Роберт Ладлэм - Дорога в Гандольфо

— Я тоже, — ответил Дивероу. — Когда ты приведешь себя в порядок, мы зайдем ко мне в номер, и я переоденусь.

— Хорошо. Я застегну пуговицы на твоей рубашке и завяжу тебе галстук! — усмехнулась Энни и поспешила в ванную.

Дивероу, как был нагой, поднялся с софы и, набросив на плечи полотенце, подошел к небольшому столику, на котором на серебряном подносе стояли бутылки. Налив себе немного шотландского виски, он задумался над житейской философией Мака Хаукинза.

«Если ты попытаешься слишком уж изменить свою внешность, то... лишь запутаешься вконец».

Что ж, неплохо. Во всяком случае, все учтено.

Маленькая белая лампочка, находившаяся на небольшом панно, у двери в номер Дивероу, между красной и зеленой, была включена. Сэм и женщина могли видеть ее на протяжении всего того времени, что они шли по коридору к его номеру. Это означало, что у главного входа его ждет какое-то послание.

Дивероу негромко выругался.

Черт побери, похоже, что Женева не скоро сотрется в его памяти! И Хаукинз даровал ему только одну спокойную ночь.

— У меня тоже горела такая лампочка после обеда, — заметила Энни. — Я увидела ее, когда вернулась, чтобы переобуться. Это означает, что тебе должны звонить.

— Или оставили послание...

—. Что касается меня, то мне звонил муж из Санта-Моники. И я позвонила ему сама. Ты знаешь, что в Калифорнии было только восемь часов утра?

— Весьма мило с его стороны встать так рано и звонить тебе.

— Как бы не так. Насколько мне известно, у него в Санта-Монике два дела: ресторан и девица. Но ресторан в восемь часов не открывается, — прости меня за такие подробности. Я полагаю, что Дон просто решил удостовериться в том, что я и в самом деле укатила за семь тысяч миль.

Энни простодушно улыбнулась ему. А он не знал, что ответить, поскольку все было ясно.

— Похоже, у него и впрямь есть основания для проверки.

Сэм зажег свет в прихожей. В гостиной и так уже горел свет, поскольку, уходя пять часов назад, он не выключил его.

— Мой муж страдает от умственного расстройства, характерной чертой которого является тяга к дешевым девкам. Как адвокату, тебе известны подобные случаи. И он одержим только одной идеей: как бы не попасться с одной из них. Я, как ты понимаешь, говорю не о моральной стороне дела: ему плевать на мораль, лишь бы все было шито-крыто. Я говорю о финансовой стороне. Он до смерти боится, что суд заставит его заплатить большие деньги, если я решусь выйти из игры.

Они вошли в гостиную. Сэм хотел сказать что-нибудь, но так и не нашел, что именно, поскольку все было опять ясно. И он выбрал самое безобидное:

— Я думаю, он не в своем уме.

— Ты приятный парень, но тебе не следовало бы говорить это. Хотя, я полагаю, это самое мягкое из того, что ты бы мог сказать.

— Давай поговорим о чем-то другом, — перебил он се, указывая на кушетку и чайный столик, на котором лежали газеты. — Садись, Я вернусь через минуту. И я не забыл о твоем обещании застегнуть мне рубашку и завязать галстук.

Сэм направился в спальню.

— Ты не будешь звонить вниз? — спросила Энни.

— Потом, — ответил Сэм уже из спальни. — У меня нет ни малейшего желания портить себе обед или наш поход в одну или две пивные, если они, конечно, будут еще открыты к тому времени, когда мы наконец выйдем.

— Мне кажется, тебе все-таки лучше выяснить, что это за корреспонденция. Вдруг что-нибудь важное.

— Самое важное для меня сейчас — это ты! — воскликнул Сэм, вынимая из шкафа вязаную куртку.

— А что, если там что-то экстренное? — не унималась женщина.

— Самое экстренное для меня сейчас — это ты! — повторил он, выбирая на другой полке рубашку в красную полоску.

— Я не могу не позвонить, или не прочитать оставленную для меня записку, или не ответить человеку, если даже я и не слышала никогда его имени. Это не очень вежливо.

— Ты не юрист, — возразил Сэм. — Ты когда-нибудь пробовала дозвониться до юриста на следующий день после того, как ты наняла его? Так вот, если ты когда-нибудь попробуешь сделать это, то сразу же столкнешься с его приученным лгать секретарем.

— Но почему? — спросила Энни, стоя в дверях спальни.

— Только потому, что он уже получил твои деньги и теперь рассчитывает на новый гонорар. А все твое дело, возможно, заключается в обмене письмами с другой стороной, не принимая во внимание иные объяснения. Но он не хочет осложнений.

Когда Сэм надел на себя рубашку в красную полоску, Энни подошла к нему и принялась не спеша застегивать ее.

— Ты слишком рассудочен. И здесь, в этой странной стране...

— Не такая уж она и странная, — улыбнувшись, перебил ее Сэм. — Я бывал тут раньше. И не забывай, что я — твой гид!

— Но ведь ты только что вернулся из Женевы, где тебе, судя по всему, досталось...

— Ничего страшного: я же выжил.

— И сейчас кто-то отчаянно разыскивает тебя...

— Что значит — отчаянно? Я не знаю никого, кто был бы столь отчаявшимся.

— Ради Бога, перестань! — Женщина, застегивая воротник, потянула за него. — Такие вещи действуют мне на нервы.

— Почему?

— Да просто потому, что у меня развито чувство ответственности!

— Но ты тут ни при чем. — Сэм был несколько озадачен. Энни воспринимала все очень серьезно. И это вызвало у него недоумение.

В этот момент зазвонил телефон.

— Слушаю вас!

— Мистер Сэмюел Дивероу? — услышал Сэм уверенный голос англичанина.

— Да, это Сэм Дивероу.

— Я ждал вашего звонка...

— Я только что появился у себя в номере, — перебил его Сэм, — и еще не ознакомился с оставленными для меня записками. Кто вы?

— В данный момент вполне достаточно просто телефонного номера.

После короткой паузы Сэм заявил раздраженно:

— В таком случае вам придется ждать всю ночь: я не говорю с номерами.

— Послушайте, сэр, — последовал взволнованный ответ, — вам ведь больше никто не должен звонить.

— Это звучит слишком нахально, я думаю...

— Думайте все, что вам угодно, сэр! Я очень спешу, с трудом лишь выкроил время для вас. Где бы мы могли сейчас встретиться с вами?

— Не уверен, хочу ли я этого! — произнес резко Сэм, — И вообще, Бейзил, или как вас там еще, я советую вам катиться к чертовой матери!

Теперь пауза возникла на другом конце провода. Сэм даже мог слышать тяжелое дыхание. Но через несколько секунд «телефонный номер» заговорил:

— Ради Бога, пожалейте старого человека! Я не сделал вам ничего плохого!

Неожиданно Сэм проникся жалостью к незнакомцу: тот слегка хрипел и, судя по всему, был в отчаянии. И тут он вспомнил свою последнюю беседу с Хаукинзом.

— Так это...

— Пожалуйста, без имен!

— Хорошо, обойдемся без имен. Как я вас узнаю?

— Легко. Я думал, вам это известно.

— Нет. Но мы, по-видимому, должны встретиться где-то еще?

— Да, конечно. Я полагал, что вы и об этом знаете.

— Да хватит вам все об одном и том же! — Дивероу испытывал к Хаукинзу точно такое же раздражение, какое он испытывал к англичанину, с которым говорил по телефону. — Вам надо самому назначить место встречи, коль скоро заходить в «Савой» вы не собираетесь.

— В гостиницу я не могу прийти. И я благодарен вам, что вы согласились встретиться со мной в другом месте. У меня есть несколько зданий в Белгрейвии. Одно из них — «Хэмптон-Армс». Вы знаете, где это?

— Найду.

— Хорошо! Я буду там. Квартира сорок семь. Чтобы добраться до Лондона, мне нужен один час.

— Не торопитесь. Мне не хотелось бы встречаться через час!

— А когда?

— Когда закрываются в эти дни пивные?

— В полночь, а некоторые где-то около часа... — Вот черт!

— Что вы сказали?

— Я встречусь с вами в час.

— Прекрасно! Охрана будет предупреждена. И запомните: квартира сорок семь — и никаких имен!

— Сорок семь.

— И принесите бумаги, Дивероу...

— Какие?

Пауза на этот раз была дольше, а дыхание англичанина тяжелее.

— Этот чертов договор, ты, осел!

Энни не только не выказала неудовольствия в связи с тем, что их ужин будет непродолжительным и Дивероу придется покинуть ее, но и, как показалось Сэму, отнеслась к его решению весьма одобрительно.

Сэм удивлялся происходящему все меньше и меньше. И если «почему» все еще ускользали от него, то «что» становилось все яснее.

Он договорился с Энни, что пропустит с ней на ночь по стаканчику спиртного, как только вернется в отель. Заявив, что время не имеет для нее никакого значения, она дала ему ключ.

Такси остановилось прямо перед «Хэмптон-Армс». Сэм назвал номер квартиры, и привратник провел его какими-то потайными ходами через служебные помещения, небольшую буфетную и грузовой лифт к искомой двери.

Некто весьма зловещего вида, с характерным для северных районов странным акцентом, потребовал удостоверение личности и затем повел Сэма через буфетную, просторную гостиную и коридор в небольшую, плохо освещенную библиотеку, у окна которой, в тени, сидел маленький пожилой человек с отталкивающей внешностью. Дверь закрылась. Дивероу остался стоять, приспосабливаясь к освещению комнаты и глядя на восседавшее в кресле уродливое ископаемое.