Феликс Кривин - Гиацинтовые острова
У креветок тоже бывает большая любовь, когда супруги верны и неразлучны до смерти. Ради этой любви они еще личинками забираются в губку и там вместе растут. И когда вырастают — уже не могут выбраться.
Теперь им ясно, что они не покинут друг друга. Что у них такая любовь — на всю жизнь. Они сами себя приговаривают к пожизненной любви, и им ничего не остается, кроме семейного счастья.
Подумать только: какие-то муравьи, какие-то удильщики и креветки — и какая большая любовь! Да, конечно, внешность не имеет никакого значения, и тот, кто придает решающее значение внешности, рискует впасть в ошибку, потому что слишком часто внешность бывает обманчива.
У Слепня удивительные глаза: огромные, блистающие всеми цветами радуги. На такие глаза хочется смотреть и смотреть. Смотреть и думать. О чем? Да хотя бы о нем, о Слепне. Вернее, о ней: когда говоришь о глазах, лучше думать о ней. Об этой представительнице отряда двукрылых, подотряда короткоусых, семейства слепней.
Ослепительные глаза!
А как прекрасны, но в то же время опасны эти глаза, когда они загорятся любовью! Когда обладательница этих глаз начнет обзаводиться семьей, к ней лучше не подходить, если вы не хотите, чтоб вас укусили. Только что вы с ней сидели и смотрели в ее глаза (ослепительные глаза!) — и вот уже она бросается на вас и кусает вас. Ни за что. Просто потому, что она собирается стать матерью, передать по наследству свои удивительные глаза.
Потом она успокоится: любовь к детям — любовь спокойная, хотя приносит тоже много хлопот. И вы сможете опять смотреть в ее ослепительные глаза, не подозревая, что вас принимают совсем за другого. Например, за автобус. Или за телеграфный столб. Они слеповаты, эти ослепительные глаза, но это им прощается. Разве важно, чтоб они видели? Важно, чтоб их видели.
Вот что бывает, когда мы переоцениваем внешность. И все же как приятно ее переоценивать! И как грустно, как мучительно грустно сознавать, что твоя внешность ни для кого не подарок!
Кстати, о подарках. Хотя они и являются главной принадлежностью разумной любви, но от них не должна отказываться и любовь безумная. Крачка, например, принимает любовь только в виде подарка. Ей преподносят рыбку, и если она ее примет, то это и значит — любовь. И она бережет эту рыбку, как берегут любовь, и съест ее лишь тогда, когда поймет, что ничего, кроме нее, от любви не осталось.
А Кулик? Когда его прекрасная половина высиживает птенцов, он не летает невесть где, а ждет, когда понадобится его помощь. И тогда он является, долго кланяется жене, предлагая ей какой-нибудь камешек (важен ведь не подарок, а внимание), и, продемонстрировав, какой он примерный муж, начинает демонстрировать, какой он отец: садится в гнездо и по-матерински высиживает потомство. Вот какая замечательная семья у Кулика. Видно, он не зря хвалит свое болото.
Правда, смотря какая попадется жена. Жены тоже попадаются разные.
Паука Кара-Курта иногда называют Черной Вдовой. Но правильней вдову его называть Черной Вдовой, потому что она всю жизнь носит траур по Кара-Курту. Даже еще не встретившись с Кара-Куртом, она уже носит траур по Кара-Курту — вот какая это примерная вдова.
Недаром Кара-Курт бросает родной дом и бродит по дорогам в поисках той, единственной, которая согласится стать его вдовой. И вступает с другими каракуртами в жестокие схватки — за право обзавестись собственной вдовой, которую он будет любить до смерти. Потому что сразу же за любовью его избранница устроит ему смерть.
Но иногда ей хочется продлить семейное счастье, и она не устраивает Кара-Курту смерть, а устраивает ему жизнь, которая, впрочем, мало чем отличается от смерти. Кара-Курту кусок в рот не лезет, и он так и доживает свой век без куска, вспоминая свой последний холостяцкий кусок и другие холостяцкие радости. Лучше б она сразу его съела: носить траур по живому — унизительно и пагубно для живого. Кара-Курт, по которому носят траур, уже не Кара-Курт.
Так стоит ли продлевать эту семейную жизнь? Любовь должна быть не на жизнь, а на смерть, чтобы сразу о любовью наступала смерть, — вот тогда это будет истинно безумная любовь, в отличие от любви неистинной, то есть разумной.
Исследуя далее проблему любви, следует обратить внимание вот на какое обстоятельство. Хотя женщина и мужчина в любви составляют как бы две стороны медали, но стороны эти противоположны, и очень важно, какая из них станет лицевой. При так называемом патриархате мужская сторона повернута к свету и является лицевой, а женская, оборотная, борется за то, чтоб ее повернули к свету. Когда же ей удается этого добиться, то оборотной, то есть отвернутой от света, становится мужская сторона.
У пятнистых трехперсток настоящий матриархат: жены дерутся на поединках, умыкают мужей и приводят их в свое, женой построенное, жилище. Здесь украденному мужу предстоит высиживать птенцов, а жена упархивает в неизвестном направлении и находит нового мужа и нового отца для новых детей, чтобы бросить их потом для отца и детей еще более новых… И сидят в гнездах брошенные отцы, нянчат брошенных детей и ждут: может, кто-нибудь их умыкнет? Может, найдется какая-нибудь самоотверженная трехперстка, возьмет их вместе с чужими детьми? Это непременное условие — вместе с детьми, потому что отец у пятнистых трехперсток — это не мать, настоящий отец никогда ребенка не бросит.
К сожалению, дети часто отвлекают нас от безумной любви. Хотя они и хороши сами по себе, но от безумной любви они все же нас отвлекают. Обратите внимание на колюшковых рыб — что происходит с их прекрасной многоцветной любовью.
Колюшка — настоящий светофор: он загорается зеленым и красным светом. Зеленым — для той, единственной, которая к нему приплывет: скорей приплывай, Колюшка тебя ждет, Колюшка открывает тебе дорогу! А красным — для всех врагов и соперников: путь закрыт, соблюдайте правила уличного движения!
Если правила удастся соблюсти, у Колюшки появится вскоре семейство. Едва построив гнездо, он тут же заталкивает в него подругу: сиди и мечи икру.
— Уже?
Подруга разочарована: среди красных и зеленых цветов появляется цвет, о котором она не подозревала.
Но в Колюшке уже проснулся отец. Он загоняет подругу в гнездо и зажигает красный свет: выход из гнезда воспрещается!
А потом он выгоняет ее из гнезда, чтобы самому присмотреть за икрой, потому что если не присмотреть за икрой, то из нее неизвестно что вырастет.
И дети вырастают. После всех бессонных ночей они наконец вырастают, и их никак не научишь различать цвета, не заставишь понять, что нельзя, а что можно. Колюшка готов их съесть, потому что в нем по-прежнему не дремлет отец, он готов их по-настоящему съесть, раз уж их воспитать невозможно. Но ведь это такие дети — не очень-то их и съешь, они разбегаются, расплываются, как будто Колюшка им совсем не отец. И Колюшке начинает казаться, что он не отец, и от этого ему становится грустно…
— Я же говорила: не нужно было метать, — напоминает подруга.
Колюшка смотрит на нее — долго, внимательно, словно впервые заметив ее после долгой разлуки… И — зажигает зеленый свет:
— Иди! Мечи!
И заталкивает подругу в гнездо. Потому что отец в нем опять проснулся.
Да, если б не дети, какая бы у нас была безумная любовь! Но, с другой стороны, какой бы она имела смысл, если б не дети?[43]
И все же мы мечтаем о безумной любви, не ограниченной никакими практическими соображениями. Какие уж тут соображения, когда приходит — да нет, не приходит, а вторгается в нас, все в нас перекраивая и преображая, — безумная любовь?
Пример тому — вызывающая улиточка Тетис.
Улиточка Тетис ходит по поверхности воды, бросая вызов законам о хождении по водной поверхности. Более того, она ходит не сверху, со стороны воздуха, а снизу, со стороны воды, бросая вызов законам о хождении вниз головой — опять же добавим: по водной поверхности.[44]
И при этом она еще светится. Чтобы всем было видно, как она тут живет.
Вся жизнь улиточки Тетис — сплошной вызов. И не только жизнь. Смерть ее тоже вызов. Улиточка Тетис умирает от любви.
Она мечет икру и сразу же умирает. На пороге семейной жизни, самой важной фазы любви, она умирает от любви, бросая вызов всем законам любви…
Другие улитки остаются без головы — и то не умирают.[45] А тут — смешно сказать! — от любви…
Улиткам, которые всю жизнь ползают по земле, этого не объяснишь. Они не понимают, как это можно ходить по водной поверхности, да еще вдобавок вниз головой, да еще вдобавок зачем-то светиться, а главное — что совсем уж нелепо — умирать от любви… Нет, конечно, им этого не понять.
А как объяснить им, что такое истинная любовь? И как самим понять, что такое истинная любовь?
Вот к каким мы приходим выводам:
