Irena-Barbara-Ioanna Chmielewska - Лесь (пер. И.Колташева)
После этого известия Лесю сделалось плохо. В его голове стрельнуло сильнее, и одновременно он услышал биение своего сердца. Если бы ему сказали, что уже двенадцать сорок четыре, или хотя бы двенадцать ноль одна, он признал бы, что все пропало, все потеряно, ничего уже не удастся сделать, и автоматически освободился бы от всякой ответственности. Он мог бы вернуться на диван и снова в отчаянии уснуть. Но в этой кошмарной ситуации у него оставалось еще шестнадцать минут, которые он должен! должен!!! был посвятить какой-то ужасной, неслыханно интенсивной деятельности, но он не в состоянии был эту деятельность развернуть!
Свою деятельность он начал с того, что перевернул кресло и сбросил на пол телефон. Затем он потратил несколько бесценных минут на упорное и бессмысленное натягивание на ноги своей куртки вместо брюк. Затем он сорвал в ванной вешалку с полотенцами. Потом разбил два стакана, один вазон и лампочку в опрокинутом торшере. Следующим его шагом было выбрасывание наружу содержимого полки в шкафу, где он шарил, бессмысленно желая найти чистую рубашку, а также содержимого шкафчика с обувью, где с непонятным упорством искал щетку для обуви. Наконец, он выбежал на лестницу в одиннадцать пятьдесят один с плащом в руках и в страшно грязных, вымазанных засохшей глиной туфлях. С первого этажа ему пришлось вернуться назад, закрыть входную дверь, а затем снова вылететь на улицу.
К киоску, продающему билеты тото-лотко, он приехал через пять минут на такси, если бы улица не зияла пустотой в обе стороны. Поэтому он помчался вперед галопом, и в двенадцать шестнадцать ткнулся в наглухо закрытые двери желанного помещения.
Итак, его усилия окончились. У него теперь было много времени на размышление, сожаление и планирование дальнейших действий. Теперь он сколько угодно времени мог колебаться, удивляться, выговаривать себе, рассматривать свои намерения и стараться исправить положение.
Прежде всего, очевидно, необходимо было ликвидировать это стреляние в голове, которое наполнило его до такой степени, что оглушало даже чувство постигшей его катастрофы.
На шум в голове был только единственный способ, и этот способ Лесь применил без малейшего колебания. Он только немного подумал, что ему выбрать: бар «Под Аркадами» или рыбный бар на Пулавской, и быстро решился на последний, так как воздух в том направлении казался ему более свежим. Он оторвался от враждебных, отталкивающих закрытых дверей, к которым прислонился плечами, и пошел на юг.
Выпитый на голодный желудок первый глоток подействовал на него чудотворно. Мысли Леся начали собираться с удивительной ясностью. И здесь уже не было места на сомнение или какие-то глупые надежды. Он пропал. Самым обыкновенным образом пропал, и теперь уже на всю жизнь. Не было никакого сомнения, что на не высланные билеты обязательно выпадет миллион, и этот миллион он должен будет вернуть своим коллегам. Каким способом и когда, он не мог себе представить, но в конечном счете знал наверняка, что теперь он является конченным человеком, который потерял все. Человеческое доброжелательство, какая-либо надежда на уважение окружающих, жена, дом, Барбара… Даже мечтать о Барбаре он уже не имеет права! Это конец. Ничего его уже не спасет! Он пал на самое дно!
Человек, который потерял все, естественно, больше ничего уже не может потерять. Лесь стал именно таким человеком. После третьего глотка он окончательно оценил свое положение и почувствовал даже некоторую гордость, что ему так интересно удалось прыгнуть в пропасть. В него влился дух отчаяния. Уже без боязни и дрожи он сунул руку в карман выгреб оттуда все деньги, предназначенные неизвестно для чего, и пересчитал их. Из общественных двух тысяч четыреста и его собственных двухсот злотых остались не больше тысячи трехсот, не считая тех мелких, которые должен будет оставить здесь, в баре. Остальные подверглись дематериализации.
Обыкновенное сидение в баре казалось ему недостойным человека, так морально падшего. Необходимо было сделать что-то большее, что-то мощное, что-то, что могло было бы стать вершиной уничтожения его жизненной карьеры.
Он вышел из рыбного бара и направился в северном направлении. Возможности, которые скрывались в центре метрополии, и северное направление полностью отвечали состоянию его духа. До сих пор у него было множество недостатков, но он был порядочным человеком. Теперь он перестал им быть. Он сравнил не принадлежащий ему миллион с принадлежащими ему тысячей сто злотых. Миллион, выигранный в проклятое тото-лотко, и тысяча сто, предназначенное на этот выигрыш. У него остался мизер, который жег ему карман.
Необходимо было избавиться и от этого мизера. Поскольку черти забрали столько, то пусть забирают и все остальное с ним заодно. Избавиться немедленно, без колебания, без сожаления и окончательно! Только с фантазией! С шумом! С фанфарами! Если падать, то падать с хорошего коня!… Коня!!!
Лесь вдруг остановился. К остановке подъезжал автобус с надписью «Бега». В него входила небольшая группа людей, но внутри было еще достаточно места.
– Коня!!! – забушевало в душе у Леся дерзко и бунтующе.
Подтолкнутый категорическим требованием вдруг разъяренной души он двинулся к автобусу. Подтолкнутый затем категорическим желанием контролера он двинулся к кассе. Затем настало время привести в порядок свои мысли.
Его душа требовала многое. Поэтому он купил самый дорогой билет за тридцать злотых, протиснулся мимо пустого входа и влез на трибуну. Программа бегов ничего не говорила о том, с чего можно начинать, поэтому покупать ее не было смысла. Правда, входной билет тоже ему ничего не давал, но его, к сожалению, необходимо было купить, чтобы войти на трибуну.
Лесь оказался посреди беснующейся в эмоциях толпы, которая старалась в самое кратчайшее время расстаться с возможно большим количеством денег. У самого выхода стояли два человека, один из которых хватался за голову и стонал:
– Эта четверка! Эта чертова четверка!…
А другой, молча, с унылым выражением, рвал на мелкие кусочки большое количество бумажек и бросал их на пол.
На Леся действовал не только дух отчаяния, но и алкоголь. Царящая вокруг атмосфера подействовала на него очень сильно. Он уже видел игровые салоны, кучи банкнотов на столах, горящие глаза, услышал звон золота, крики крупье… Монте Карло!…
– Моему деду посчастливилось в Монте Карло!… – подумал он с гордостью.
Но мысли его вдруг оборвались, ибо он никак не мог решиться на что-то. Что сделал тот дед в Монте Карло?… Потратил? Все спустил? Растратил?… Он ведь точно так же мог и выиграть. Правда, немного нехорошо было то, что Лесь вообще не мог припомнить ни одного счастливого выигрыша в своей семье, даже вспоминая прадеда.
Но мысль о дедовской фортуне в Монте Карло была такой сильной, что выпирала наружу, и он должен был ее немного затолкнуть внутрь. Желая пройти вперед, он наткнулся в толпе на какую-то преграду и с гордостью сказал:
– Моему деду посчастливилось в Монте Карло!…
Отсутствие ответа, касающегося судьбы счастья снова остановило его и он вопросительно посмотрел на то что-то, что его задержало и не ответило на его возглас. Это что-то было элементом конструкции трибуны, естественно выказавшее полное равнодушие к счастью Лесева деда. Он брезгливо и с некоторой долей недоумения осмотрел преграду, которая вопреки всему оказалась не человеком, и пошел дальше.
– Моему деду посчастливилось в Монте Карло!… – звенело в его душе громко, сентиментально и взволнованно.
Обойдя два этажа и переждав очередной забег, смысл и результаты которого остались ему неизвестными, он вспомнил, что пришел сюда тратить остатки денег и чести. Выбрасывание денег горстями на террасу перед трибунами не было для него привлекательным, при том у него крутилась мысль, что дед в Монте Карло как-то иначе поступал. Дед, вероятно, делал ставки… Ну, так и ему необходимо ставить! Все равно на что!
Обнаружив место, где люди платили какие-то деньги, и избегая малейшего беспокойства, он подошел к кассе, где стояло меньше всего людей. Не обращая ни малейшего внимания на зеленую надпись над кассой: «100 зл.», он беззаботно вытащил из кармана двести злотых и подал их пани в окошке, повторяя то, что услышал от предыдущего игрока:
– Два-один пять раз.
– Пятьсот злотых, – сказала пани, задерживая в своей руке билеты и протягивая к Лесю руку с его двумястами злотых.
– Что? – бессмысленно спросил Лесь.
– Пятьсот злотых. Еще триста.
Лесь пожал плечами, ибо ему показалось нетактичным поведение этой пани, принуждающей его к трате денег в ином темпе, чем он себе представлял, но сунул руку в карман и достал еще триста злотых. Он спрятал пять билетов с зелеными надписями и, избавившись от пятисот злотых, повернулся в направлении, куда тянуло его больше всего.
