжая в поля в рядах охотничьих обществ «Куорн» и «Пайтчли», не хуже прочих орала: «Ату! Ату ее!» – и в оборотня если когда и превращалась, то, конечно же, только веселого и озорного, с которым пообщаться – одно удовольствие.
На мое счастье, доктор дал мне зеленый свет, не вникая в дальнейшие детали, поскольку более пристрастный допрос показал бы, что у тети Далии служит французский повар, и не приходится пояснять, что любой врач, узнав про французского повара, немедленно посадил бы вас на диету.
