Александр Покровский - Бортовой журнал 4
Питерская погода влияет на ум. То жара, то потоп – и вот все лежат. Ветер подул – уныние, гроза – обморок.
Отсюда и склад души особого рода, делающий честь нашей атмосфере. Она нежна и порывиста.
Все жители – шалопаи, а в отцы города выбираем себе мать.
* * *Про индоевропеизм.
Наконец-то! Наконец-то на том берегу Невы решено построить НАШЕ СИТИ.
Это просто счастье какое-то.
Многие его не понимают, многие, но только не я.
Я его понимаю – это нечто.
То есть я хочу сказать, что народ-то мы, в общем-то, пока еще индоевропейский.
Просто это наше название никто еще не отменял (не было такого указания: отменяю то, что мы – индоевропейский народ), а потому и вехи у нас все именно оттуда – из Индоевропы, а это означает, что нас должны все время окружать фаллические символы.
Вот они и начали нас окружать.
А почему?
А потому что они символы плодородия.
Конечно, самого могучего плодородия еще пока никто не наблюдал, но зато уже есть явные признаки его грядущего присутствия.
То бишь вот-вот и оно – то самое, очень полезное нам всем плодородие – может появиться.
Так что мы должны быть готовы – побриты, напомажены и смотреть должны в правильную сторону.
А все потому, что мы должны быть все время готовы к его приходу, чтобы сразу же начать ему аплодировать.
То есть фаллос величиной много-много сотен метров – это как раз то, что всем нам так не хватало на том берегу Невы.
А то, что он будет все время показывать себя в окна нашей исполнительной власти – это еще один символ, с чем я и поздравляю всех причастных.
* * *Вертикаль – это фаллос во все времена человеческой истории.
Фаллос напрямую связан с богатством.
Проще говоря, фаллос – это сила.
То есть вертикаль – это сила.
То бишь фаллос – это сильная власть.
Власть – это фаллос. Фаллос – это власть, остальное – аллюзии.
* * *Поссорились с Сашкой. Я его побил – по шее, по спине, по голове. Он сказал, что пойдет погулять. Вышел в восемь вечера, а потом его мобильник замолчал. Мы не спали всю ночь. Ворочались.
* * *Ты говоришь мне, что из детей не всегда вырастает то, что хотелось. Мне кажется, что это не так. Просто из человека ничего нельзя вылепить. Он все равно извернется и будет тем, кем он и должен быть. В этом деле родители ему могут только помочь. На то они и родители.
* * *Первое мое знакомство с сыном произошло только через три месяца после его рождения. Я не мог приехать сразу. Не получилось.
Я увидел маленькое существо с узкими глазами. Он мне страшно не понравился, но жена воскликнула: «Смотри, какой он красивый!» – и мне пришлось сказать, что да, он очень красивый, а потом мне дали его подержать, и ко мне на плечо легло это маленькое тельце.
Оно лежало там, и поначалу не вызывало у меня никаких эмоций, кроме того, что я чувствовал, какое оно хрупкое, тщедушное, а потом неожиданно меня захватила волна невыразимой нежности. Она меня просто затопила, я задохнулся.
С тех пор я по любому поводу и вовсе без такового хватал его и прижимал к себе.
Я просто млел от того, что он вскоре научился охватывать мою шею своими ладошками.
А потом я стал замечать, что он обожает сидеть у меня на руках, и тут же закатывает мне скандал, если я опускаю его на землю.
«Э, нет, дружище, – сказал я ему тогда, – так дело не пойдет, ты уже большой!»
Вот с этого момента, как мне кажется, и началось наше воспитание. Я стал воспитывать сына, а он – меня.
Да, да, это дело обоюдное. Ты воспитываешь его, он – тебя. Вернее, ты учишься. Ты учишься терпению.
* * *Если у тебя несколько детей, то ты быстро научишься терпению. Примерно после появления третьего ребенка родители вообще перестают реагировать. В них что-то выключается. Или лучше сказать, в них появляется такой маленький выключатель, предохранитель, который при перегрузках вырубает всю систему. Хлоп – и ты уже не реагируешь.
А вот с одним ребенком такого не бывает.
Не хватает одного ребенка, чтоб выключиться. Так и остаешься включенным.
На всю жизнь.
* * *Детки, детки…
Они заполняют твою жизнь. Вернее, они всегда найдут чем ее заполнить. С самого начала ты будешь бегать вокруг, прыгать, гукать, менять подгузники, есть, гулять, писать, какать и читать книжки. Причем существуют же любимые книжки, которые придется читать не по одному разу.
Их придется читать по десять, двадцать, тридцать раз на день.
«Какую сегодня будем читать книжку?» – «Про булочника белого!»
Этот булочник белый – это книжка навсегда. Это чокнуться можно. Я его тысячу раз прочитал. Вот так и куется мастерство актера.
А еще была книга Носова «Шляпа» – этой тоже сильно досталось. На каком-то разе ее просто захотелось шмякнуть об пол и сплясать на ней джигу.
* * *Совершенно верно: родители и дети говорят на разных языках. Происходит это сразу же после того, как дети начинают говорить. При этом, как выясняется, ребенок не сразу переходит на язык родителей. Он сперва изобретает свой собственный язык, которому он тут же хочет научить родителей.
Мой сын, к примеру, изобрел свою азбуку, алфавит, словарь.
А потом, после изобретения столь необходимых вещей, он приступил к обучению меня этому языку, и очень расстраивался, плакал, если я не хотел его учить.
В этом нет ничего необычного. Ведь еще до того, как он заговорил на нашем языке, между ним и нами уже был язык звуков, мимики, жестов, и он – тот язык – всех устраивал, а потом ему вдруг почему-то приходится учить еще какой-то язык, который ему представляется совершенно лишним. Мало того, этот язык выглядит как предательство того, единственно верного нашего с ним языка, потому что в этот новый язык входят, вмешиваются совершенно посторонние люди, люди с улицы, люди со стороны.
Вот поэтому он и говорит себе: «Ладно, ты хочешь еще один язык, так я тебе его изобрету», – и изобретает, и этот его язык – это всего лишь защита от разрушения нашего с ним только что выстроенного маленького мира. Это трагедия. В один миг рушится его мир. Его мир гибнет. Гибнет огромное количество миров. Тысячи маленьких планет, на которых навсегда остаются тысячи Маленьких Принцев, сходят со своих орбит.
* * *Ни капли желчи и злонамеренности. Все только хорошее, в том числе и видения.
А видится мне, как пошатнется благополучие их дома, как месть пустит из своего отравленного, вонючего угла слух, которого не опровергнут теперь ни чистота сердца, ни безупречное поведение, ни раздача куличей сиротам, и доброе их имя поколеблется, истечет кровью от тысячи ран, светлые дела будут обречены на поругание, помыслы забыты, а потуги втоптаны в грязь.
* * *Вы, конечно же, хотите знать, что я имею здесь в виду?
Я имею в виду слух о том, что скоро все молодое поколение пересядет на электромотороллеры.
Приводятся они в действие аккумулятором, а обслуживание стоит пятьдесят евро в месяц, и каждый день можно проезжать по сто километров. Зарядка – на два часа в розетку. Все! Конец нашему всему, нашему газу и нефти.
Все! Все теперь сядут на электричество, о чем мы и предупреждали. То есть скоро они пойдут, гонимые и проклинаемые современниками. Они – менеджеры. Ничего они больше не продадут. А трубопроводов-то наложили! Господи! Просто везде – и по дну, и не по дну.
Их сразу же перестанут взрывать. А существовать теперь будут только высокие технологии. Они определят лицо этой планеты.
И будет оно, видимо, японским. Флот наш не выпустят из баз, авиация не покинет землю, памятники демонтируют везде, а вокруг наставят ракетные установки – вот что нас ждет, господа менеджеры. А все потому, что очень вы надеялись на то, что вечно будете из земли все качать, и совершенно загнали в угол отечественную науку. И останется у нас только космос с космическими туристами, жующими на орбите жвачку. Да и то летать туда вы будете только по графику, согласованному с Польшей, у которой вы никак это несчастное мясо не купите. Все, господа! Наступает новая эра.
* * *Люди в России всегда служили, и служили они больше по внутреннему зову сердца, чем по зову государства.
Вот и флот в России когда-то был. Большой флот. Но остался от него только праздник – День Военно-морского флота. В этот день принято поздравлять друг друга, вот я всех и поздравляю и желаю здоровья, долгих лет.
А флот возродится.
Флот – это же не только железо.
Флот – это люди.
И на флоте они замечательные.
Если они из моря не вылезали, все утюжили его и утюжили, то нет цены им в обычной жизни – очень это надежные люди.
Только бы они у стенки не стояли.
У стенки флот стоять не должен.
Гниет он.
И люди на нем гниют.
Не их это вина, это их беда.
Флот – он ведь для моря предназначен, и по-другому у нас не бывает.
У пирса – матрос не матрос, и старшина не старшина, и боцман не боцман, и командир у пирса не командир, а адмирал у пирса – это что-то такое, такое, такое разэтакое, что и говорить об этом совершенно не хочется.
