Андрей Морозов - Рассказы малоизвестного автора
— Мы будем отсюда смотреть трансляцию и вам подсказывать, — закончил инструктаж Дубовский.
Котов подошел к большому телевизору, занимавшему место в углу кабинета, и включил его. На экране появился зал, весь заполненный репортерами и операторами. Они ждали. Все они ждали его, Василия.
— Вы уверены, что это сработает? — уже в дверях спросил Василий.
— Да, — голос Дубовского откликнулся эхом в наушнике.
Пресс-конференция шла по плану. В зале у Котова был свой человек с камерой, и Котов вместе с Дубовским наблюдали, как Василий со своей командой вошел в зал под вспышки фотокамер и проследовал к длинному столу, водруженному на сцену актового зала бывшего дворца пионеров. Стол был заполнен микрофонами различных телеканалов и радиостанций, при помощи которых специалисты Василия объясняли залу тонкости его программы — опора на средний класс, поддержка среднего бизнеса, повышение уровня средней по стране зарплаты. Когда экономические тонкости утомили присутствующих, они обратили свои взоры на скромно восседавшего в центре стола Василия.
Назвав себя и свое издание, первый смельчак-журналист задал вопрос самому Василию:
— Скажите, Василий, а что вы намерены делать с политической оппозицией, когда придете к власти.
— Оппозиции не будет, — подсказал Дубовский в микрофон, стоя перед телевизором в своем офисе.
Василий его не услышал. Что-то определенно случилось с его наушником. Вместо реплик Дубовского Василий слышал только всевозможные помехи и посторонние звуки.
Ситуация стала критической, когда настырный писака повторил свой вопрос:
— Так что вы сделаете с оппозицией, Василий?
Дубовский замер в ожидании:
— Он что, не слышит меня? Надо прекратить!
— Поздно, — предостерег Котов. — Поймут, что что-то случилось. Пусть выпутывается сам. Вы ему за такие случайности и платите!
Выпутываться Василий умел плохо. От волнения и напряжения всех мысленных процессов он уже взмок с головы до пят. Наушник ни чем не мог помочь. Среди фона помех отчетливо раздавались только какие-то механические щелчки.
— Перещелкаем оппозицию, — выдал Василий от безысходности.
По залу прокатился невротический смешок.
— А как же свобода? — взмолился все тот же корреспондент. — Что вы сделаете со свободной прессой? Она ведь не будет спокойно смотреть на то, как вы щелкаете оппозицию.
Щелчки в ухе Василия продолжались.
— И прессу перещелкаем! — продолжил он, надеясь, что больше 'щелкать' никого не придется.
Смех среди журналистов стал еще громче.
Один из них встал и, представившись, еще раз проверил Василия на изворотливость:
— И что же тогда будет? — спросил он. — Что будет, когда вы всех перещелкаете?
Помехи не прекращались. В ухе Василия щелчки сменились монотонным гудением.
— Загудим! — весело парировал вопрос Василий.
Среди всеобщего хохота поднялся следующий:
— Василий, если вы станете президентом, то кто займет кресло премьер-министра?
Долгий гудок в ухе оборвался. Начались короткие гудки. Василию пришло в голову, что они очень похожи на телефонные. Такие бывают, когда...
— Занято! — выдал Василий. — Это кресло уже занято.
Котов замер перед экраном с открытым ртом. Дубовский лишь многозначительно улыбался, глядя на то, как задают его подопечному очередной вопрос:
— Скажите, Василий, не собираетесь ли вы после избрания президентом ввести новую государственную символику.
Новый герб, флаг или гимн, например. Или вы поддерживаете нынешнюю символику?
— Гад! Хорошо свое дело знает! — процедил Котов. — Тут что не скажи, а часть голосов потеряешь. Или тех, или этих.
Василия больше беспокоило другое. Он помнил цвета флага, помнил, что гербом работает птиц с двумя головами, но вот музыка и слова гимна на ум не приходили. То ли Василий не помнил слова, то ли их и не было. Наушник по-прежнему молчал. Только помехи пронзительно свистели в пустоте эфира.
Повинуясь скорее собственному внутреннему голосу, нежели интересам дела, Василий встал, поправил пиджак, поднес один из микрофонов ко рту и засвистел в такт свисту помех. Вставшие вместе с Василием специалисты из его 'команды' поймали мелодию и тоже начали воспроизводить ее всевозможными способами. Спустя несколько секунд уже все, кто находился в зале дворца пионеров, поняли — рождается новый гимн России. Мелодия зазвучала громче, весь зал встал, вливаясь в музыку своим насвистыванием.
— Великолепно! Записывайте, Александр Павлович! Записывайте! -взмолился Котов.
— Уже! — Дубовский приглушил звук у телевизора и заметил:
— Не нужны ему наши подсказки. Подсказки у него уже все записаны.
Он постучал себя указательным пальцем по лбу:
— Вот здесь.
— Все, это конец! — именно таким возгласом отметил конец первого месяца избирательной кампании Василий, вломившись в офис Дубовского. — Они все узнали!
Василий шлепнул свежую газету на стол, но тут же замолчал, когда увидел, что Дубовский уже читает такую же.
— Вы про это? — усмехнулся Дубовский, ткнув в пальцем в статью. — Чушь. Кого удивит то, что предприниматель Дубовский поддерживает кандидата Василия. Кого это удивит теперь, когда Василием называют каждого пятого новорожденного мальчика, и почти вся страна просто влюблена в Василия. Все здоровые силы общества объединяются вокруг Василия. Сенсацией было бы, если бы я не поддержал вашу кандидатуру. Раньше надо было. Месяц назад такая статья стоила бы мне легкого беспокойства.
— А про мое беспокойство вы уже и не вспоминаете? — разгорячился Василий. — Тогда, на первой пресс-конференции я чуть не погорел.
— Чуть. Это главное.
— Но кто-то эти помехи же устроил. Уж не те ли вражки, которых вы для меня подготовили?
— Нет, — отрицательно помотал головой Дубовский. — Нет. Это могли быть и мои вражки. И вражки Алексея Котова. Черт с ними! Это вообще могла быть случайность!
— Случайность!? — не унимался Василий. — А эта газета! Знаете, откуда я про статью узнал?
Сегодня на очередной пресс-конференции встает какой-то мужик из заграничной газеты, зачитывает отрывок и спрашивает — 'Ху из мистер Василий?' — 'Кто такой мистер Василий?' — И что вы ему ответили? Дубовский сделал вид, что искренне заинтересовался переживаниями Василия.
— Я спросил у него, чем я ему не понравился.
— А он?
— Сел и заткнулся.
— Так чего вам еще надо? — не понял Дубовский.
— Я не знаю, чего мне надо, — вскипел Василий, — но мне точно не надо, чтобы моя бывшая жена, которую я уже месяца два как терпеть не могу прибегала ко мне с распростертыми объятьями.
Василий обнял руками воображаемого себя:
— Васюнчик! — передразнил он. — Васюнчик, миленький, я так соскучилась!
— А вам не сказали, что она придет? — удивился Дубовский.
— А вы знали? — еще больше удивился Василий.
— Это было самое предсказуемое, — Дубовский открыл томик 'Диалогов с Василием' и полистал. — Еще не дочитали? По книге вы с ней вроде и не разводились вовсе. Счастливая средняя семья. Это не я сказал. Все семьи счастливы одинаково, а несчастливы по-своему. Так что вас не устраивает?
— Мне что теперь, опять с ней жить? — все сильнее возмущался Василий.
— Успокойтесь, — махнул рукой Дубовский.
— Жить вас с ней ни кто не заставляет. Вы все время в делах, она все время занимается благотворительностью и милосердием. График загруженный, вы друг друга и не увидите.
— И она, конечно, согласилась, когда вы ей все это предложили. Сколько вы ей заплатили? — напрямую спросил Василий.
— Ни сколько. Это был тонкий расчет.
Все, что ей нужно, она возьмет сама.
Разговор на темы общественной морали прервал Котов, втащивший в кабинет толстую пачку свежей прессы.
Завалив стол газетами и журналами, он порадовал Дубовского:
— Рейтинги снова поднимаются! И еще поднимутся после сегодняшнего. Василий просто молодец! Как он этого!?
— Котов сделал серьезное лицо, видимо изображая Василия, и грозно произнес:
— А что, не нравлюсь!
Дубовский рассмеялся, а Котов продолжил:
— Все газеты пишут про Василия!
— Что пишут? — Василий с презрением к печатному слову начал рыться в принесенных Котовым материалах.
— Разное. Плохое, очень плохое, отвратительное. Хорошее, очень хорошее, замечательное. Не все ли равно? Главное — пишут и говорят про Василия. Ну а что ложь, а что правда решит наш мудрый народ, за которым и право выбора.
Василий выудил газетку с интересной фотографией на первой полосе. Кое-какие места на фотографии были для приличия закрыты черными прямоугольниками.
— Это я? — спросил он про человека на фотографии.
— Вы! — подтвердил Котов.
— А кто это рядом со мной?
— Что вы так это воспринимаете! — всполошился Котов. — Обычный компромат. Монтаж. Подадите в суд, газету закроют.
— Что, вражковская газета?
— Нет, моя, — вмешался Дубовский. — Всегда держу пару таких на случай.
