Владимир Дэс - Степан (сборник)
Слепил Господь Адамита, вдохнул в него душу и повеселел – теперь и поговорить будет с кем.
Во всяком случае ему так казалось.
Но оглядев Адамита со всех сторон, Господь понял, что созданное им существо не совсем похоже на него.
Адамит был ростом поменьше Господа, с бородой, но без усов, с длинными ногами, широкими бедрами, с сильными мускулами и развитой, даже слишком развитой грудью.
Сильные руки, тонкие пальцы, завитушки за ушами, а между ног совсем уж что-то маленькое.
Господь отошел в кусты и, сотворив зеркало, осмотрел себя. Адамит, конечно, похож на него, но в то же время в его фигуре было что-то не так. А вот что именно, Господь никак не мог догадаться.
Наконец Адамит очнулся от первородного сна и, открыв глаза, изгибаясь всем своим молодым телом, встал на ноги. Увидев Господа, Адамит бросился к нему и вцепился губами в его губы в долгом страстном поцелуе.
Господь едва оторвал его от себя. «Боже, он ведет себя как женщина», – подумал Всевышний. И в то же время, когда к дому неожиданно из кустов боярышника выскочил тигр, Адамит тут же бросился на зверя и задушил его голыми руками прямо на глазах изумленного Бога, тем самым показав замечательные мужские качества бесстрашного охотника.
Но это была всего лишь любимая кошка Господа, и он тут же оживил своего любимца. А Адамита усыпил, уложив его опять на свой рабочий стол.
Присел рядом с ним Господь и задумался.
Что же он сделал не так? Ведь хотел сделать так, чтобы было не скучно. И что?.. Теперь и правда не до скуки.
Достал конспект по сотворению Мира.
Стал листать по пунктам.
«Небо – не то. Земля – не то. И это не то, и это тоже. Ага, вот человек. А почему их здесь двое?» – Вот старый дурак! – ударил Господь себя по лбу. – Я же вместо мужчины и женщины создал единое существо, и черты двух полов вложил в одного.
Вот теперь стало понятно, почему борода есть, а усов нет. И бедра большие, и остальное не как у мужиков, очень уж маленькое, прямо как стручок во щели.
К тому же поцелуи, завитушки.
Да, напутал немного.
Как же все это исправить?
Господь задумался.
Очевидно, надо отделить мужские и женские черты друг от друга. Но для этого надо уничтожить Адамита, а это для Бога не так-то просто, тем более что сам напутал. Бог ведь не человек, чтобы так запросто убить другого человека.
Не принимая пока никакого решения, Господь решил еще раз осмотреть то, что создал для своего веселия.
Адамит лежал на спине и во сне сладко чему-то улыбался.
«Наверное, опять меня целует, думает, что он женщина», – подумал Господь.
Но через секунду лицо сладко спящего Адамита исказилось гримасой злости и жажды драки. Адамит даже замахал руками и чуть не ударил Господа в ухо.
«О, это, наверное, в нем проснулся мужчина-охотник».
Дождавшись, когда молодой охотник опять увидит спокойные женские сны, Господь еще более успокоил и усыпил спящего и уже безбоязненно стал осматривать свое создание.
Да, тело Адамита было немного странноватым как для мужчины, так и для женщины.
Волосяной покров был расположен неравномерно. На животе есть, на груди нет.
Мускулы сильно развиты, но кисти рук и ступни маленькие и нежные. Плечи широкие, но зад еще шире.
Стал простукивать и прощупывать свое создание. Может, и внутри чего напутал.
Так, сердце на месте. Печень, почки, легкие… И вдруг его руки, скользнув по грудной клетке, вздрогнули. Что за дела? В скелете рудной клетки слева оказалось л: ишнее ребро. Зачем? Теперь и это исправлять надо? Да, наверное все-таки придется уничтожать Адамита, как это ни тяжело. Если бы не лишнее ребро, может, и не стал бы этого делать.
И когда он уже начал готовиться к уничтожению Адамита, его словно прострелило: «А может, уничтожить только одно ребро, а заодно с этим ребром вытащить из Адамита все женское, оставив в нем только мужское начало».
Господь вытащил ребро и, дунув на него, создал женщину, а Адамит стал Адамом с бородой, усами, узким задом и сильными, широкими плечами.
Так вместо Адамита появился Адам.
«А из ребра появилась Ева?», – спросите вы.
Нет, не Ева. Ева тоже была второй после…
Но это уже другая история.
Забвение
Для нас, великих – я имею в виду живых классиков, – страшны не хула и не беспричинная хвала, а забвение.
Вот меня, к примеру, забыли.
А ведь я…
Впрочем, лучше по порядку.
Зададим себе пару простых вопросов: «Почему помнят великих? И в чем их величие?»
Возьмем, к примеру, хоть Пушкина: ну что мы помним из его великого?
«Я помню чудное мгновенье…»
«Итак, она звалась Татьяной…» Ну, и что он памятник воздвиг себе. И все, в общем-то.
Несколько строк – и ты уже сопричастен Вечности.А Лермонтов? У того вообще помнят не строчки, а отдельные слова: «Мцыри», «Бела», «Печорин» – несколько слов, а ведь помним, чтим и цитируем.
Так у Лермонтова хоть слова, а у Тургенева всего-то навсего лишь две буквы повторяющиеся: «Му» и еще раз «му». И готово – тоже классик, тоже вечен.
И все его помнят.
Кто хвалит, кто ругает.
Но помнят.
А меня, можно сказать, цитируют и устно, и письменно с утра до вечера, но все-таки забыли… Хотя сказано, – а затем написано мною, – в отличие от некоторых, целое предложение.
Чем я хуже их, этих самых?!
Мне Зоя, жена моя, говорит, что умнее меня вообще никого нет.
Взять, например, какую-нибудь компанию.
Там все и до первой, а особенно после нее, наперебой начинают ученость свою показывать, ум, так сказать, свой обнажать, а я – нет.
Я сижу и молчу.
Долго молчу.
А потом как скажу что-нибудь умное, так все прямо и ахают, а Зоя, жена моя, та от счастья, что я у нее такой гениальный, даже в обморок падает.
Вот, например, были недавно в гостях у одного проходимца.
Стол – так себе: холодец какой-то недоваренный и шампанское без этикеток.
Сидим. Едим. Выпиваем.
А, тот, который нас в гости пригласил, надо сказать, немного на китайца смахивает; может, от природы у него глаза узковаты, а может, после вчерашнего – я разбираться не стал. Только когда все уже сказали, что знали, я расковырял в салате яичный желток и, глядя хозяину в узкие глаза, спросил при полной тишине:
– А чего это у вас яйца не тухлые?
Все от этого моего вопроса просто осоловели. Зоя, жена моя, увидев, что все замерли, аж затряслась от счастья, что у нее муж такой.
Хозяин, правда, почему-то вдруг начал ногами под столом сучить.
Но я ничего никому не стал объяснять.
Что им объяснять, если одни не видят, что хозяин похож на китайца, а другие не знают, что китайцы любят тухлые яйца, правда, куриные.
Дураки кругом, тонкостей литературного оборота не понимают!Но этот случай я рассказал так, для примера.
Для того, чтобы стало понятней, почему каждое мое слово на вес золота.
Потому что говорю я очень мало. Иногда могу и полгода кряду промолчать.
Но если уж выдам, так выдам!
Как в тот день, когда я стал живым классиком, правда, незаслуженно забытым.
Вот как это было.
Пришел я к другу своему, художнику.
Он что-то там рисует, мучается. Я же, как всегда, сижу в сторонке и мудро молчу.
Смотрю – он рисует, рвет и опять рисует.
Жалко мне его стало.
Я подошел, посмотрел.
Потом спросил, что он рисует. Друг объяснил, что ему этикетку на спичечный коробок заказали. Чтобы на ней природа была, но и лозунг чтобы был. Рисунок у него – какие-то там елки-палки – получается, а вот лозунга придумать никак не может.
Посмотрел я на его елки-палки и изрек историческую фразу:
– БЕРЕГИТЕ ЛЕС ОТ ПОЖАРА!!!
Он как услышал – остолбенел: так просто и так гениально.С тех пор пошло гулять по миру это мое гениальное произведение.
Поэтому-то я вас и спрашиваю:
Если одних помнят и чтут только по двум буквам, да еще и повторяющимся, так меня почему забыли?
А!?Как один начальник двух пролетариев накормил (по мотивам сказки Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина)
В некотором царстве, российском государстве, жили-были два пролетария. Жили они в городе большом и каменном.
Рано утром ходили на работу, вечером смотрели телевизор, ели, пили, иногда любили жен, иногда и не жен.
В общем, жили-жили и вдруг…
Кто-то где-то чего-то недокрутил или недовинтил, а может, наоборот, перекрутил или перевинтил.
Но это не суть важно. Только вот два мирно почивавших в своих кроватях после трудов праведных пролетария оказались вдруг средь бела дня насовсем необитаемом острове.
Проснулись – и не поймут ничего.
Вместо стен каменных деревья, вместо дикой музыки птицы поют. Трава, ветерок, воздух. И лежат они на лужку в трусах и майках.
Огляделись кругом, узнали друг друга: у пивного ларька часто встречались. Оба они никогда не видели живой природы: ни свободной от асфальта земли, ни чистой воды, ни зеленой травы, ни многого чего еще. Даже облака здесь были не свинцового цвета, а какого-то… небесного.
Сели, от удивления открыли рты и ну смотреть в разные стороны.
